“В начале июля 2014 года был освобожден Славянск, Бахмут, шло продвижение в сторону Донецка. Это секторы “А”, “В” и “С”. На территории сектора “Д” наши войска дошли уже до границы и там было очень много позиций. Несмотря на это, специфика региона была такой, что во всех населенных пунктах, в т. ч. пограничных Зеленополье, Ровеньках, Дмитрове, Амвросиевке – не было наших гарнизонов.
Как воевал спецназ ВСУ в российско-украинской войне …
Наши позиции находились за пределами населенных пунктов. Смысл был какой? Наше командование не хотело использовать в боевых действиях населенные пункты и жилые зоны. Это было правильно, но осложняло ситуацию, то есть большинство населенных пунктов контролировалось сепаратистами и российскими коллаборантами. Это не могло не влиять на ситуацию. Поэтому в районе Амвросиевки стояла наша база, где располагались в т. ч. спецназовцы. Но в самом городе было пусто. Наши позиции находились в районе Дмитровки и там, где надо было обеспечивать логистику, проход на пограничную зону. В таких условиях приходилось действовать. В таких условиях российские наемники проводили, в частности, “гуманитарные” операции, такие, как вывоз украинских детей в Россию”.
Алексей Пугачев – один из тех, к кому обратился директор Амвросиевского учебного заведения с криком о помощи. Поскольку россияне хотели вывезти 62 ребенка в Россию, руководитель учебного заведения пришел к военным, которые согласились помочь и буквально за считанные минуты спланировали операцию. Как все было, руководитель эвакуации рассказал в студии программы “Тайны войны” на “5 канале”.
Валерия Лутковская, которая в 2014 г. была Уполномоченным по правам человека Верховной Рады, обратилась к руководителю пограничной службы ФСБ России, генерал-полковнику Владимиру Кулишову по поводу возможного нарушения прав украинских детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки.
Лутковская сообщила об очередной попытке похищения украинских детей-сирот и возможного перемещения их без надлежащих документов на территорию РФ. Омбудсмен в письме подчеркнула, что детей из Амвросиевского интерната удалось вывезти в безопасное место. Однако 11 июля 2014 года вооруженные люди ворвались в Марьинскую школу-интернат, где находилось 54 ребенка, в т. ч. 9 выпускников. Под угрозой расстрела заставляли директора согласиться на вывоз детей в Россию. Не получив необходимых документов, под угрозой применения силы все дети и директор около 1:30 часов ночи были вывезены в школу-интернат №1 г. Донецка, где также находится 93 ребенка, в т. ч. 11 выпускников.
По информации омбудсмена Украины, 12 июля на руководителей обоих интернатов давили, директор Донецкой школы-интерната №1 была госпитализирована. Несмотря на то, что согласия на вывоз детей-сирот из указанных учреждений за пределы Украины, подписанного руководителями и заверенного нотариально, не было. Руководителям учреждений сообщили о том, что дети будут отправлены в РФ без документов.
– Более 100 детей хотели вывезти на территорию России, из которых 62 вам удалось спасти. Считаете ли вы себя героем в этой истории?
– Я думаю, что нет.
– Почему?
– На моем месте так, я считаю, сделал бы каждый офицер Вооруженных сил Украины.
– Если вспомнить июльские события 2014 г., то вы в составе 3-го полка спецназначения находились в секторе “Д”, в Амвросиевке.
– Мое подразделение с марта по то время действовало в секторе “Д”, практически с конца марта – начала апреля. Мы действовали в районе приграничном с Россией, то есть в Успенке, Дмитровке, Степановке. Где-то с начала мая мы базировались в Амвросиевке и из того населенного пункта действовали по выполнению разведывательных и спасательных задач.
– Были ли у вас контакты с местными жителями. Все же директор пришел к вам за помощью. Он знал, что там стоит украинская армия.
– Где-то в начале июля пограничники располагались в Амвросиевке – пограничный отдел. Полиции как таковой или милиции тогда в городе фактически не было. Наши войска находились у населенного пункта вдоль пути Успенка – Гусовка – Котениково – Иловайск – Харцызск. То есть в самом городе остались только мы.
– А какая ситуация была в городе? Он еще был подконтрольный или уже не был подконтрольный нам?
– Несмотря на то, что на всех картах АТО этого времени город располагался условно на территории, контролируемой противником, как такового противника в городе не было. Город жил жизнью прифронтовой или территории близкой к “серой зоне”, но присутствия противника там не было. Враг периодически мог действовать в этом городе, но мы действовали параллельно с ним. Город достаточно большой, у нас были изрядно ограниченные ресурсы. Я не скажу, что мы контролировали город в целом.
– Но очевидно, если уж вражеская сторона давала соответствующие распоряжения на учебные заведения, чтобы вывезти детей на территорию России, то ясно, что там какие-то влияния были на местное население.
– Да. Все наши войска в то время находились несколько южнее. Что касается северной стороны – тот край, где Снежное, Шахтерск – то там располагались боевики. С той стороны наших войск не было. Там было периодическое присутствие наших разведывательных органов, но постоянного присутствия в то время наших войск там не было.
Какой была мотивация Владимира Хоботова, директора Амвросиевского интерната? Почему он обратился к украинским военным и что руководило им, когда он решил тайно эвакуировать детей с опасной территории?
“Конечно, я очень волновался за жизнь детей. По приказу областного управления образования, я должен был 26 июня вывезти их в Святогорск на оздоровление. Но когда начались все эти события, дети испугались. Не поняли, что происходило вокруг. Блокпосты ограничены, прекратилось железнодорожное движение? Я начал обращаться к перевозчикам. Едва услышав о Донецке, Славянске – даже разговаривать никто не хотел. Уже вооруженные люди с автоматами бегали. Обратиться было не к кому. Мне уже поступают факсограммы из Донецка, что детей нужно вывозить в Ростовскую обл., будто бы на оздоровление.
Я для себя хорошо понимал, что потом из Ростовской обл. их никто не вернет на территорию Украины. Я же отвечаю: “Я же опекун по приказу, отвечаю за жизнь и здоровье детей”. Конечно, на тот момент я очень волновался за них, был в отчаянии. Хоть пешком, хоть куда их вести. И тогда я вспомнил. Человек 12-15 – это армейская разведка. Они определенные задачи боевые выполняли. Они стояли в военкомате. Я пришел вечером. Переговорил, мол, так и так”.
– Когда к вам обратился Хоботов, тогдашний директор учебного заведения?
– Где-то вечером, около 17-18 ч. он постучал в ворота, я к нему вышел, он обратился за помощью.
Он мне показал документы, которые поступали из Донецка. К тому времени Донецк был полностью контролируемый противником, сепаратистами. Они там создали какие-то фиктивные министерства, и руководствуясь этим, рассылали бумажки в территориальные подразделения. Одним из территориальных подразделений был Амвросиевский интернат. Он получил в течение последних нескольких дней несколько приказов подготовиться для эвакуации в Россию в связи с боевыми действиями. Ну и там какая-то чепуха, касающаяся нацистов, бандеровцев, “Правого сектора” и все такое. Довольно привычные нарративы российской пропаганды как 2014 года, так и ныне.
– Директор сказал: “Помогите мне эвакуировать детей”?
– Да. Директор пришел и сказал, что если мы ничего не сделаем, то на следующий день их вывезут в Россию.
– Как восприняли эту новость с точки зрения не только человеческой, но и точки зрения военного? Вы же понимали, что это могли быть какие-то засланные казачки, завербованные или, может быть, засада, или еще что-то? Возникали такие мысли?
– Таких мыслей не было. Я бы не сказал, что у меня была какая-то паранойя относительно отношений с этим человеком. Было видно, что человек взволнован. Кроме того, я работал в этом районе довольно долго и имел некоторые понятия, кто есть кто. Имел возможность проверить и уточнить информацию, которую он предоставил.
– Какими были ваши дальнейшие шаги? Вы ему не отказали, сказали что поможете ему.
– Во–первых, я провел расчет времени и отдал предварительное распоряжение личному составу своего разведывательного отряда.
У меня было две разведгруппы спецназначения: моя группа и группа из первого отряда, тоже моего полка. Я осуществлял руководство этим сводным подразделением, то есть поднял людей и отдал предварительное распоряжение по подготовке действий в составе разведывательных органов. После этого вышел на связь с руководством сектора, тогда еще с полковником Грищенко. Его решение было однозначное: “Да, мы должны вывезти интернат на подконтрольную территорию”. Он мне поставил задачу выйти в расположение этого интерната, занять там оборону и ждать колонну, которая должна была прийти утром. Погрузить этих детей и сопровождать на безопасную территорию.
– Сколько у вас было времени на подготовку? С момента, когда сказали: “Да, мы выполним эту операцию” и до момента, когда отправились на территорию интерната.
– Где-то час, не больше. То есть в то время мы находились в постоянной готовности.
Владимир Хоботов, тогдашний директор Амвросиевского интерната, вспоминает:
“Дети четко понимали, что они – Украина.
У нас перед этим летом сбили самолет с десантниками – и погиб наш ученик, Сергей Кривошеев, ему только 18 лет было. Он сам пошел добровольцем. Дети его слушали с открытым ртом, он приходил на линейку, на самоподготовку. Уже в форме, десантник. Особенно ребят это увлекало – все в украинскую армию хотели. И когда он погиб, остались его брат и 2 сестры. Детей это поразило.
И когда пришли украинские бойцы, дети бегали за ними, в рот заглядывали. Говорю: “Все, будем спать спокойно, мы в надежных руках под прикрытием”. Они поужинали вместе с военными. Все было очень тепло, спокойно. Спокойно легли спать”.
– Вы прибыли на территорию интерната – люди в военной форме, с оружием. Как на вас дети реагировали?
– Довольно нормально. Многие из них воспринимали это как некую игру. Там не было отторжения, они воспринимали это как игру или что-то такое.
– Я так понимаю, ночь прошла спокойно, вы дождались до утра?
– Да, ночь прошла спокойно. Где-то около 6:00 утра пришла колонна 82-й бригады, пришла колонна с разведчиками и пришли два комфортабельных больших автобуса. Где их Грищенко взял? Я до сих пор не понимаю, где он во время войны нашел эти автобусы, но где-то нашел.
Все погрузились, я возглавил колонну и мы отправились.
Владимир Хоботов рассказывает: “Урал” военный – поставили пулемет на кабину. Одна “Нива” и один БТР. И все это с украинским флагом. Амвросиевка небольшая. С украинским флагом погрузили детей, вывозят. Это шок был для города – не побоялись.
А везде трасса перекрыта, все блокпосты… только благодаря военной разведке Алексей какими-то своими тропами, по балкам … и говорит водителю: “Вы сможете ехать 60 километров?”. А он улыбается: “Мерседес! Мы и 120 будем ехать”. А когда поехали по балкам, бездорожью… дети, по моему впечатлению, как участники боевика, фильма. В окна смотрят – украинский флаг на БТРе развевается, тут же сухой паек. Они до конца не осознали, что это война.
Честно говоря, я до конца не понимал, что это уже настоящая война. До сих пор не понимаю, почему стесняются войну войной назвать. Ну это же война!”
Маршрут, по которому двигалась эвакуационная миссия украинских детей, – это более 200 км бездорожья, минуя вражеские блокпосты. Каким был этот путь, рассказал военный аналитик Александр Сурков:
“Эвакуация детей из Амвросиевского детского дома была не такой простой операцией, как кажется. В первую очередь, потому что линия разграничения проходила очень близко к госгранице. То есть если бы русские узнали тогда, что детей выводят из Амвросиевки, они могли бы пойти даже на то, чтобы выдвинуть на перехват этой колонны свою группу из России. Почему это было для них важно? Потому что тогда эта политика вывоза детей в Россию стала одной из идеологических столпов Кремля. Всем известна “доктор Лиза”, которая вывозила детей – ее пиарили на каналах. То есть вывоз детей украинцами для них был, как кость в горле.
Поэтому первая часть маршрута проходила по очень опасной территории: до н. п. Гранитное, в котором расположился тогда штаб 72-й бригады Головного подразделения. То есть эта часть относительно безопасна, около 10-20 км от трассы Донецк – Мариуполь. Почему это важно? Несмотря на то, что эта трасса была под нашим контролем, тогда продвигался очень разный транспорт. Если бы в Донецке узнали, что такая группа идет, могли под видом шахтеров, которые едут из Донецка/Луганска (а такие ездили постоянно автобусами) запустить ДРГ-группу, которая могла бы напасть на колонну что-то спровоцировать. Поэтому от Гранитного до трассы шли боковыми дорогами. Вышли на трассу – а там уже относительно безопасная часть к Розовке, где их ждали.
Специфика этой операции в том, что она была тихая, наши спецназовцы очень хорошо знали оперативную обстановку, логистику, местность. Поэтому смогли провести группу так, что не было ни одного выстрела, не было ни одной потери. На самом деле это и есть настоящий подвиг”.
– 200 км из точки А до точки Б. Как вы рассчитывали этот маршрут и как прокладывали путь, учитывая какие риски?
– В основном путь был проложен по территории, контролируемой нашими войсками. На некоторых участках дороги мы ехали объездными путями, потому что основными путями двигались колонны войск, чтобы не пересекаться. Однако дорога прошла без происшествий, мы доставили их в н. п. Розовка (Запорожская обл.) – и уже там их встретили представители местной власти. Я их передал, сфотографировались на память. Мы развернулись и пошли в обратную сторону, в операционную зону для выполнения задач.
Владимир Хоботов рассказывает: “Мне постоянно звонили из “Департамента”, там пришли уже эти самозванцы. Одна представилась: “Я замминистра Коровина. Куда вы везете детей?”. Говорю: “Я везу на территорию Украины (ну и тут, в принципе, Украина) на оздоровление”, – “Вы получали приказ, что отправлять надо в Ростовскую область?”. Говорю: “Получал, но не знаю, кто дает эти приказы. Я не знаю вас и не подчиняюсь вам”. Она говорит: “Насчет вас вопрос решен – по приезде будете расстреляны. А детей возвращайте, вам это сохранит жизнь”. Но я думал о спасении жизни детей, а не своей”.
– Был ли у вас план Б на случай, если бы вас ждала засада или был бы нападение. Рассматривали ли вы такие варианты?
– Мы всегда рассматриваем такие варианты. Для этого я лично следовал в голове колонны на отрыве от основных сил около 1-3 км, в зависимости от участков с целью обнаружить засаду или подразделения противника. Чтобы мы своими действиями могли дать время основным силам колонны развернуться, остановиться или двигаться в обратную сторону.
– Эвакуация детей не является вашей прямой обязанностью как спецназовцев. Почему вы согласились на это? Что вами двигало?
– Знаете, грани между прямым и косвенным долгом офицера спецназа или офицера Вооруженных сил в этой ситуации довольно размыты.
Я считаю, что это обязанность любого порядочного человека, независимо от того, где он служит – в Вооруженных силах, Национальной гвардии или других силовых структурах. Поэтому и мы, и руководство сектора поступили так, как требовала совесть.
– Когда вы выехали за пределы Донецкой области, то есть когда уже поняли, что война где-то там осталась. какие у вас были эмоции?
– Мы поняли, что все, что война осталась (за спиной – ред.), когда мы пересекли трассу Мариуполь – Донецк. То есть это еще была Донецкая область, но за трассой Мариуполь – Донецк война не была ощутимой. Если до этой трассы попадались часто военные колонны, блокпосты и слышно было, что пахнет войной – то когда мы пересекали трассу, это уже были тыловые районы, где войны не ощущалось.
– У вас было какое-то облегчение, чисто человеческое?
– Да. То есть все как-то… после трассы мы уже встали на нормальную дорогу и поехали.
– Сколько времени занял этот маршрут?
– В тот же день до темноты мы вернулись в Амвросиевку.
– Когда вы вернулись в Амвросиевку, чувствовали ли вы там, видели, слышали, возможно, как-то получали информацию относительно этого события? Боевики были озадачены тем, что детей вывезли?
– Я лично такой информации не получал. Однако знаю, что когда наши войска были вынуждены отступить с этой территории после открытого вторжения войск РФ на нашу землю, то директор этого интерната был схвачен и его подвергали пыткам за это.
Владимир Хоботов вспоминает те страшные события: “Приехали автоматчики, наемники, их было 5 или 6, забрали меня и повезли в дом мэра города бывшего, который уехал. У них там уже свой штаб, БТР стоял. Начали допрашивать, угрожать. Предъявили мне три момента: что я не снял свой украинский флаг, который так и висел на флагштоке – то есть островок Украины был еще. И портрет Сергеев. Они приехали: “Что это такое? Укроп. Забрать, разбить”.
И главное – что я не выполнил приказ, а вывез детей на территорию Украины.
И что наиболее парадоксально и дико, может, звучит, но тогда же пропаганда Путина–Гебельса, распятые мальчики – это из той же серии. Мне заявили, что я детей на органы вывез в Украину, что будут потрошить детей, а вшивать раненым воинам. Сейчас это сложно понять и поверить в это, но тогда вполне серьезно с автоматами снуют: “Подписывайте!”. Пришел офицер ФСБ и спросил: “А это кто такой?”. Они говорят: “Директор школы–интерната, такие вот претензии…”. А он говорит: “Нас не поймет местное население, если мы будем учителей бросать в подвалы”.
– А как вы, как военный человек, оцениваете его поступок? Что бы вы сказали о нем?
– Я считаю поступок героическим. Человек сознательно рисковал своей жизнью. И после этого остался на неподконтрольной территории, был схвачен боевиками. Он четко понимал, на что идет. Они могли его искалечить или убить – это очень просто для них. Насколько я знаю, этот человек проживает на нашей территории. И я считаю, что за свой героический поступок он должен быть отмечен на государственном уровне. Но я знаю, что этот человек не отмечен – и это проблема. Потому что человек рисковал своей жизнью, не побоялся того, что с ним будет. Он мог ничего не делать, а потом сказать: “А что я мог? Они приехали, забрали. Я же гражданское лицо, автомата, пистолета у меня нет”.
Он нашел выход и сделал свое гражданское дело до конца. Как гражданин Украины.
– Но так же и вы могли его послушать, сказать: “Да, мы вам поможем или не поможем”, – и пойти дальше выполнять свои задачи.
– Понимаете, это весьма существенное значение для государства – его будущее. Дети – это будущее государства. И если мы хотим выиграть эту войну (а мы ее выиграем), то должны бороться за сердца и умы людей, за их души. И за молодежь. И оставить этих детей на территории, подконтрольной противнику, – я бы не смог.
– Можно ли говорить, что военные – это исключительно о военном компоненте в ведении войны?
– Чтобы противодействовать противнику на всех уровнях, во всех сферах, военнослужащие Вооруженных сил Украины должны делать не только военное дело, а еще и бороться за сердца людей, которые проживают на этой территории. Если мы получим их поддержку, то победим.
Источник: 5 канал
