Как я ездил из России на Донбасс. Окончание
Визит российского журналиста в самопровозглашённую «Донецкую Народную Республику» завершился досрочно: сотрудники «МГБ республики» задержали и депортировали его с территории Донецкого региона. Формальным поводом для задержания, произошедшего весьма стремительно, стало отсутствие некой гражданской аккредитации, необходимой для банального присутствия журналиста на территории Донецка.
***
Утро Прощёного воскресенья началось непростительно рано: в начале седьмого утра мой сосед Костя растолкал меня и сказал, что нужно идти на кухню. «Там проверка пришла, милиция. Они ходят по квартирам, документы проверяют», – загадочно проговорил он. «По поводу?» – уточнил я. Костя пожал плечами.
Газета «Вечерний Донецк» рассказывает об успехах построения ДНР. Фото: Денис Камалягин
На кухне сидели два весёлых человека в штатском – один покрупнее и посолиднее, второй заметно моложе и меньше в габаритах. Я приготовился рассказывать свою историю про родную Макеевку и любовь к отеческим гробам.
«Денис Николаевич? Вы же журналист у нас, да?» – улыбнулся тот, который покрупнее, переводя взгляд с паспорта на меня. Повисла неловкая пауза.
«Ну что, я так понимаю, мне собираться?» – улыбнулся я в ответ. «Да, собирайте вещи, проедемте с нами. На вас пришла наводка. Наверняка это недоразумение, сейчас мы разберемся, и вы вернетесь назад, будете отдыхать!» – отозвался тот, что покрупнее, так старательно проговаривая свой текст, будто на конкурсе чтецов.
Несомненно, это был сарказм.
В коридоре тот сотрудник МГБ, который поменьше, с интересом следил за реакцией бабули, смотрителя хостела, которая носилась по коридору, охая и причитая. «Сейчас мы разберемся и вернём его, наверняка всё в порядке», – с той же усмешкой рассказывал он ей. «Конечно, у нас всё в порядке. Все нормально у нас. Это чёрт-те что, это недоразумение какое-то!» – она с надеждой посмотрела на меня. Я ничем не обнадёжил в ответ. «Попрощайся с соседом-то», – усмехнулся крупный.
Костя стоял на кухне и с по-детски оскорблённым лицом смотрел, как я обуваюсь. Как будто ему только что открыли тайну, что Деда Мороза не существует.
«Ну, мы ещё увидимся», – сказал я скорее для бабули, потому что и я, и доброволец Костя знали, что это не так.
Мы сели в машину и отправились в МГБ. «Ну что, Денис Николаевич, как родственники? Все нормально у них?» – поглядывал на меня в салонное зеркало заднего вида крупный. «Ты же к родственникам приехал, что же у них не остановился?!» – старался добавить искренности в голос тот, который помельче, с позывным «Хан». На хана безусловно больше похож был первый, более крупный, но его позывной узнать так и не удалось. «Да ладно вам, – без энтузиазма отмахнулся я. Очень хотелось спать. – Давайте по существу, все понятно». «А мы и едем говорить по существу, – ответил крупный. И все с той же сценической манерой проговорил обиженно. – Вот что ты делаешь? Воскресенье, шесть утра, люди нормальные дома сидят, а нам работать приходится».
На входе в здание МГБ нас встречают два человека в камуфляже с автоматами, которым тоже явно хотелось спать в солнечное воскресное утро. Они выказывают небольшую заинтересованность и имитируют сопровождение. «Стой… Теперь вверх по лестнице пошли, – «Хан» исполняет роль навигатора. – Поговорим у нас, посмотрим, что там у тебя, что ты за шпион». «Ну, смотрите, искать будут меня», – бодро с надеждой в голосе намекнул я. «Искать? Ну ты же не «шишка» какая. Знаешь, сколько у нас тут людей пропадает? Ну вот!» Он был доволен шуткой.
В руках его были наручники, но он анонсировал, что они не пригодятся. «Это Каныгин у нас брыкался, на него и надели», – добавил «Хан», не последний раз вспомнив прошлогоднее задержание военного корреспондента «Новой газеты».
* * *
Донецк, улица Артёма. Фото: Денис Камалягин
В кабинете сотрудников МГБ было просторно и спокойно. К нам присоединился третий работник спецслужб ДНР, молодой светловолосый парень, в задачи которого входило, видимо, наблюдать допрашиваемого и искать «сопутствующие материалы».
Крупный курил какие-то ароматизированные сигареты и степенно вёл допрос, а «Хан» основательно досматривал вещи, изредка с любезностью откликаясь на мои сердитые реплики «это личное».
Все возможные пишущие средства были выложены на видное место на столе. «В конце получишь, сейчас не трогай даже».
Все карты памяти с фото и видео были сразу изъяты. Речь сотрудников МГБ пришлось восстанавливать сразу после депортации.
«Что у вас за газета? О чем пишете? – радовал меня неосведомлённостью крупный, слушая рассказы о псковских историях. – …Вот сделал бы аккредитацию, мы бы тебя повозили, по передовой в том числе, всё бы показали, рассказали. – «Так давайте сейчас сделаем аккредитацию, в чём проблема, я ж только за». – «Ага, конечно… Ну, вообще, это долгий процесс, проверки. Раньше надо было соображать». – «Ну кто ж знал, мне никто не сказал. Я на границе говорил, что я журналист, мне никто про аккредитацию слова не сказал». – «Хм, как там говорят? Незнание закона…»
Конечно, вопрос был в том, стоит ли соблюдать законы несуществующего государственного образования, но я почему-то не стал его задавать. Где можно прочитать законы Донецкой Народной Республики, мы тоже так и не выяснили.
«Хорошо, что ты вообще хотел узнать? Что написать-то хотел?» – «Хан» изредка отвлекался от потрошения вещей и присоединялся к диалогу. Ему явно процесс доставлял наибольшее удовольствие из всех присутствующих. «С кем собирался встретиться? С Александром Сергеевичем Ходаковским, наверное, собирался, так ведь, собирался?» – с особым любопытством уточнил крупный. Пришлось признаться, что его контакты у меня есть, потому что в этот момент «Хан» с интересом крутил в руках телефон.
Номер Ходаковского там был. «И что ты хотел у него узнать? Когда вы планировали встречу? Ты знаешь, кто это такой?» – уже серьёзно посыпал вопросами крупный. «Ничего не хотел, так, на всякий случай, мне прислали… Так-то я с простыми людьми собирался встретиться», – я включил дурака, и, видимо, это традиционно получилось неплохо: в объяснении мы ограничились тем, что телефон Ходаковского у меня был, но встречаться я с ним не собирался.
Просто так был с собой телефон Ходаковского.
Потом мы снова переключились на Псков, на нашу старину и псковскую дивизию («Да, много у нас здесь было псковских», – проговорил крупный, но, осознанно или не очень, осёкся), на то, про что пишет «Псковская губерния» и «за кого» выступает. «Мы – независимое издание, пишем то, что считаем правильным сами», – ответил я. Это был неправильный ответ.
К тому же в этот момент светловолосый распечатал с сайта газеты статью Льва Шлосберга «Крымский тупик». «Ну и что это?! – он посерел. – Слушайте: «С самого начала “присоединение Крыма” было авантюрой – и политической, и правовой. Это была месть Украине, наметившей себе дорогу в Европу…» Он оторвал глаза от листка. Его лицо больше напоминало грецкий орех – и по складкам, и по цвету. «Ну и что вы такое пишете? Зачем такое пишете?» – подключился крупный. «У нас разные мнения представлены, и такое, конечно, тоже», – я искал глазами наручники. Их, слава богу, нигде не было.
Далее последовала тирада о том, что всё это неправда, а то, что показывают центральные федеральные каналы России, – полная правда. «Я знаю, что у вас к ним так относятся… Не очень… Но они как раз показывают то, что есть на самом деле!» – очень искренне заявил крупный.
«Хан» и светловолосый понимающе покивали.
«Ну вот что ты снимаешь? Зачем ты это снимаешь? – светловолосый брезгливо рассматривал фотографии на камере Go Pro. – Вот эти надписи, зачем?!» – «Ну да, разные надписи снимал, да», – не отрицал я. «Да? А почему единственное фото с надписью у тебя то, что Путин… Вот даже вслух второе слово не буду говорить, что там написано».
Второе слово было «педофил».
* * *
Донецк, улица Университетская. Фото: Денис Камалягин
Про президента России был отдельный разговор, когда почти 3-часовая беседа переходила в эндшпиль и больше напоминала перевербовку. «Пойми, вот что у нас? Как там нас называют, сепаратисты? Ну да, мы – сепаратисты, если дословно переводить. Да, мы отделились и хотим независимости… – тот, что крупный, был не по-спецовски велеречив. – А что у них? Уже пятый набор в войска идет. Всех гребут, из магазинов ловят. Старых уже берут. Потому что молодые кончились… Или идти не хотят. Знаешь, как там хоронят? В ямы пачками скидывают. А у вас стабильность. Вам хорошо, вы этого не понимаете».
«Что вообще у вас говорят? Про Путина, вообще?» – поддержал беседу «Хан». Я не знал, что ответить на такой глобальный вопрос. «Ну что, цены растут, кризис, жить тяжело…» – «Кризис? У вас кризис? Ты у нас в магазинах был? А зарплаты знаешь какие? 6-8 тысяч рублей. А за все надо платить. Жить здесь очень трудно, и сколько всё это восстанавливать надо будет, хрен поймешь», – крупный выглядел возбуждённо.
Правда, я так и не понял, за какую власть он в этот момент агитировал.
А потом они снова вспоминали Каныгина. «Вот ты сидишь там же, где… Паша? Да, Паша. Правда, он всё переврал, накрутил… Но журналист отличный, пишет здорово, – одобрил крупный. – И не били его, он сам ударился в машине». Он рассказал ещё несколько странных историй из встречи с Павлом Каныгиным, чем был страшно доволен. «Журналистское сообщество признало его лучшим в 2015 году в России», – зачем-то я бросился в защиту. «Не, ну за дело, за дело», – хором и немного оттаяв, одобрили выбор сотрудники МГБ. Правда, опять вернулись к истории с наркотиками, издали потрясывая своими доказательствами.
Возвращался в Псков я через «Новую» и увидел совсем другие бумаги, которые висели в кабинете Павла. На память. Другие и о другом.
«Ну вот мы тебя тоже отпустим, а ты х… какую-нибудь напишешь. Напишешь же? Напишешь. А что ты напишешь, расскажи? Что ты увидел? Вот что ты вообще мог увидеть за три дня?» – подводя к эпилогу, допытывался «Хан». «Правду напишу», – пообещал я. «Правду? Ну какую ты за три дня правду можешь узнать?! Здесь надо пожить, посмотреть, понять», – он был разочарован. «Может, только за три дня и можно понять правду? Глядя со стороны?» – я сам был в этом совсем не уверен, но не мог не попробовать побороть его разочарование.
Собеседников этот довод не убедил вовсе.
«Ладно, подпиши тут и тут, если согласен. Собирай вещи, и поедем на границу, твоя командировка окончена, – любезно сообщил крупный. – Ну и надо, наверное, сказать, что въезд без аккредитацию в республику теперь закрыт».
* * *
Мы ехали к таможенному пункту «Матвеев курган» в гораздо более дружелюбной атмосфере. «Ну вот, Дёня (в машине крупный уже называл меня Дёня), что тебе там в Пскове делать? Тут же родина твоя, приезжай сюда работать? Тут и возможностей больше…»
Я громко засмеялся.
«Ты что смеёшься? Зря. Тут всё надо развивать, люди нужны, газеты есть, перспективы большие. Приезжай!» – он чуть повернулся из-за руля.
«А ещё такой уважаемый человек у нас живет! Андрей Бабицкий, журналист. – Я кивнул, пытаясь скрыть разочарование. – Его с радио «Свобода» за правду выгнали, говорил не то, что им надо. Ну, они же проамериканские», – констатировал «Хан».
«А чего ты там-то остановился, в хостеле этом?» – хохотнул он позже. «Ну а где еще найдешь жилье за сто рублей в день?» – ответил за меня крупный. «Да? Я платил двести». – «Ну, бабулька!» – засмеялись мы дружно. «Да ладно, ты ей вообще не заплатил! – продолжил хохотать «Хан». – И вообще, представляешь, что она там сейчас думает? Приехало МГБ, сказали разберутся – и всё, пропал человек!»
Они опять весело, заливисто засмеялись. Смех закончился только на границе. «Ну, удачи, – сказал «Хан» и крепко пожал руку. – Напиши, как доберешься, мало ли что… Чтоб мы не волновались!»
Он снова не удержался от шутки, ухмыльнулся и пошёл в Донецкую Народную Республику. А я пошёл в Россию.
Tweet
