Что в больницу, что – на погост. Записки легочного больного

Двадцать лет назад я служил в Средней Азии, где то ли из-за всеобщего бардака, то ли из-за особенностей географического расположения – степь да степь кругом – с мебелью было туго. Воспоминания о «милой» сердцу Советской Армии мне навеяла… днепропетровская больница №16, точнее – ее торакальное отделение, где табуретка и тумбочка служат людям письменным и обеденным столом. И это еще – цветочки… 

В наше время и врагу не пожелаешь заболеть и угодить на больничную койку. Хуже всего приходится тем, у которых, скажем, нет родственников или друзей. Впрочем, о чем это я? Ведь пациент не обязан надеяться на родных и близких. И не в том смысле, что последние могут плохо разбираться в медицинских нюансах. А прежде всего потому, что статья 49 нашей самой лучшей и справедливой в мире Конституции гарантирует каждому гражданину страны бесплатное лечение за счет государства и без чьей-либо помощи.

Больница начинается с торговли

Первое, что довелось увидеть в приемном покое – кавказца, торгующего якобы японским постельным бельем. «Принимателям» в белых халатах, а равно как и азиату в грязных джинсах, явно не было дела до моих проблем, а потому во время вялотекущего процесса оформления необходимых для поступления в стационар документов они живо обсуждали принадлежность иероглифов на простынях тем или иным производителям.

Еле дыша (к слову, впоследствии мне поставили диагноз «правосторонний пневмоторакс», при котором у человека нормально функционирует лишь одно легкое), я объяснил работнице больницы, что, мол, торговцев надо бы изгнать из медицинского храма. Слуги красного креста удивились возмущению больного. На меня посмотрели, как на инопланетянина, после чего попросили пересесть за другой стол.

Наивный, я решил было, что после непринужденного «допроса» и «перекрестных» переговоров о важности нового постельного белья во время экономического кризиса мне выдадут халат, полотенца и тапочки – помнится, раньше в больницах это было нормой. Но какое там! Вместо выдачи «обмундирования» мне предложили внести в фонд больницы 30 гривен.

– С какой стати? – недоумевал я. – Ведь еще никто не знает, останусь ли я здесь или меня переведут в другую клинику.

«Белые халаты» вновь посмотрели на меня как на существо из другой галактики и, осуждающе покачивая головами, отправили на третий этаж – в торакальное отделение, значит. «Ну что ж взять с убогого?» – громко подумали мои «благодетели».

Подниматься по длинным лестничным пролетам мне было не под силу, и я решил воспользоваться лифтом, у двери которого висело многообещающее объявление: «Только для тяжелобольных». После вызова прошло минут пятнадцать. То есть за это время даже с одышкой я смог бы трижды подняться и спуститься.

Когда же лифт, наконец, пришел, вместе со мной «прокатилась» явно не тяжелобольная работница медучреждения. Вместе с лифтером они с неприкрытым возмущением поглядывали на мой вполне здоровый вид, показывая, что недоумевают, отчего это двухметровой детине вздумалось воспользоваться элитным сервисом. И лишь святые с репродукций икон, которыми в изобилии украшен лифт, понимающе смотрели на меня. Первым я ничего объяснять не стал, а вторые и так все знали…

Палата почти №6

После краткого осмотра заведующим отделением меня «оформили» в палату № 5. «Черепашить» по длинным коридорам пришлось недолго, и вот я уже около заветной койки. А прилечь действительно хотелось – легкое ныло, так сказать, не по-детски.

Автоматически разложив прихваченные с собой предметы быта в полуразрушенную тумбочку, я уж было решил улечься, но когда взглянул на постельное белье – опешил. Грязнейший матрац едва прикрывали короткие простыни. И то и другое, а также не источающая благовоний подушка – в старых засохших кровавых пятнах. Казалось, всему этому «добру» было не меньше лет, чем самой больнице, а о методах удаления крови с простыней местные прачки никогда даже не догадывались.

Идти к заведующему отделением было трудно, но нужно. И я пошел.

Невозмутимый Николай Дука выслушал претензии «инопланетянина», и вопрос о переселении с «кровавого Марса» на «Землю» был решен.

Новое место «жительства» с номером семь вдохновило буквально с порога. Особенно радовала табличка над дверью: «Палата ИВОВ» – для инвалидов Великой Отечественной войны, значит. К несчастью, мечты так и остались мечтами.

Розетки, к которым подключали аппаратуру, вакуумом откачивающую всякую дрянь из организма, – расшатаны так, что электрическую вилку с трудом можно было вставить для получения контакта. Тумбочки настолько древние, что по ним можно изучать историю социализма. Что до освещения – из трех предполагаемых источников света работал только один. При этом лампочка горела так тускло, что тоска больных только усиливалась.

На четыре койки для ветеранов (последних, кстати, за то время, пока я лежал в палате №7, так и не довелось увидеть) оказался всего один (!) стул. Ближайшее зеркало – в коридоре. Что же касается стола, то он вовсе отсутствовал. Впрочем, как не было его и в простых, не элитных палатах. А принимая во внимание тот факт, что столовой в торакальном отделении нет, питаться пациентам приходится в палатах – на тумбочках или стульях…

Кормежка из пищеблока на 1,5 грн. в день

Назвать едой то, что нам давали на завтрак, обед и ужин, язык не поворачивается. Кормежка – вся несоленая, а ходить за ней надо было самим больным, многие из которых, напомню, «привязаны» трубками к аппаратам.

В меню эдакие пустые, то есть не на бульоне (это – роскошь!), супы с картошкой, редкой морковкой и разваливающейся вермишелью, на второе – перловая каша типа «дробь 16» или те же макароны, но и то и другое – без масла. Хлеба, сказали, положено по кусочку. Ну и «венец творения» – напиток а-ля чай с сахаром.

Дерзнул я как-то спросить, почему блюда пресные, на что работница пищеблока отвечала:

– Больным соль не положена.

Правда, мне все же удалось выпросить «белую смерть». Когда одна сердобольная женщина из пищеблока мне отсыпала ее из стеклянной солонки (такие еще при СССР были), ей-богу, хотелось плакать.

Чуть придя в себя от болезни (и доктор Дука – профи, да и в таких условиях организм как-то сразу мобилизуется), я поинтересовался, почему не дают мясо, рыбу, масло или хотя бы молоко. Мне ответили, что обычных больных кормят на 1,5 грн. в сутки, и, дескать, за эти деньги ничего толком купить нельзя.

Когда слухи о «голодном» журналисте поползли по больнице (слава идет впереди нас?), меня удостоил аудиенции сам шеф пищеблока. Пожилой мужчина исправил коллег и сказал, что кормят нас на 2,5 грн. в сутки, но, конечно, этого недостаточно. А вот на просьбу ознакомить меня и других больных с нормами питания – то бишь показать официально утвержденную Минздравом или, на худой конец, облздравом таблицу, в которой расписано, сколько, когда и чего нам положено – адекватной реакции не последовало.

Кормить нас продолжали тем же. И еда продолжала напоминать корм, который в рамках какого-то странного ритуала трижды в день приносят на просмотр людям, большинство из которых есть блюда с пищеблока, естественно, отказывались.

Примечательно, что мои «пищевые» требования даже вписали в историю болезни (!!!), однако указали там все же сумму 1,5 грн.

– Я в тюрьме сидел при Союзе – за частное предпринимательство, – вздыхая, рассказывал лежавший со мной рядом под капельницей «инвалид ВОВ» Владислав, – так там даже в штрафном изоляторе кормили лучше – и масло было, и мясо. Да и баланда была получше, и бегать за ней не надо было – приносили, и стол был в камере. А тут, чтобы принести себе обед, надо трижды сгонять на пищеблок. Больница, блин…

Несмотря на написанное выше, стоит отметить, что определенные элитные условия в палате №7 имелись. Например, чистое постельное белье. Помимо этого, в ней, в отличие от других «мест жительства» пациентов, был умывальник с горячей и холодной водой и холодильник. Последний – общий для всех, так что народная тропа к нему не зарастала. И что с того, что он гремел по ночам, как полтергейст? Зато до передачи «с воли» – рукой подать.

Позднее, во время сдачи крови из пальца на анализ, мне предлагали заплатить 2 грн. за какие-то перчатки. Потом одна из медсестер спрашивала, где мой шприц.

– Обычно, – говорю, – я со шприцами хожу. Но сегодня что-то не срослось… А у вас что – нету?

– Нет, нам больные дают…

В несколько тысяч гривен обошлась операция моему соседу по палате М. После такого сообщения вопросы «Какая Конституция?!» или «Куда идут наши налоги?!» звучат риторически, и до ужаса привычно.

Восьмые чуда света

Поистине восьмым чудом света показалось мне рентген-отделение, где в чистом, приятном глазу помещении установлено новейшее оборудование. Право, как-то не вязалось это «райское наваждение» с запущенным мужским туалетом, на стенах которого за долгие годы скопился внушительный слой смолы и никотина. Нет, курить в торакальном отделении, как и везде на территории больницы, строго запрещено. Только никого из имеющих пагубную привычку пациентов это не останавливало. Медики же, видимо, привыкли к «милым шалостям» больных с недугом легких и закрывали глаза на то, что в коридор сквозняком вытягивало дым. И грозно, и нелепо выглядело затянутое гарью объявление в туалете (язык оригинала): «Мужчины! Оправляйтесь в унитаз, а не напол».

Но более того, не вязался рентгеновский Эдем с «чудными» аппаратами для вакуумной откачки крови, кои, по словам одной из медсестер, поставлены были в больницу в 90-х гг. прошлого века.

– Запчастей на них никогда не было, вот лампочки и не горят, – сетовала сотрудница больницы.

В общем, «чудит» в больнице и медицинская аппаратура. К моему удивлению, почувствовал себя чудом и я. Однажды, вернувшись с пытки… простите, – из зловонного и прокуренного туалета, сосед по палате сообщил мне, что меня искал лечащий врач.

– И что он сказал? – спрашиваю.

– Спросил: «А где это чудо?»

Но чудо просто так не появляется, согласны? Например, для «роспуска» больных «на выходные» по причине отсутствия воды (которую в городе, кстати, перекрывали несколькими днями позже) народ писал типа объяснительные записки на специальных бланках с «вбитой» жирным шрифтом причиной «по семейным обстоятельствам», и когда люди разъехались… через пару-тройку часов и горячая вода появилась, и холодная. Оперативно, но не в масть. И врачи хорошие есть, а лечить некого…

Где вы, спонсоры?

Думаю, статья вполне может стать эдаким звоночком для спонсоров. Так вот им хотелось бы посоветовать начинать с элементарного для больниц: скажем, закупки мыла, белья, полотенец, урн, зеркал и туалетной бумаги. Да и окна бы утеплить, а то подушечкой приходилось щели законопачивать.

Думаю, никто не будет спорить, что в чистоте человек быстрее становится на ноги и ни за что не станет оправляться мимо унитаза – на пол, стену или еще куда. И пусть в больнице еще есть старая аппаратура, дела-то: розетки закрепить да лампочки поменять!

Ну а уж если олигархи-меценаты раскошелятся на телевизор или радиоприемники – цены им не будет. А то из всех развлечений у нас с соседом по палате, музыкантом Стасом, был разве что прусак, однажды пойманный во время обеда на тумбочке-столе.

Вместо эпилога

Когда я писал эти записки, в ручке неожиданно закончилась паста. Спросить карандаш у персонала я не решился. А проходя мимо православного храма, расположившегося на втором этаже больницы, только еще раз перекрестился.

Упаси вас Бог заболеть. Не время, товарищ! Чудесный кризис в головах.

P.S. Чуть не забыл: господа медики, табличку о том, что «верхнюю одежду надо сдавать в подвале», просьба перевесить с третьего этажа на первый, а то как-то не аккуратненько. Еще лучше – растиражируйте и расклейте лозунги о том, что «Здоровье – ценность государственная!» или «Здоровье каждого – богатство всех!». А то подзабывать стали…

Олег Климов, ЛИЦА