Наш подъезд и Перестройка. Часть 1

Наконец-то и до нашего подъезда докатилась Великая Перестройка. «Ура-а-а-а!» — закричали все жильцы сплочённо, ибо лозунги были правильные. Тут же выбрали Совет подъезда в составе тех, кто был поязыкатее, а самого башковитого утвердили председателем. Приняли грозную резолюцию с осуждением бюрократизма, тоталитаризма, антисемитизма, СПИДа и водки как напитка, глубоко чуждого трудящемуся человеку. И зажили «по-новому».

— Б-б-б-ум!.. Б-б-б-ум!.. Б-б-б-б-ум!.. — гулко ударили барабаны, созывающие на общее собрание жильцов подъезда. «Кто не придёт — тем отключат горячую воду!» — предупредили из жилуправления. Пришли все.

— Товарищи! — полоснул с трибуны кинжальным взором самый башковитый. — Я вам торжественно докладываю: от передового человечества мы отстали аж на три версты!.. А кто повинен?.. Командно-административная Система повинна, это она до неузнаваемости, понимаете ли, исковеркала замечательнейшие основы ленинского социализма!..

Так долой её, трижды проклятую!.. Сплотимся вокруг знамени подлинного марксизма-ленинизма и дружно ударим по догматизму, сексотничеству, планово-бесплановой экономике, угнетению малых наций и спаиванию алкоголем широких, если я правильно понимаю, масс и слоёв человеческого фактора!.. Даёшь демократию без вседозволенности, плюрализм в рамках социалистического выбора, обильный и дешёвый рынок без буржуев-эксплуататоров, всеобщее процветание без нищеты и безработицы, а также высокую зарплату при низких ценах и отдельный этаж каждой советской семье к 2000-му году! Ура!

— Ура-а-а-а-а! — закричали все сплочённо, ибо лозунги были правильные. Тут же выбрали Совет подъезда в составе тех, кто был поязыкатее, а самого башковитого утвердили Председателем. Приняли грозную резолюцию с осуждением бюрократизма, тоталитаризма, антисемитизма, СПИДа и водки как напитка, глубоко чуждого трудящемуся человеку. (Под аплодисменты легко было принято и предложенное

Председателем решение запретить продажу алкоголя вообще). Затем полностью и навеки разрешили свободу слова, печати, митингов, собраний и размышлений на любые незапрещённые законодательством темы. Под воздействием столь неудержимого торжества демократизации вперёд вышли трое мужиков и одна юркая пенсионерка, и привселюдно покаялись в том, что в эпоху проклятого застоя именно они в подъезде занимались сексотничеством, докладывая начальству обо всех грехах и тёмных делишках своих соседей. Раскаявшихся сексотов тотчас от всей души простили, про себя всё ж таки подивившись: кого-кого, а этих — ни за что не заподозрили бы!..

С митинга расходились убеждёнными, что на смену сумрачным будням наш Подъезд наконец-то посетила сплошная полоса праздничности.

К единственному еврею в Подъезде, толстому флегматичному фотографу Жоре, выстроилась очередь желающих похлопать его по плечу со словами: «Ну что, брат Жора, кончились твои мучения, а?.. Теперь ведь ты у нас не угнетённая нация… Теперь у нас и ты — Человек!..»

— Угу… М-да… Конечно… Спасибо.. Тронут… весьма тронут… Очень-очень рад! — почему-то кисло отвечала бывшая жертва антисемитизма, морщась от увесистых хлопков. Всю последующую ночь фотограф-нацмен беспокойно проворочался в постели, размышляя про будущие перемены в своей жизни, а наутро — проворно помчался в ОВИР оформлять выездные документы, и спустя самое короткое время благополучно умотал от перестройки в надёжно — далёкий Израиль. Соседи по-доброму посмеялись над трусоватой глупостью Жоры и быстро о нём забыли. Не до того им было — крутые перемены стремительно надвигались на Подъезд.

По указке Председателя магазинные полки ломились от накопленных за десятилетия застоя припасов, всюду бурлил нерастраченный энтузиазм, зарю новой жизни радостно приветствовала молодёжь, ветераны взволнованно выдыхали из себя воздух и обличающее тыкали перстами в давно уж взятые ими на заметку и подлежащие немедленному устранению недостатки нашей действительности. Ну а члены правящего авангарда при встречах теперь троекратно лобызались и обменивались ритуальными приветствиями: «Ленинизм воскрес!», «Воистину воскрес!» Курсу на революционные реформы одобрительно аплодировал из книжного шкафа Председателя запертый там сине-томный Ильич. Великие надежды окрыляли!

— Даёшь живительные ветры перемен! — посоветовавшись со своими советниками, определил Председатель. На лестничных площадках где открыли, а где и просто вышибли окна, и могучие сквозняки загуляли по этажам. Иные из жильцов основательно простудились от этого, некоторые даже умерли, но в целом — дышать стало привольнее, от чего в мозгах прояснело и законтачило. Глотнувшим воздух свободы гражданам многое увиделось по-новому, но каждый немножко побаивался нашего самого гуманного в мире законодательства, и воздерживался от публичной критики основ существующего строя. Все ждали: кто — первым?.. И наконец нашёлся храбрец, хлебнувший для бодрости тройного одеколона (водки-то в магазинах не сыскать!), и опосля робко пискнувший из тёмного угла изменённым голоском:

— А не виновата ли в нашем отставании и КПСС — благодетельница?..

Сказал — и сразу же поседел от ужаса, а народ затаил дыхание, ожидая, что сейчас амбалы в штатском, легко вычислив крикуна в темноте, уволокут его на каторжные галеры. Но прошёл час, другой, третий… Никто никого не хватал и не волок!.. Люди поняли: таки да, свобода!.. Это убило страх и родило уверенность.

— Правильно! Дело мужик говорит! — закричали сразу со многих сторон. — Мы, вестимо, мать-КПСС любим и всё такое, но пущай покается за некоторые прежние свои деяния, а этих, гнилушек — партаппаратчиков, чтоб всех — в шею!

Завидев такой беспримерный разгул критицизма, правящие члены бросились к Председателю, требуя от него жёстких мер к очернителям и клеветникам. Но Председатель, для начала громко покаявшись на сине-томном Ильиче в своей сыновей верности заветам Великого Октября, от каких — либо репрессалий категорически отказался, мотивируя это тем, что опорочить-де наши великие завоевания всё равно никому не удастся — они ведь у каждого перед глазами! — и народ наш, истово влюблённый во всё коммунистическое, на поводу у антикоммунистов не пойдёт, «так чего их бояться?! много чести этим господам!..» Отсюда вывод: никакой паники, будем твёрдо вести перестройку прежним курсом, легко догоним и перегоним ныне процветающий Запад, — пусть уж он нас потом догоняет!..

Успокоенные члены вернулись в свои политические окопы, доты и дзоты, а Председатель для дальнейшего улучшения всего и всех распорядился ускорить движение лифта, дабы тем самым убыстрилось и всё остальное. мысли, слова, свершения…Лифт засновал вверх-вниз вдвое быстрее, но при этом начал издавать какие-то подозрительные звуки, очень напоминающие храп загнанной лошади. Несмело прозвучало мнение, что от чрезмерных перегрузок лифт может выйти из строя, но Председатель весёлым хохотом и весомыми цитатами из Ильича убедил всех, что теоретически это невероятно, а практически — невозможно.

Не все в этот раз ему поверили, однако, — три немца, двое татар, два грека, один армянин, три поляка и один молдованин, почему-то назвавшийся румыном, скорёхонько оформили документы и умотали за кордон. Факт этот остался незамеченным, поскольку именно в этот день Председатель велел маленько подвысить всем зарплату, и повеселевшие трудящиеся бросились в магазины обменять свои подлинневшие рубли на продукты и товары.

Видать, в расчётах оказалась какая-то ошибка, потому что рублей оказалось в наличии вдвое больше, чем того, что было в магазинах, и прилавки с витринами вмиг опустели. Вслед за этим куда-то улетучилось и желание работать («какой смысл надрываться, если на зарплату всё равно ничего не купишь?!»), сменённое зудящим в ладонях хотением требовать, разоблачать, клеймить, возмущаться, митинговать и бастовать до упора.

Сама собою родилась и окрепла главная идея: ничто не изменится к лучшему, пока не будет устранено центральное зло, и это ничто иное, как — правящий авангард!.. Чего только теперь не говорили о КПСС — негодяйке!.. В её адрес со всех сторон полетели критические стрелы, копья, ядра и бронебойные снаряды.

Броня трещала и отваливалась целыми кусками. Из смятённых партийных рядов бежали первые дезертиры, причём — все заметили! — никто за это не сажал их и даже не проводил с ними профилактических бесед!.. Донельзя изумлённые члены правящего (пока что) авангарда метнулись к Председателю с воплем: «Наших бьют!», но Председатель встретил их безмятежной улыбочкой знающего нечто такое, чего не знают все остальные.

— Ничто не поставит под угрозу наше великое дело, ибо оно — бессмертно! — весело подмигнул он в сторону сине-томного Ильича. — Хотя я и допускаю на секундочку, что когда-нибудь — в далёком будущем — объективная логика событий приведёт к тому, что мы таки откажемся от своей навеки руководящей роли, и введём что-нибудь вроде многопартийности… А чего нам бояться, если мы точно знаем, что торжество коммунизма — неизбежно?.. А раз — так, то тогда любая дорога, по которой мы двинем, неизбежно приведёт нас к одному и тому же — к коммунистическому обществу!.

От таких еретических прогнозов правящие члены аж рты разинули.

А Совет Подъезда на следующий же день, разумеется, отменил вовек руководящую роль и ввёл многопартийность. Председатель возражал против такой торопливости, но почему-то делал это без присущей ему убедительности, и его впервые не послушались…

Продолжение следует

Автор: Владимир Куземко, специально для «УК»