Стреляли в упор. Часть 2
…Очнулся на операционном столе. Врачи потом недоумевали, откуда у меня взялись силы дойти до городского телефона, что лежал в ящике стола моего кабинета. Мобилку бандиты вытащили из кармана, телефон в большой комнате разбили. На ощупь набрал номер милиции. Приехали быстро, вызвали скорую. Врачи остановили кровотечение, оказали первую помощь.
Начало по этой ссылке – «Стреляли в упор»
Может быть, сознание собственной беспомощности и подкосило меня, пока везли в Александровскую больницу. Очнулся на операционном столе. Надо мной склонились нейрохирурги. Их вежливо-настойчивое «Потерпите, доктор, потерпите…», так контрастирующее с бандитским хамством, успокоило.
Врачи извлекли пулю, застрявшую в лобовой кости, и передали меня отоларингологам. Те обезвредили и вытащили вторую пулю, она задела ухо и прошла впритык к наружному слуховому проходу. В час ночи надо мной уже трудились офтальмологи.
Заведующая отделением Наталья Михайловна Разумий вполне могла довериться своим подчиненным. Но приехала из дому и оперировала несколько часов. Патриарх киевской офтальмологии, основатель офтальмологического отделения Александровской больницы и его научный руководитель, профессор Лидия Ивановна Украинец посчитала действия своих коллег единственно возможными. Пуля задела глазное яблоко и контузила его. Внутрь орбиты попали осколки пластмассового окуляра. Офтальмологи спасли глаз и зрение.
На следующий день — снова операция. Ее провели заведующий нейрохирургическим отделением Олег Алексеевич Ничепорук и хирург этого отделения, впоследствии мой лечащий врач — Дмитрий Николаевич Семушкин. Обследования показали, что четвертая пуля (контрольный выстрел) застряла в основании черепа, раздробив на пути все, что подвернулось. При таких переломах кровь течет из носа, из ушей, и остановить ее весьма трудно.
Каждый из четырех выстрелов мог оказаться смертельным. Расхождения даже не в миллиметрах — в микронах. Третья пуля повредила пирамидку височной кости, может быть, самую сложную по строению костную структуру человека… Это я к тому, что не окажись в больнице специалистов своего дела, нападавшие добились бы своей цели, вычеркнули бы меня из списка живых.
Не могу не помянуть добрым словом и врачей моих клиник. День и ночь они по очереди дежурили у постели. А самое главное — от и до работали на своих рабочих местах, оказывая помощь пациентам.
Словом, положительные эмоции, каждая в отдельности и вместе взятые, благотворно сказались. Разве есть лекарства лучше и действеннее, чем участие и внимание? Чем плечо друга? Силы возвращались с каждым прожитым под капельницей днем. И, если хотите, с каждым посещением специализированных медицинских институтов. Врачи больницы направили меня на консультацию в Центр микрохирургии глаза. Руководитель центра, профессор Сергей Александрович Рыков, его коллеги, доктора Андрей Николаевич Рубан и Святослав Анатольевич Сук, обратили внимание на отслоение сетчатки глаза. Порекомендовали лазерную операцию. Через несколько дней приехал сдаваться. Как водится, перед такого рода серьезным вмешательством — тщательный осмотр и подготовка. Вдруг слышу:
— Где это вас прооперировали? Заметны следы воздействия лазером. Весьма грамотные….
— Что вы, кроме капельниц, примочек и капель ничего не принимал.
— Придется поверить, что пока вы спали, глаз прооперировал сам Господь Бог. Другого объяснения у нас нет…
В институте, где было мое первое рабочее место по приезде в Киев, в НИИ отоларингологии приняли как родного. Хотя коллег, с кем знаком, почти не осталось — как-никак тридцать лет прошло. Тепло человеческих отношений эффективнее самых патентованных средств. На себе испытал и готов подтвердить справедливость этой истины. Недаром же первые результаты лечения офтальмологов сказались не через шесть месяцев, как они прогнозировали, а спустя шесть дней. Вскоре очки позволили надеть. И слух тоже постепенно возвращается.
Страшнее пистолета
Чем дальше от рокового дня, тем реже думаю о том, а что же на самом деле это было? Шрамы от ран постепенно затягиваются, рассосались синяки, шишки и ссадины на теле. В меня не только стреляли, ногами били по распластанному на полу. А некоторые вопросы все равно застряли занозами и не отпускают.
Если убийцы следили за мной, то не могли не знать, что ни дачи за непроницаемым забором, ни машины в гараже — этих престижных символов зажиточности — у меня нет. И никогда не было. Всю сознательную жизнь посвятил науке. Мое богатство — знания и умение. Их получил благодаря серьезному образованию, упорству, и, скажем так, природным способностям. Но в бумажник эти дивиденды не спрячешь, в банк на текущий счет не положишь. На проценты с них также жить невозможно. Только постоянно совершенствуясь в работе и одновременно учась.
А может быть, это оживший след моего давнего научного спора с оппонентами?..
Взгляды на внедрение в медицинскую практику тех тем, которые мой отдел разрабатывал, у нас с руководителями НИИ разошлись. И аргументы мы приводили абсолютно разные. Я пытался убедить, что из трехсот операций на позвоночнике крайняя необходимость имелась в лучшем случае в одной. Заболевания тазобедренного сустава, может быть, куда опаснее, чем все 76, а точнее, несколько сотен синдромов остеохондроза позвоночника.
Ибо лишают человека возможности самостоятельно передвигаться и приковывают к постели. И это при том, что наладить регулярные обследования людей, склонных к заболеваниям опорно-двигательного аппарата, несложно. После чего останется предупредить, как себя вести и от чего беречься. Одна эта мера убережет пациентов от инвалидности и беспомощности. Но мои оппоненты исповедовали исключительно операции да имплантации искусственных суставов. А что от боли людей не спасали, стопроцентного успеха не гарантировали, их не касалось.
Впрочем, возможно, я напрасно грешу на давних оппонентов. Еще двадцать лет назад они мне доказали, кто в доме хозяин. Как только горбачевская перестройка порушила взаимоотношения с заказчиками научных разработок, они выдворили из стен института весь мой отдел, а это ни много ни мало 120 сотрудников. Со всеми нашими наработками в отношении обуздания боли и восстановления нервных связей в организме человека.
Аналогично поступили и руководители второго НИИ, согласившиеся дать нам пристанище. Как выяснилось, их интересовали не столько наши научные пристрастия, сколько наше уникальное оборудование. Его быстро прибрали к рукам.
Так что какие мы теперь конкуренты? Возглавляю небольшое частное учреждение. А оба НИИ по-прежнему сосут средства из бюджета и потому особо не заинтересованы в каких-то новациях. По старинке, на одних операциях, они спокойно и безбедно живут. Потому подозревать своих воинственных гонителей, считать их заказчиками нападения у меня вроде нет оснований. Два десятилетия минуло… Правда, у зависти нет срока давности. Как нет срока давности у материального интереса. И тут уж от общественного устройства мало что зависит.
Зависть — оружие, сравнимое по убойной силе с огнестрельным. Когда в начале лихих девяностых годов мои оппоненты выкорчевывали методики метамерных, без хирургического вмешательства, способов борьбы с болью, когда больше думал о том, как обеспечить зарплатой сотрудников, как найти им работу, нервное напряжение спровоцировало жесточайшую язву желудка. Несколько недель провел в реанимации, в больнице ученых. Накрепко уяснил, что сравнение «злые языки страшнее пистолета» — не пустой звук.
Неужели дошла очередь и до пистолета в прямом смысле? Кто же его вложил в руки убийц? И что это за люди, которым выстрелить в человека все равно, что затянуться сигаретой?
Психические инфекции
Еще Л.Толстой в «Войне и мире» писал о возбудителях низменных инстинктов — психических инфекциях. Если им дать волю, они поразят любое общество, опустошат посильнее эпидемий чумы или холеры. О том, что психические инфекции — не вымысел великого художника, писал такой авторитет в науке, как академик В.Бехтерев.
В школе, на уроках биологии, нас учили, что инфекции, в том числе болезнетворные, постоянно витают в воздухе. Обитают в теле человека. Однако природная система сдержек и противовесов плюс гигиена и образ жизни не дают разгуляться микробам да вирусам. Но стоит возникнуть соответствующим условиям, как они перестанут встречать препятствия на своем пути. И тут же покажут себя во всей своей сущности.
Веками мировые религии (чьи постулаты — в большинстве квинтэссенция мудрости народов) запрещают новобрачным брать в рот спиртное, а уж накануне первой брачной ночи — подавно. Особо много запретов касается женщин. Не в смысле «до обрученья не целуй его», а на предмет спиртного и остальных интоксикаций-отравлений. Женскому организму с рождения отпускается определенное количество яйцеклеток, они созревают по очереди, но, в отличие от остальных структур организма, не могут освободиться от отравы, привнесенной алкоголем, табаком или дустом. Женщине, пока она не родит и не вырастит детей, следует избегать интоксикаций.
Об этом подробно и с примерами я рассказал как-то в прямом эфире на радио. Возвращаюсь домой по Крещатику. Навстречу девицы явно школьного возраста. Но с сигаретой в одной руке и бутылкой пива в другой. Будущие матери! Кого они родят? Не хочу быть мрачным провидцем, но в девяти случаях из десяти (именно в такой пропорции в Киеве и Севастополе фиксируются патологические роды) они произведут на свет носителей психических инфекций, готовых на что угодно. По причине умственной отсталости.
А если учесть постоянные смакования убийств, грабежей, изнасилований, аварий, катастроф (с них начинаются все радио- и телепередачи, их выносят на первую полосу газеты), то ничем иным, как психической атакой на неокрепшее сознание, эти «крики» и «шапки» нельзя назвать. Как теперь мы знаем, в советские времена средства массовой информации занимались исключительно пропагандой и агитацией. А разве нынешний уклон в сторону насилия и еще раз насилия не пропаганда? Не агитация? Тут умудренным жизненным опытом людям не устоять. А что говорить о неокрепшей молодежи? Да еще с пораженной нервной системой.
Меня возмущают умиленные репортажи журналистов об операции на сердце малыша на второй день после рождения. Или о пересадке дочери печени матери. Медики фактически вынуждены латать прорехи, которые по недомыслию допустили родители (и общество в целом) до зачатия, во время зачатия и в утробном периоде развития. Если бы мама ребенка на пятой неделе беременности, когда закладывается сердце, не позволила себе сигареты, пиво или избежала ссоры с мужем, ребенок родился бы со здоровым сердцем. То же самое касается и печени — здесь организм матери подвергся отравлению на двенадцатой неделе беременности, во время закладки внутренних органов. (По мне, так часть декретного отпуска я бы перенес на начало беременности.)
* * *
Не случись беды, никогда не подумал бы, что столько человек меня знают и сопереживают. В наших клиниках, а они продолжали, как уже говорил, работать по обычному графику, резко возросло количество посетителей. Не за лечением приходили — с готовностью помочь и поддержать. Не известная мне фирма прислала машину фруктов и ягод с целью подкрепить силы сотрудников.
Много писем и рисунков прислали дети. Те, которые догнали здоровых сверстников, окончили школы и институты. И нынешние пациенты. Писать они в большинстве еще не могут, а рисовать получается.
Больше всего меня тронуло письмо матери из Беларуси. Она привезла к нам на лечение свою четырехлетнюю дочь. Ребенок не мог говорить. Других признаков неврологического заболевания тоже было предостаточно. Что ж, поздновато, надо бы таких детей начинать лечить до года. Но взялись. У нашего лечащего врача привычка при введении инъекций приговаривать: «Потерпи, доця, потерпи!»
После лечения девочку увезли. Вроде никаких сдвигов. А на днях мама прислала телеграмму-сочувствие и сообщила: девочка заговорила! Пока только одно слово произносит — «доця». Но внятно и с выражением.
Скажите, как после этого не выздороветь доктору? Это я о себе говорю.
Автор: Владимир Берсенев «Зеркало недели. Украина» №32
Tweet