Сирота социальная

В России дети, чьи родители пропали, но официально не признаны пропавшими, не могут получать никакой материальной поддержки от государства.  Несколько лет назад детский дом № 64 в Кемерове расформировали, так как двух воспитанников выкрал педофил, а при расследовании этого преступления была выявлена такая тонна нарушений, что проще оказалось закрыть это учреждение, чем их расхлёбывать.

Преступление и наказание

«Часов в 12 ночи подъехала машина, меня и Ягунова разбудили, посадили в неё и повезли на кладбище. Дали лопаты и говорят: «Копайте себе могилы». Я испугался и говорю: «Что вы делаете?» Один из братьев достал пистолет и ткнул его мне в спину. Я начал копать. Было холодно, февраль. Потом мне говорят: «Ложись в могилу и притворись, что ты мёртвый. Чтобы того пацана поучить». Я не хотел. Тогда он начал пистолетом махать. Я лёг, подвели Ягунова.

У него началась истерика: друг на дне могилы. Они стали хохотать на всё кладбище — видимо, пьяные были… Наконец они говорят: «Всё, вылазьте». Нас посадили в машину и говорят: «С вами ничего не было. Если кому скажете об этом, будете уже не копать могилу себе, а лежать в ней». И привезли обратно. Потом сразу ко мне подошла Наталья Владимировна, сказала: «Идите умывайтесь, потом ко мне в кабинет». Там она нам сказала: «Всё, забудьте про это, и я тоже забыла. А если скажете кому, доказать всё равно не сможете».

Эта история — не описание криминальных «разборок» между бандитами. Так воспитывали ребят в детском доме № 64 г. Кемерова, в 2007 году Руслану Решетникову и Андрею Ягунову было тогда по 15 и 14 лет. Люди, заставившие их копать могилы, — сыновья психолога из этого детдома.

Детские дома сейчас (не все, разумеется, большинство из них) представляют собой гигантскую мясорубку, которая перемалывает судьбы детей в труху. И главная причина этого — бесконтрольность. Никто и ничего не сделает сотруднику детского дома, если с ребёнком что-то случится.

План по уничтожению детских домов

Руслан Решетников никогда не был пай-мальчиком. Ему не с кого было брать пример. Он часто сбегал из детдома, да и приворовывал. Впрочем, воруют в детдомах почти все. Как-то Руслан и Женя увидели на лавочке спящего пьяного — рядом с ним валялся сотовый телефон. Ребята недолго думая его забрали. Их психолог Наталья Владимировна Свистунова увидела этот телефон, поинтересовалась, где ребята его взяли. Услышав о воровстве, сказала: «Выбирайте: или в милицию пойдём, или здесь будем наказывать». Конечно, выбрали детдом — с милицией никто не хочет связываться. У Свистуновой было два сына, которые часто приходили в детдом к матери, наказывали детей по её требованию, если они шалили, — им-то и поручили наказание. А сотовый телефон Свистунова оставила себе.

Брату Руслана Жене тогда было 14. Он видел, как брата увозили ночью и как он вернулся с утра весь грязный. Он рассказывает, что на нём «лица не было». Слышал в ту ночь, как отъезжала машина с ребятами, и друг Руслана Костя Жук. По словам ребят, все в детдоме — и взрослые, и дети — всё знали: куда возили, зачем. Но никто никому ничего не расскажет — страшно.

Несколько лет назад детский дом № 64 расформировали, так как двух воспитанников выкрал педофил, а при расследовании этого преступления была выявлена такая тонна нарушений, что проще оказалось закрыть это учреждение, чем их расхлёбывать. Но «психолог» Наталья Владимировна Свистунова продолжала много лет работать с детьми — до осени 2010 года она числилась в детдоме № 2. К сожалению, как только Наталья Владимировна услышала о том, что я хотела бы взять у неё комментарий по поводу её работы в детских учреждениях, она заявила, что не может говорить, попросила перезвонить, после чего не брала трубку. При последней попытке получить от неё разъяснения трубку взял её муж, который ответил, что его супруга не желает общаться с журналистами. Кстати, муж играет роль не только агента по связям с общественностью при своей жене: некогда он также работал охранником в детдоме № 64 и, по свидетельствам, бил детей.

Эпизод с кладбищем — далеко не единственная жестокость, допущенная по отношению к мальчикам. По вине опекунов и чиновников двое уже совершеннолетних братьев живут в полной нищете.

Проблема детей, содержащихся в детских домах, приютах и школах-интернатах, а также беспризорных детей – вечный бич нашего общества, злокачественная опухоль на теле больного социума. Актуальности своей эта проблема никогда не теряет, а в период экономического упадка в стране и повального обнищания украинцев она принимает ещё более критические формы.

Украина занимает второе место в Европе, после России, по количеству беспризорников, в настоящее время их по различным оценкам около 27 тысяч, и никаких тенденций к улучшению ситуации, увы, пока наблюдать не приходится. Да и кто их может вообще пересчитать – на выборы-то власть не может пересчитать своих избирателей и правильно внести в списки, а тут ещё какие-то дети-беспризорники…

Дважды брошенные украинские дети-сироты

Сироты

Братья Решетниковы попали в детский дом очень рано. Руслану было 8 лет, Жене 7, а Денис был совсем маленьким. Их мать работала в депо сибирского городка Тайга Кемеровской области — красила поезда. Потом её уволили. Мать пошла воровать — надо было как-то кормить троих детей. А потом вышел из тюрьмы отец и спалил их дом. Рассказывает 18-летний Женя, средний брат, об этом уже без особых эмоций, так, как будто всё давно пережито. Почему отец это сделал, неизвестно. Может, пьяный был, а может, в обиде на мать. Мать вскоре посадили за воровство. «Как-то мать ушла, её не было недели две», — рассказывает Руслан, старший. «Мы жили одни. А потом приехала милиция и нас забрали. Как она выглядела, я уже не помню. На улице бы не узнал. И фотографий её нет — в детдом не разрешают брать личные вещи».

С 2000 по 2005 год в России зарегистрировано 15 случаев убийства или покушения на убийство приёмного ребёнка его усыновителями. При этом за эти годы российские граждане приняли в семью меньше детей, чем иностранцы. За 15 лет, начиная с 1991 года, в России погибло 1,22 тыс. усыновлённых российскими гражданами детей, из них 12 человек были убиты своими усыновителями. По данным МВД, ежегодно 2 тыс. детей погибает в семьях от насилия родителей.

Круговорот сирот

Мать вышла из тюрьмы и пропала. Из тюрьмы от неё пришло только одно письмо. Оно не сохранилось. Женя тоже написал ей, но уверен, что оно не дошло: «Она бы ответила», — говорит он. Недавно Руслан сам ездил в Тайгу и искал там следы мамы — безрезультатно. Её так и не нашли. Отец же в делах детей вообще никак не фигурирует, так как официально мать замужем не была. То есть фактически Решетниковы — сироты. Однако государство их таковыми не признаёт. Почему? Потому что мать должна быть официально признана без вести пропавшей. Для этого опекун ребят, то есть соцпедагог, должен был объявить её в розыск. Если милиция её не обнаруживает и суд признаёт её без вести пропавшей, ребята получают статус сирот. Однако ни один из соцпедагогов трёх детдомов, в которых по очереди жили дети, не потрудился этого сделать.

Таким образом, у Решетниковых статус «детей, оставшихся без попечения родителей», так называемых «социальных сирот». Разницы между этими двумя статусами перед лицом закона почти нет, за исключением маленького нюанса: у них нет права на пенсию по потере кормильца. Это сумма от 3 до 4 тыс. рублей, которую выплачивают детям-сиротам ежемесячно. Для Кемерова это достаточно серьёзные деньги — средняя зарплата здесь составляет 6—8 тысяч. Пенсия идёт с рождения — таким образом, к выходу из детдома у детей по крайней мере есть деньги. «Социальные сироты» имеют право лишь на алименты от родителей, и это только в том случае, если родители их платят. По словам уполномоченного по правам ребёнка при губернаторе Кемеровской области Дмитрия Кислицына, получают алименты процентов десять сирот. Дети, родители которых не работают и ведут так называемый асоциальный образ жизни, не получают ничего.

От своей пропавшей матери Решетниковы, естественно, никаких алиментов не получают. Оба старших брата живут в общежитиях при училищах и получают ежемесячную стипендию в размере 720 рублей. Кроме того, им полагается сухой паёк. Питаются «Дошираком» и хлебом с растительным маслом.

Можно легко подсчитать, сколько денег ребята недополучили от государства: если считать выплаты по 2011 году, на троих выходит почти 2,5 млн рублей (пенсия по потере кормильца в 4200 рублей плюс 8% годовых по вкладам). Если даже по закону сейчас признать мать Решетниковых без вести пропавшей, то выплаты младшему начнут перечислять, а вот остальным двум братьям никакой пенсии полагаться так и не будет — они уже совершеннолетние. Никаких компенсаций в этом случае законом не предусмотрено. По суду можно получить деньги с соцпедагога, если доказать, что по его халатности произошёл материальный ущерб. А на государство в суд не подашь. Самое печальное, что случай Решетниковых — далеко не единственный в области.

Кто виноват?

Мы попытались разобраться, как же это произошло. Кто виноват в ситуации? Почему детей не признали сиротами? Есть ли мать? Были ли от неё письма? За свою недолгую жизнь ребята успели сменить три детдома, и искать виноватого было непросто.

Руслан — худенький юноша, голос робкий, ещё мальчишеский. Неуверенный и даже испуганный — видно, что много пережил. В его речи нет жаргона, тихий, алкоголя не употребляет — не скажешь, что был в тюрьме (в 16 лет он угодил в колонию за воровство). Оттуда остались татуировки на пальцах. При разговоре он прячет руку в карман. Он рассказывает:

— Соцпедагоги из детдома № 64 мне говорили, что родители у меня живы, всё с ними нормально. Что есть письма от них. Я говорю: «Покажите мне письма». А они: «У нас времени на это нет, потом». И так каждый раз.

Ни одного письма ни одному из братьев так и не показали.

Звоним бывшему директору школы-интерната № 64 кандидату в депутаты Жигулиной. Диалог получился странный, почти в стиле Кафки. Она признаёт, что никаких писем никогда не было. Но вопроса по объявлению родителей в розыск Эмилия Васильевна не понимает или не хочет понимать, внятного ответа дать не может. Психолога Свистунову Жигулина характеризует как «хорошего, положительного человека, болеющего за детей. Она всегда могла с ними поговорить. Начинала она с уроков физкультуры…»

Обращаемся к директору 105-го А.В. Серединой. На вопрос о том, почему мать Решетниковых не объявили в розыск как без вести пропавшую, Середина ответить не может и предлагает переадресовать его бывшим директорам 105-го детдома. Сама лично она мать не видела и писем от неё тоже. Середина недавно уволилась. По некоторым источникам, произошло это потому, что, когда между администрацией города и небезызвестным Артёмом Комиссаровым развязалась война, её «попросили» написать заявление, что Артём избил ребёнка в детдоме. Она отказалась. Тогда на её место администрация города назначила нового директора.

Звоним директору детдома № 1, в котором изначально находились ребята, Коряковой Н.Ф. На мой вопрос, не является ли основанием то, что Решетниковы не видели мать много лет, для подачи в розыск, Корякова признала, что да, является, «так и делается, это должно быть в их деле. Должен был быть ответ из милиции: маму разыскивают, нашли — не нашли». Тогда почему мать Решетниковых так и не объявили в розыск как без вести пропавшую? Корякова не может дать ответа на вопрос. Всего в её детдоме 135 воспитанников, из них всего 20 сирот, остальные — дети, оставшиеся без попечения родителей, такие же, как Решетниковы.

Тотальное неведение или нежелание разговаривать. Приходится обращаться в вышестоящие инстанции. Администрацией детских домов руководят органы опеки. В Кемеровской области функции опеки переданы департаменту образования. Заместитель начальника управления образования администрации г. Кемерова и начальник органов опеки Н.В. Григорьева на вопрос, видела ли она или кто-нибудь когда-нибудь мать детей, дала понять, что нет. Однако на все остальные, очевидно, неприятные для неё вопросы г-жа Григорьева отвечать отказалась, в агрессивной форме потребовав прислать ей официальный запрос. Ответа на этот запрос мы так и не получили. Григорьеву не раз ставило в известность о ситуации Решетниковых некое близкое к ребятам лицо, однако, как видно из тайной видеозаписи, сделанной этим лицом, она упорно отказывается признавать халатность, которую проявили органы опеки в отношении ребят.

«Если родители отсутствуют много лет, а их никто не разыскивал и в этом есть явная вина органов опеки и попечительства, они просто начинают уходить от этого неприятного разговора, потому что по большому счёту это подсудное дело — речь идёт о должностных преступлениях», — говорит Дмитрий Кислицын, уполномоченный по правам ребёнка.

Такие «оплошности» органов опеки, судя по всему, приобрели характер закономерности в Кемеровской области. По словам Кислицына, «такие случаи нередки. Мне приходится часто ездить по территории, по детским учреждениям. Когда я общаюсь с соцпедагогами, мне сообщают такие вещи, но это всё на уровне разговоров». Как подавать в розыск самим дети не знают, никто их этому не учит. По некоторым данным, несколько сотен детей-сирот таковыми не признаны.

Когда это всплывает на свет, социальные работники получают выговор за «халатное отношение», но при этом сам ребёнок не получает ничего. При этом всё это происходит с ведома областной администрации. Один из их сотрудников, пожелавший остаться неназванным, высказался так: «Искать родителей? А зачем они нам нужны? Где они — бог их знает. У ребят есть статус — оставшиеся без попечения родителей. Их права защищены — и жилищные, и имущественные».

Что стоит за их действиями — простая халатность или целенаправленная экономия государственных средств? Некто близко знающий детей и расследовавший ситуацию лично уверяет, что органы опеки дали негласное указание милиции розыск матери не производить. Кому выгодна невыплата пособий детям-сиротам?

Узнать, сколько за последние 2—3 года в Кемерове было судов по признанию родителей ребёнка без вести пропавшими, оказалось невозможно. По словам Кислицына, «для того чтобы понять, как обстоят дела по этому направлению, нужно объехать порядка ста учреждений по области, где находятся сироты, и каждое дело пересмотреть. Это колоссальная работа. Органы опеки сами в этом никогда не признаются. Если я сделаю запрос, ответят, что всё хорошо».

Беспредел

Количество нарушений, допущенное органами опеки и администрацией, в деле одного Руслана перечислять можно долго. На этой частной истории видно, насколько глубоко безразличны органам опеки Кемеровской области судьбы их подопечных, детей. Это просматривается во всех их действиях.

По закону до 23 лет за детдомовскими детьми должен присматривать соцпедагог. В случае с Русланом детдом № 64, из которого он попал в тюрьму, расформировали, и соцпедагога у него больше нет. Поэтому, когда Руслана незаконно пытались отчислить из 63-го училища, где он числился на первом курсе, — якобы на основании хулиганства, за него некому было заступиться. Руслана обвинили в том, что он разбил окна в общежитии, — при этом никто, включая милицию, принявшую заявление, разбитых окон не видел. На основании этого Руслана исключили из училища, хотя по закону детей, оставшихся без попечения родителей, отчислить можно только по очень веским основаниям и с обязательным предоставлением жилья или другого места учёбы. Только при поддержке вмешавшегося в дело Кислицына Руслана восстановили.

Областная администрация в курсе ситуации: в частности, это обсуждалось с Пахомовой Еленой Алексеевной, которая на вопрос о том, куда Руслану идти ночевать, когда его незаконно выселили из общежития, ответила, что её это не касается. Кстати, в паспортах обоих братьев адрес прописки — детдом, хотя по закону после 18 лет их должны прописывать в общежитии. Ещё одно нарушение.

После нелёгких баталий органы опеки всё-таки поставили братьев на очередь на жильё, но в г. Тайге, за 400 км от Кемерова, хотя ребята последние 11 лет провели в Кемерове и учатся там же.

Однако халатность чиновников отходит на задний план, когда узнаёшь, как относятся к детям самые близкие для них люди, которые призваны защищать их от произвола властей и заменять им родителей, — воспитатели.

Руслан провёл детство в детдоме № 1 — там содержатся дети от 3 до 10 лет. По его словам, одно из наказаний, которые применяли к таким маленьким детям, выглядело так: «Нас сажали в кружок на стульчики, и три часа никому не разрешалось шевелиться — кто пошевельнётся, наказывали». Женя рассказывает, что в этом же детском доме детей «топили» по несколько минут в ванне, даже вспоминает, с кем именно это делали — с его другом по фамилии Чурсин, которому было тогда 8—9 лет. Ещё детей лишали еды, на всю ночь ставили в угол, заставляли приседать и отжиматься, наказывали пинками, ремнём. Один раз Женя видел, как мальчика по имени Артур Парасочек окунали с головой в унитаз. Кроме того, в детдоме № 1 за малейшую провинность сажают в изолятор и лишают прогулок — это подтверждает не только Руслан, но и бывший директор детдома № 105 Плотникова Г.В., удочерившая оттуда девочку.

Очевидно, садистские меры воспитания вполне устраивают областную администрацию, которую при проверке каждый раз потчуют банкетами на детские деньги, потому что бессменному директору детского дома-школы № 1 Коряковой Н.Ф. недавно присвоили звание «Почётный гражданин города Кемерово».

Давление

Огласка этой ситуации не прошла для братьев даром.

Буквально на следующий день после нашего звонка в департамент образования Григорьевой Н.В. и вопросов по поводу братьев Решетниковых в общежитие к Руслану явился наряд милиции. Ему объявили собирать вещи и выселяться — на него поступило заявление, что Руслан в состоянии опьянения обругал вахтёршу и толкнул её. Юношу выгнали на улицу, при температуре минус десять. В общежитие его не пустили даже на следующий день, забрать вещи и документы. Позже заявление отозвали, так как в милиции Руслану провели тест на алкоголь, который доказал, что он был трезв.

Оба заявления (по их же словам) писали вахтёрши по «просьбе» завхоза общежития Королькова, который, очевидно, действует по указанию директора училища С.Н. Нифонтова — человека, уже «зарекомендовавшего» себя в сфере образования. Ранее он был директором школы-интерната «Кадетский корпус МЧС». С этого поста его уволили в связи со смертью ребёнка. Нифонтов напрямую подчиняется областному департаменту образования. Есть все основания полагать, что давление на юношу идёт именно оттуда.

В это время младший брат Денис имел несчастье подраться с девочкой. От драки никто не пострадал. За это суд дал ему три года в спецшколе для малолетних преступников. Если бы не разговор с журналистом, утверждает источник, близкий к детям, Денис бы отделался лишь постановкой на учёт в детской комнате милиции: 15-летняя Полина, с которой произошла драка, не хотела подавать заявление на Дениса, но её убедила в этом соцпедагог Лаврентьева П.А., которая уже имела возможность продемонстрировать свою недобросовестность в деле небезызвестного Артёма Комиссарова, мальчика из того же детдома, — есть аудиозапись, свидетельствующая об этом.

Итоги

В Кемеровской области всего 13 тыс. сирот. Из них «социальных сирот» — примерно 85%. По некоторым источникам, за последние 2—3 года в Кемерово не было ни одного суда по поводу признания родителей ребёнка без вести пропавшими. Областная администрация и органы опеки либо наплевательски относятся к своим обязанностям, либо умышленно лишают сирот пособий в рамках некоего «указа свыше». Тем временем братья живут в страхе от того, что рассказали о беспределе, творящемся в Кемеровской области, журналисту.

***

В ходе нашего расследования обнаружены следующие воспитанники детдомов г. Кемерова, которые так и не признаны государством сиротами, хотя их родители отсутствуют многие годы:

— Крыштопин Александр, бывший воспитанник детдома № 105: отец пропал без вести, мать умерла, но в розыск на отца не подали.

— Толмачёв Роман, 09.02.1998, детдом № 2: мама умерла, папа отсутствует 7 лет, но в розыск так и не подавали.

— Быков Игорь, 23.03.1993, бывший воспитанник детдома № 2: мать, отец пропал, но пропавшим без вести не признан.

 Автор: Валерия Старовойт,  Частный корреспондент