Что происходит в местах лишения свободы, оказавшихся в зоне боевых действий

По данным уполномоченного Верховной Рады Украины по правам человека, на территории самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик находится 28 учреждений пенитенциарной системы, в которых к началу вооруженного противостояния сепаратистов и сил АТО год назад содержались 17 тысяч человек. Еще три тысячи осужденных к лишению свободы и арестованных граждан Украины оставались в Крыму на момент оккупации полуострова Россией.

Украинские чиновники и правозащитники не имеют никакой информации о ситуации в этих потерянных тюрьмах и лагерях. В начале весны журналист Антон Наумлюк проехал вдоль линии фронта от Артемовска до Мариуполя и попробовал выяснить, что происходит в местах лишения свободы, оказавшихся в зоне боевых действий.

Заключенные у въезда на территорию 24-й исправительной колонии строгого режима в Луганской области, февраль 2015 года. Фото: Михаил Воскресенский / РИА Новости

В колонии №57 в поселке Мичурино (в черте Горловки — МЗ) 21 июля 2014 года в результате обстрела установками «Град» были разрушены два барака из четырех, у третьего пробита крыша. Как рассказывают сами заключенные, снаряды попали в столовую, промзону и в административный штаб. Позже один разбомбленный барак пришлось разобрать на дрова для приготовления пищи, а крышу другого сумели починить только через полгода. Во время обстрела двое заключенных погибли сразу — одному оторвало взрывом голову, другой получил смертельную черепно-мозговую травму.

Был убит один из охранников. Ранены были 20 человек, из них четверо очень быстро погибли из-за нехватки медикаментов. После этого все лето 2014 года на территорию колонии почти каждый день попадало по два-три снаряда. Все стекла были разбиты; окна затянули пленкой, которая рвалась от осколков, и которую нечем было заменить. До последнего времени в колонии не было света и воды, до сих пор не поступает обеспечение и лекарства. Во время особенно сильных обстрелов заключенные прятались по несколько недель в сыром подвале, и к весне у многих из них обострились хронические болезни. Больные из «туберкулезной роты» вынуждены были пережидать обстрелы вместе с остальными. 

«Были разбиты очистные сооружения в Горловке, а никто об этом не знал. Воду хоть и кипятили, но как обычно, и у ползоны началась рвота, понос, отравились. Очень боялись, что начнется дизентерия, и вообще тогда конец. Сейчас вроде бы наладили и очистные тоже», — вспоминает один из заключенных колонии.   

Ни украинская сторона, ни сепаратисты не доставляют сюда лекарства и продукты. Их привозят только родственники заключенных; несколько раз — волонтерские организации. Родственникам гораздо труднее пройти через блокпосты украинских вооруженных сил, нежели сепаратистов, которые время от времени сопровождают машины до колонии.

«Зона практически на самообеспечении, каждый везет, что может — медикаменты, продукты. По дороге стреляют из пулеметов, минометов, а близкие едут, чтобы хоть что-то привезти, — рассказывают заключенные. — Заходило три гуманитарки, одна восемь тонн и две по шесть. Но на 600 человек — это капля в море.

Хватило только на то, чтобы не умерли. От “Красного креста”, которая на восемь тонн, там были продукты — гречка, рис, туалетная бумага, набор из зубной щетки и пасты. Дальше стараемся своими силами. Договариваемся и находим средства на топливо, и нам родственники привозят необходимое, потому что обеспечения нет ни из Киева, ни из ДНР. Зарплату работникам выплачивали, кажется, всего два раза. За полгода им дали за четыре месяца по 60%. Тоже ходят голодные, берут у нас морковки или картошки. Делимся».

В колонии сейчас остаются около половины из 1 200 заключенных. Те, у кого сроки закончились до лета 2014 года, сумели уйти, остальные вынуждены оставаться, несмотря на то, что срок заключения подошел к концу или появилось право претендовать на условно-досрочное освобождение. 

Заключенный в одном из классов школы Макеевской исправительной колонии №32, Донецкая область, декабрь 2014 года. Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС

«Была возможность уйти на сторону ДНР, — признают в колонии. — Но согласились немногие, всего человек 30. Из них половины нет в живых, по нашим данным, а остальные возвращаются обратно. Уйти можно было, но знаете, как… Кто-то может стрелять в людей, а кто-то — нет».

В администрации колонии всего двое представителей ДНР: оба местные, из Славянска и Краматорска. Начальник за время военных действий менялся уже четыре раза. В августе 2014 года в колонию приехали 12 вооруженных человек, захватили несколько автоматов охраны, избили и увезли связанным заместителя начальника.

«Когда был Янукович, существовал план, сколько людей нужно посадить, и сажали за мешок картошки на пять-семь лет. Понасажали, понабивали тюрьмы, а по закону никто толком не рассматривал. Что бы ты ни писал, ты никому не нужен. После Майдана надеялись на то, что начнется пересмотр дел. А теперь, после всего пережитого, и я не приукрашиваю, все изменилось.

Когда стоишь, а на тебя брызгает мозгами заключенного, а от второго голова отлетает, начинаешь по-другому смотреть. Посадили в тюрьму, а находимся в каком-то окопе. Получается, что колония находится в буферной зоне. С одной стороны на заборе написано “Слава Украине!”, а с другой стороны ездят джипы с флагами ДНР. Начинается бомбежка, и мины летают с обеих сторон», — говорит один из заключенных.

Инструментов, которые позволили бы Украине решить проблему оставшихся на неконтролируемой территории заключенных, не существует. Если из колоний, которые находятся на линии боевых действий, заключенных эвакуируют хотя бы частично, то с учреждениями на территории ДНР и ЛНР никакой связи нет.

По словам представителя украинского уполномоченного по правам человека, главы Департамента по вопросам реализации национального превентивного механизма Юрия Белоусова, ситуация в Донецкой и Луганской областях с самого начала развивалась по-разному. Самопровозглашенные луганские власти устранились от обеспечения тюрем на своей территории, предоставив Украине возможность завозить туда лекарства и продукты. Женская колония из Луганска вообще была переведена в Харьков. Впрочем, после летнего наступления сепаратистов обеспечение тюрем было нарушено, и больше луганские власти навстречу Украине не идут. 

В Донецке же сразу заявили, что пенитенциарные учреждения на территории самопровозглашенной республики теперь находятся под ее полным контролем, и перекрыли украинской стороне доступ в колонии. Украина финансирование этих учреждений прекратила официально.

«Сейчас единственные, через кого мы узнаем о ситуации, это международные организации и волонтеры, — отмечает Белоусов. — Например, организация лиц, живущих с ВИЧ, которая имеет доступ во все учреждения. Или, по крайней мере, им позволяют поддерживать терапией лиц, больных ВИЧ». Также в числе НКО, которые располагают хотя бы приблизительной информацией о положении в колониях Донецкой области — «Красный крест», который доставлял гуманитарную помощь в ИК-57, Фонд Рината Ахметова и несколько других.

Но колонии, находящиеся непосредственно на линии огня, как та же ИК-57 — это проблема без решения. Из Чернухинской колонии в Луганской области эвакуация заключенных продолжалась до тех пор, пока конвой не подвергся обстрелу. После этого 380 оставшихся заключенных администрация была вынуждена просто выпустить на волю.

Большая часть из них погибла, 80 заключенных вернулись обратно в колонию, а до подконтрольной украинской армии территории дошли лишь 23 человека, которые сейчас — после очень долгого разбирательства и установления личности каждого — содержатся в СИЗО Артемовска. После захвата Дебальцево Чернухино полностью перешло под контроль сепаратистов, и что творится в колонии сейчас, толком никто не знает, рассказывает Белоусов.

Заключенные 24-й исправительной колонии строгого режима в Чернухино, Луганская область, февраль 2015 года. Фото: Михаил Воскресенский / РИА Новости

Эвакуация из 52-й колонии в поселке Енакиево Донецкой области, где есть участок для отбывающих пожизненное наказание, тоже не состоялась — правда, на этот раз скорее из-за нескоординированных действий украинской стороны. Сопровождение должно было состоять из бойцов Национальной гвардии МВД Украины, которые являются участниками военных действий, и риск обстрела конвоя был слишком велик. Под Иловайском такое уже случалось, говорит Белоусов. 

К тому же, не всегда понятно, с кем вести переговоры на стороне самопровозглашенных республик. В случае с енакиевской колонией глава ДНР Александр Захарченко был против эвакуации, рассказывает украинский чиновник (по сообщениям российских СМИ, Захарченко, напротив, заявлял о передаче заключенных ИК-52 украинской стороне), но командование отряда, который контролировал поселок, заверило, что предоставит коридор.

В аппарате украинского уполномоченного по правам человека признают, что с момента издания указа президента об эвакуации всех пенитенциарных учреждений в ноябре 2014 года ни одно из них вывезено не было. И это при том, что в украинских тюрьмах нет той перенаселенности, которая наблюдалась еще лет пять-семь назад, когда сидели 250 тысяч человек — сейчас тюремное население не превышает ста тысяч.

«Мы даже в Крым не смогли пробраться, хотя были все договоренности, — сетует Белоусов. — Мы хотели посмотреть, что там происходит, потому что там осталось более трех тысяч заключенных, которые являются гражданами Украины. В плане мониторинга Востока непонятно с кем общаться. Россия отрицает свое участие, соответственно, омбудсмен России вроде бы не может оказать помощь».

Ситуация осложняется отсутствием сводной базы уголовных дел по Украине. Единый реестр досудебных расследований был создан в соответствии с требованиями нового Уголовно-процессуального кодекса, принятого в 2012 году, а до этого дела хранились на бумаге в архивах областных центров. Из-за этого те, кто был взят под стражу на территории Луганской или Донецкой области до 2012 года и находится в подконтрольных Украине СИЗО, могут оставаться в заключении сколь угодно долго.

Их дела находятся в Луганске или Донецке, и лишенный доступа к документам украинский суд не может ни вынести решения, ни изменить им меру пресечения. Тех же, кто арестован после 2012 года и внесен в единый реестр, подчас отпускают под подписку даже с обвинением по тяжким статьям, просто чтобы сохранить им жизнь — такие случаи были в Артемовском СИЗО и в Мариуполе, рассказывает Белоусов. Еще одна проблема — заключенные, бежавшие из колоний, например, во время обстрелов. Они добираются до украинских блокпостов без документов и с сомнительным статусом беглых. 

Из трех тысяч заключенных, остававшихся в Крыму, по данным украинского омбудсмена, отпущено уже больше тысячи человек. Однако они получили условно-досрочное освобождение по российским законам, действие которых на территории полуострова Украиной не признается. Возвращаясь домой, например, в Одесскую или Черниговскую область, бывший заключенный имеет на руках только справку об освобождении, выданную Россией. При этом его уголовное дело со всеми документами находится в Крыму. Действующее законодательство Украины выхода из такой ситуации не предусматривает.

Здание 24-й исправительной колонии строгого режима в Луганской области, февраль 2015 года. Фото: Михаил Воскресенский / РИА Новости

Среди решений, которые рассматриваются украинским правительством, кардинальным выглядит готовящийся законопроект об амнистии, который даст администрации тюрем и лагерей на неподконтрольной Киеву территории хотя бы возможность на законных основаниях открыть двери для заключенных. Пока же юридическое решение не найдено, а вопрос эвакуации остается привязанным к ходу военных действий, заключенные в прифронтовой полосе продолжают умирать. 

Сами они приводят следующую статистику: «52-я в Енакиево: там разбомблено полстоловой, сгорел один человек, двое тяжело ранено. 32-я, Макеевка — тоже обстреляна была “Градом”: двое убитых и порядка семи раненых. 27-я в Горловке — два человека погибли. 24-ка в Донецке — пятеро убиты».

Автор: Антон Наумлюк (Артемовск — Мариуполь — Саратов), «Медиазона»