Советский ИнтерНет
Оказывается, в 60-е в СССР был изобретен своего рода интернет для предприятий — технология, которая обещала создать возможность оптимального моделирования и управления информационными потоками в плановой экономике. «Был», потому что Политбюро не спешило соглашаться с прогрессивными (и даже утопичными) воззрениями его создателя.
Утром 1 октября 1970 года специалист в области теории вычислительных машин и систем Виктор Глушков вошел в Кремль на встречу с Политбюро. Он был наблюдательным человеком с пронизывающим взглядом, в очках в толстой черной оправе, с умом, который, сталкиваясь с одной проблемой, выводил способ решения всех похожих. На тот момент у Советского союза была серьезная проблема.
Годом ранее США запустили ARPANET, первую распределенную компьютерную сеть с коммутацией пакетов, которая впоследствии дала жизнь интернету, который мы знаем. Распределенная сеть изначально была создана, чтобы помочь США обогнать СССР, позволяя компьютерам ученых и глав правительства связываться между собой даже в случае ядерной атаки. Это было вершиной технической гонки, и СССР надо было на это ответить.
Идеей Глушкова было открыть эру электронного социализма. Он назвал этот колоссально амбициозный проект «Общегосударственная автоматизированная система учета и обработки информации». Она стремилась упорядочить и технологически обновить всю плановую экономику. Эта система все так же бы принимала экономические решения согласно государственным планам, а не рыночным ценам, но была бы ускоренная компьютерным моделированием, чтобы предсказывать равновесия до того, как они наступят. Глушков хотел более умный и быстрый процесс принятия решений и, возможно, даже электронную валюту. Ему не хватало только кошелька Полибюро.
Но когда Глушков тем утром зашел в огромную комнату, он обнаружил два пустых стула за длинным столом: два его главных сторонника отсутствовали. Вопреки ожиданиям он предстал перед компанией амбициозных министров с суровыми взглядами, многие из которых хотели заполучить кошелек и поддержку Политбюро для себя.
Между 1959 и 1989 годами ведущие советские ученые и чиновники неоднократно решались создать национальную компьютерную сеть для широких просоциальных нужд. С еще незажившими глубокими ранами от Второй мировой (80% русских мужчин, рожденных в 1923 году, умерли на войне) Советский Союз продолжал специализироваться на крупных проектах по модернизации, которые превратили рассредоточенную самодержавную нацию безграмотных крестьян в мировую ядерную державу за несколько поколений.
После того, как глава СССР Никита Хрущев разоблачил культ личности Сталина в 1956 году, ощущение возможностей охватило страну. В этой атмосфере появилось множество социалистических проектов по подключению национальной экономики к сетям, среди которых первое в мире предложение о создании государственной компьютерной сети для гражданского населения. Эта идея была детищем военного исследователя Анатолия Ивановича Китова.
Молодой человек некрупного телосложения и с острым умом в математике, Китов выслужился в Красной армии на Второй Мировой войне. Затем, в 1952 году, он наткнулся на шедевр Норберта Винера, «Кибернетику» (1948), в засекреченной военной библиотеке. Название книги является неологизмом, созданным из греческого «искусство управления» и послевоенной науки о самоуправляющихся информационных системах.
При поддержке двух старших ученых, Китов превратил кибернетику в устойчивый русскоязычный подход к развитию самоуправляющихся систем контроля и коммуникации с компьютерами. Гибкие системы лексики кибернетики были направлены на вооружение советского правительства высокотехнологичным набором средств для рационального марксистского управления, антидота против жестокости и культа личности, характеризовавшего сталинское силовое государство. В действительности, возможно кибернетика могла помочь гарантировать, чтобы больше никогда не было нового диктатора-силовика, по крайней мере, такой была мечта технократов.
Будучи в 1959 году руководителем секретного военного компьютерного исследовательского центра, Китов обратил свое внимание на задачу выделения «неограниченного количества надежной вычислительной мощности» для того, чтобы лучше планировать государственную экономику, что являлось самой постоянной проблемой координирования информации, преследующей советский социалистический проект. (В 1962 году, к примеру, было обнаружено, что ручная ошибка в вычислениях в переписи 1959 года привела к ошибке в прогнозе численности населения на 4 миллиона человек.)
Китов изложил свои мысли в письме «Красная книга», которое он отправил Хрущеву. Он предложил позволить «гражданским организациям» использовать работающие военные компьютерные комплексы для экономического планирования в ночное время, когда большая часть военных спала. Так, считал он, экономические планировщики могли использовать военные вычислительные излишки для корректировки проблем переписи в реальном времени, подправляя экономический план еженощно, если требуется. Он назвал свою военно-гражданскую национальную компьютерную сеть «Система автоматизированного управления экономикой».
Так случилось, что военные начальники Китова перехватили письмо «Красная книга» до того, как оно дошло до Хрущева. Они были возмущены его предложением, что Красной армии следует делиться ресурсами с гражданскими планировщиками экономики — ресурсы, которые Китов посмел назвать отставшими от времени. Был созван секретный военный трибунал для того, чтобы оценить его нарушения, за которые Китова тут же лишили членства в коммунистической партии на год и навсегда уволили с военной службы. Так закончилась первая когда-либо предложенная общегосударственная публичная компьютерная сеть.
Однако идея выжила. В начале 1960-х другой ученый взялся за предложение Китова, мужчина, который стал настолько близок с Китовым, что спустя десятилетия их дети поженились: это был Виктор Михайлович Глушков.
Полное название плана Глушкова — «Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации для учета, планирования и управления государственной экономикой» — говорит о своей огромной амбициозности само за себя. Впервые предложенная в 1962 году Общегосударственная автоматизированная система, или ОГАС, должна была стать общегосударственной компьютерной сетью удаленного доступа в реальном времени, основанная на уже существующих и вновь проложенных телефонных проводах.
В самой амбициозной версии она должна была простираться на большей части евразийского континента, простираясь, подобно нервной системе, до каждого завода и каждого предприятия в плановой экономике. Ее структура была смоделирована иерархически, наподобие трехуровневой пирамидальной структуры правительства и экономики: один центральный компьютерный центр в Москве соединялся бы примерно с двумя сотнями компьютерных центров среднего уровня в крупных городах, которые в свою очередь были бы связаны с 20 000 компьютерных терминалов, распределенных по ключевым производственным площадкам государственной экономики.
В соответствии со взглядами Глушкова на жизнь и работу, планы сети имели намеренно децентрализованный дизайн. Это означало, что хотя Москва могла решать, кто какие разрешения имел, любой авторизованный пользователь мог общаться с любым другим пользователем пирамидальной сети — без прямого разрешения от родительской вершины. Глушков тонко понимал преимущества использования местного знания в дизайне сети, проведя большую часть своей карьеры, работая над связанными математическими задачами и курсируя между своим домом и главной столицей (он в шутку называл поезд Киев-Москва своим вторым домом).
Проект ОГАС привлекал многих чиновников и экономистов-плановиков, особенно в конце 1960-х, как новый ответ на старую головоломку: все были согласны, что коммунизм — это путь будущего, но никто со времен Маркса и Энгельса не знал, как лучше туда попасть. По мнению Глушкова, сетевая компьютеризация могла подтолкнуть страну в сторону того, что автор Фрэнсис Спаффорд позже назвал «страна изобилия». С помощью этого неповоротливая, основанная на халтуре «кровь» командной экономики — квоты, планы и тяжеленные сборники отраслевых стандартов — превратилась бы в государственный «поток нейронов», двигающихся со скоростью распространения электрического тока. Этот проект знаменовал начало «электронного социализма».
Такие амбиции требовали гениальных, идейных людей, готовых избавиться от старых способов мышления. В 1960-х этих людей можно было найти в Киеве — в паре кварталов от того места, где братья Стругацкие по ночам писали свою научную фантастику, а днем работали физиками. Там, на окраине Киева, Глушков возглавлял Институт Кибернетики в течение 20 лет, начиная с 1962 года. Он наполнил институт амбициозными молодыми парнями и девушками; средний возраст исследователей был 25 лет.
Глушков и его молодые подчиненные посвятили себя развитию ОГАС и других проектов кибернетики, действующих в Советском Союзе, таких как система электронных чеков для виртуализации твердой валюты в бухгалтерскую онлайн-книгу — это было в начале 1960-х. Глушков, известный тем, что принижал идеологию коммунистической партии, по памяти цитируя параграфы из Маркса, описывал свою инновацию как верное исполнение марксистского пророчества социалистического будущего без денег. К сожалению для Глушкова, идея электронной валюты СССР вызвала лишние тревоги и не получила одобрения комитета в 1962 году. К счастью, его грандиозный проект экономической сети выжил.
Эти кибернетики представляли себе что-то вроде умной нейронной сети, нервной системы для советской экономики. Этот выбор кибернетической аналогии между компьютером и мозгом оставил свой отпечаток на других инновациях теории вычислений. Например, вместо так называемого «узкого места архитектуры фон Неймана» (которое ограничивает количество перемещаемых данных в компьютере), команда Глушкова предложила «конвеерную обработку», смоделированную наподобие одновременной активации многих синапсов в мозге.
Вдобавок к бесчисленным проектам с центральными компьютерами, другие теоретические планы включали теорию автоматов, безбумажный офис и программирование на естественном языке, которое позволило бы людям общаться с компьютерами семантически, а не только синтаксически, как сегодня делают программисты. Что еще более амбициозно, Глушков и его студенты создали теорию «информационной бессмертности», концепцию, которую мы можем назвать «загрузкой разума» с Айзеком Азимовым или Артуром Чарльзом Кларком в руках. На своем смертном одре, десятилетия спустя Глушков успокаивал свою скорбящую жену звучным рассуждением: «Не волнуйся, – успокаивал он ее, – Однажды свет с нашей Земли пройдет мимо созвездий, и на каждом созвездии мы снова окажемся молодыми. Поэтому мы всегда будем вместе в бесконечности».
После работы, кибернетики развлекались участием в комедийном клубе, члены которого практиковали фривольный юмор и розыгрыши, граничащие с откровенным неповиновением. Клуб был не более чем способом выпустить пар, однако члены его также называли себя виртуальной страной, независимой от Москвы.
В 1960 году, на праздновании Нового года, они окрестили себя «Кибертонией», после чего занялись организацией регулярных мероприятий, вроде праздничных танцевальных вечеров, симпозиумов и конференций в Киеве и Львове, и даже публиковали сатирические работы, вроде «О желании оставаться невидимыми — по крайней мере, для властей». Вместо приглашений, участники мероприятий получали наполненные каламбурами специальные паспорта, свадебные свидетельства, информационные бюллетени, особую валюту из перфокарт и даже конституцию Кибертонии. В качестве пародии на советскую структуру управления, Кибертонией правил совет роботов, во главе которого стоял их символ и главный лидер, робот, играющий на саксофоне — отсылка к культурному импорту американского джаза:
Глушков тоже участвовал в веселье: он назвал свои мемуары «Вопреки власти», хотя согласно официальному научному званию он был вице-президентом Академии наук Украинской ССР. Контркультура, определяемая в научных работах Фреда Тернера как сила иметь значение и противостоять другим силам, долгое время оставалась родственной киберкультуре.
Все это, однако, требовало денег — немало денег, особенно для проекта Глушкова ОГАС. Значит, надо было убедить Политбюро дать их. И, таким образом, Глушков оказался в кремле 1 октября 1970 года, с надеждой продолжить работу Кибертонии и принести интернет в потрепанное Советское государство.
На пути Глушкова стоял один человек: министр финансов, Василий Гарбузов. Гарбузову не была нужна никакая блестящая, оптимизируемая в реальном времени компьютерная сеть, управляющая или информирующая о состоянии экономики государства. Вместо этого, он просил о простых компьютерах, которые бы мигали лампочками и проигрывали музыку в курятниках для стимуляции яйценоскости, что он видел во время последнего визита в Минск.
Его мотивация, конечно, не была рождена прагматизмом здравого смысла. Он хотел финансирования для своего собственного министерства. На самом деле ходили слухи, что он лично связался с настроенным на проведение реформ премьер-министром Алексеем Косыгиным до проходившего 1 октября собрания, грозя тем, что если соперничающее министерство, Центральное статистическое управление, удержит контроль над проектом ОГАС, то Гарбузов и Министерство финансов изнутри погубят все попытки реформ, которые он мог бы принести, как произошло и с реформами частичной либерализации Косыгина пять лет назад.
Глушков нуждался в союзниках, чтобы осадить Гарбузова и сохранить советский интернет. Но на собрании их не нашлось. В тот день два кресла оставались пустыми, а именно премьер-министра, и симпатизирующего технократии генсека Леонида Брежнева. Это были два наиболее влиятельных человека в СССР — и вероятные сторонники ОГАС. Но, видимо, они предпочли не явиться, нежели подавлять бунт министерства.
Гарбузов успешно убедил Политбюро в том, что проект ОГАС с его амбициозными планами оптимального моделирования и управления информационными потоками в плановой экономике был чересчур преждевременным. Комитет, почти склонившийся в другую сторону, решил что было бы безопаснее поддержать Гарбузова — и остававшийся совершенно секретным проект ОГАС был брошен томиться в лимбе рассмотрения на последующее десятилетие.
Силы, разрушившие ОГАС, похожи на те, которые в итоге погубили и СССР: удивительно неформальные формы институционного недобросовестного поведения. Подрывные элементы среди министров, бюрократы, стремящиеся поддержать статус-кво, нервные директора заводов, поставленные в тупик рабочие, и даже другие реформаторы экономики противостояли ОГАС, потому что в рамках их институционного интереса было правильно сделать именно так.
Без государственного финансирования и надзора, проект национальной сети, из предвестника электронного социализма, расщепился в 70-х и 80-х годах в лоскутное одеяло из десятков и сотен изолированных, несовместимых между собой локальных фабричных систем контроля. Советский Союз провалил объединение страны в сеть не потому что был слишком негибким или директивным по устройству, но потому что был слишком ненадежным и гибельным на практике.
В этом есть ирония. Первые глобальные компьютерные сети ведут свои корни из США, благодаря хорошо регулируемому государственному финансированию и готовой к сотрудничеству исследовательской среды, в то время как современная ей (и весьма независимая) попытка создания национальной сети в СССР завязла в путах нерегулируемой конкуренции и внутренней институционной борьбы среди советских управленцев. Первая глобальная компьютерная сеть возникла благодаря капиталистам, ведущим себя как сотрудничающие социалисты, но не социалистам, ведущим себя как соперничающие капиталисты.
В судьбе советского интернета можно с первого взгляда увидеть ясное и актуальное предупреждение о будущем интернете. Сегодня «интернет» — понимаемый как единая глобальная сеть из сетей для развивающейся информационной свободы, демократии и коммерции — находится в глубоком упадке. Если Prince и AP Style Board недостаточно убедительны, задумайтесь над тем, как часто компании и государства стараются замкнуть свой онлайн-опыт: повсеместно распространенные приложения — скорее золотая клетка для потенциальных арендаторов, чем общественное достояние пользователей.
Ориентированные внутрь гравитационные колодцы (такие как Facebook или китайский файрвол) стремительно поглощают сайты, которые ведут наружу (такие, как Aeon). Так что главы Франции, Индии, России и других наций стремятся интернационализировать «Корпорацию по управлению доменными именами и IP-адресами» и ужесточить местное законодательство для своих граждан. Фактически, сотни не-интернет сетей десятилетиями функционировали в различных странах и организациях. В будущем вычислительных сетей явно будет не один интернет, а множество отдельных онлайн-экосистем.
Другими словами, будущее несомненно напоминает прошлое. В 20 веке было множество национальных компьютерных сетей, боровшихся за глобальный статус. События времен Холодной войны, демонстрирующие судьбу того, что мы, подмигнув, можем назвать «советским нетворкингом» или «советским ИнтерНетом», как остроумно выразился историк Слава Герович, помогают нам дополнить исследования компьютерных сетей примером своего рода интернета -1.0. Учитывая баланс между множеством прошлых и возможных будущих сетей, одна глобальная сеть из сетей это, скорее, исключение из правила. Учитывая, что ирония Холодной войны, лежащая в центре этой истории — сотрудничающие друг с другом капиталисты обошли соперничающих социалистов — ничем хорошим не обернулась для СССР прошлого, возможно, нам не стоит быть столь уверенными в том, что интернет завтрашнего дня будет намного лучше.
Антрополог и философ Бруно Латур однажды съязвил, что технология это общество, облеченное в долговечную форму. Он имел в виду то, что социальные ценности как бы встроены в технологии: например, алгоритм Google’s PageRank называют «демократическим» потому что, помимо прочих факторов, он считает ссылки (и ссылки на сайты со ссылками) за голоса. Словно политики с отданными за них голосами, страницы, на которые переходят чаще всего, находятся выше в рейтинге. Сейчас интернет выглядит как движущая сила свободы, демократии и коммерции отчасти из-за того, что он основан на популярной точке зрения, гласящей, что в Холодной войне победили западные ценности. История советского интернета также демонстрирует афоризм Латура, развернутый на 180 градусов: общество — это технология, облаченная в недолговечную форму.
Другими словами, как сменились социалистические ценности, так сменится и то, что сейчас кажется очевидным в области технологий. Когда-то советские разработчики применили свои ценности по отношению к сети — кибернетический коллективизм, государственная иерархия и плановая экономика — все это кажется чуждым для нас; но точно так же и ценности нынешних читателей, проявляющиеся в интернет-забастовках, показались бы странными для наблюдателей из будущего. Сетевые технологии будут испытываться временем и видоизменяться даже когда наши самые важные общественные установки окажутся на задворках истории.
Также история Глушкова — острое напоминание капиталистическим классам и другим представителям научно-технического процесса о том, что ни блистательного гения, ни далеко идущего прогнозирования, ни политической дальновидности не достаточно для того, что изменить весь мир. Зачастую все дело в институционной поддержке. Это — недвусмысленная демонстрация советского опыта и того, как медиа-среда постоянно изучается в поисках цифровых данных и других форм эксплуатации частной информации: институционные сети, поддерживающие создание компьютерных сетей и их культур, одновременно и жизненно необходимы, и далеко не единичны.
Пока люди, работающие над проектами организации сети вычислительных машин и основатели этих проектов продолжают публично восхвалять светлое будущее сетевых технологий, частные институционные силы продолжат, если их не остановят, извлекать выгоду из сетевой слежки, становясь участниками нашей личной жизни. (Возможно, в этом и есть смысл частной жизни: решительное вторжение информационно-всеядных организаций, а не просто право человека противостоять этой несправедливости.) Изучение советского опыта напоминает нам о том, что Агентство Национальной Безопасности США, его национальная программа слежки, а также облачные технологии Microsoft — примеры старой доброй традиции 20 века, когда государство могло использовать частную и общественную информацию для собственной выгоды.
Другими словами, нам не стоит слишком радоваться тому, что интернет, охватывающий весь земной шар, впервые появился благодаря сотрудничающим капиталистам, а не соревнующимся социалистам: история советского Интернета это напоминание о том, что у нас, рядовых пользователей, нет никаких гарантий того, что частные лица, поддерживающие Интернет, будут вести себя лучше, чем те более мощные силы, чья неготовность к сотрудничеству не только загубила советский электронный социализм, но и угрожает положить конец текущей главе нашей сетевой эры.
Автор: Бенджамин Питерс.
Оригинал: Aeon.
Перевели: Оля Кузнецова, Денис Чуйко, Илья Силаев и Наташа Очкова / Newочём
Редактировали: Артём Слободчиков и Роман Вшивцев / Newочём
