За коня легко отбросить копыта
Представителей «покатушных низов» не любят ни конники, ни власти, но по какой-то странной причине они продолжают существовать. У них есть свои сферы интересов. Каждый зарабатывает на своей «точке». Работой девочек руководят хозяйки, забирающие львиную долю выручки. Никого не напоминает?.. Вот именно. Только проститутки честнее: они продают свою, а не чужую жизнь. Крупные города опутала «лошадиная» мафия.— Всех похороню за своих коней, — пообещала Белладонна.
— Я не знаю, где твои лошади, — отвечала Настя.
— Значит, ты просто умрешь зря.
…Чтобы Настя Запорожец, выпускница университета этого года, умерла, старались сильно. Такие же девушки, как она сама, вот уже несколько часов в овраге на окраине Москвы придумывали все новые и новые пытки. Ей переломали ребра, разрезали рот, били ногами, об нее тушили окурки…
…Кобыла Долина и сама хотела бы уже умереть. Тощая, хромая животина наверняка молила об этом своего лошадиного бога, но он был глух. Нестерпимо болела спина — поясница давно сорвана, а оттуда, где у всех лошадей холка, торчит кость позвоночника. Долина посмотрела на такого же худого и хромого Пегаса. Они стояли и глядели на равнодушно несущиеся в несколько рядов машины. Хотелось плакать, но надо было идти дальше: Москва — большой город, за день не перейдешь.
Вы знаете, что лошади умеют плакать? И слезы у них такие же соленые, как у людей, только большие.
Настю Пегас и Долина видели несколько раз в парке “Тропарево”. Но они не знали, что ее калечили в овраге, и не могли подумать, что именно из-за них.
Покатушки на мясокомбинат
В лошадином мире – все как у людей. Есть лошади здоровые и больные, счастливые и несчастные, богатые и бедные. А есть те, кого люди загнали на самое лошадиное дно. Долина и Пегас — из “придонных”, с так называемых городских покатушек (катание на улицах и в парках).
Московских покатушников можно условно поделить на две категории. Первую составляют люди, затрачивающие часть заработанных денег на содержание лошади и худо-бедно, но обеспечивающие ее кормами и прививками. Те, кто входит во вторую, даже не заморачивается на сей счет. Эти чаще работают с “лошадками на сезон”. Приобретается беспородная или возрастная коняга долларов за 600, ввозится в Москву (по сути это — лошадиные гастарбайтеры), и начинается процесс “укатывания”. Живой аттракцион приносит своему владельцу в среднем от 90 до 120 тысяч рублей за лето. Осенью клиентов становится заметно меньше, лошадка “разваливается” от ежедневной многочасовой работы, и ее сдают на мясокомбинат опять же долларов за 600. Сдохла раньше — да и бог с ней. Даже если от животного изначально избавляться не собирались, через небольшое время неизбежно требуются расходы на лечение, а взять их на себя такой временщик-хозяин не в состоянии. Когда лошадь уже физически не может катать, она стоит у метро или “Макдоналдса” с унизительной табличкой “Подайте лошадке на корм”.
— Самая распространенная система покатушничества называется трешкой: хозяйка—работник—помощник, — рассказывает Катя, мой гид по закрытому от сторонних глаз миру покатушек. — Помощник не получает за уход за лошадью ничего, только возможность через какое-то время поездить на ней верхом. Работник — это тот, кто непосредственно стоит с лошадью на “точке”. Он зарабатывает от 10 до 25% от выручки. Иногда “сверху” спускают план. Основная прибыль стекается к хозяйке. Рабочий день в сезон — 10—12 часов. Лошадь целый день не ест, не пьет, находится под палящим солнцем. Гаражиков и сарайчиков (на аренду денника в конюшне такие люди не тратятся), в которых хозяйки держат своих лошадей, в Москве и Подмосковье столько, что не пересчитаешь.
Представителей “покатушных низов” не любят ни конники, ни власти, но по какой-то странной причине они продолжают существовать. У них есть свои сферы интересов. Каждый зарабатывает на своей «точке». Работой девочек руководят хозяйки, забирающие львиную долю выручки. Никого не напоминает?.. Вот именно. Только проститутки честнее: они продают свою, а не чужую жизнь.
Катя проработала в покатушках четыре года. У ее родителей не было средств на обучение дочери верховой езде в хорошем клубе, а ездить очень хотелось. Так она оказалась в покатушечной деревне Царицыно.
— Вы спрашиваете, какие у нас порядки? Одну девочку били черенком от лопаты за то, что хозяйка лошади решила, что та ужулила деньги, заработанные на “точке”. Я тогда вкалывала на Галю и Таню, увлекавшихся сектой “Свидетели Иеговы”. У них был рысак-четырехлетка. Они его зарезали, потому что он скидывал клиентов на “точке”. Исход любой покатушечной лошади — нож…
Череда Катиных “хозяек” менялась долго; она помнит всех своих лошадей и не помнит ни одной счастливой. Потом Царицыно сожгли. Катя выросла, начала зарабатывать и выкупила из рабства своего бывшего друга по несчастью Лекаря. Состояние здоровья животного было таким, что он сам остро нуждался в докторах, — застужены копыта, почки, здорово барахлило сердце, нарушена работа легких. Когда Лекарь приехал на новое место жительства и увидел, что лошадям полагается стоять на свежих опилках, а не в собственном дерьме, долго не решался шагнуть на красивый пол.
Пегас и Долина
Хозяек Пегаса и Долины, неких Белладонну и Белетову, знает каждый второй рядовой покатушник. Знает и боится.
— Покатушный мир — это клички, многих по фамилиям даже не вспомню, — говорит мой гид Катя. — Белладонна — страшный человек!
В конце мая у Пегаса и Долины появились призрачные шансы на спасение. Хозяева, видимо, чтоб уж совсем не тратиться на корма, выпустили их пастись на берег пруда, что на улице Введенского. Здесь было лучше, чем в тесном гараже: можно было размять больные ноги и наконец поесть. Но бесхозные кони людям не понравились. Они портили жизнь автомобилистам, выскакивая на проезжую часть, пугали мам, когда те по простоте душевной подходили познакомиться с детьми, и портили своими тощими силуэтами пейзаж лучшего города земли. Наверное, на них должны были обратить внимание власти, но почему-то единственными, кто посочувствовал конягам, оказались три девушки — Надя, Аня и Лиза.
— Лошади выглядели крайне истощенными, с многочисленными увечьями и кровоточащими ранами, — рассказывает Аня. — В этой дружной компании были кобыла-рысак и жеребец-тяжеловоз. Раньше с ними паслись еще два пони. Но, как нам рассказали жители близстоящих домов, недавно кобыла, простаивая в одном гараже с остальными, лягнула одного пони, и тот скончался. Второго пони накануне сердобольный жилец отбил у бомжей, когда те, вооружившись топориком, тащили его в соседний гараж.
Девушки вызвали наряд милиции, чтобы по всем правилам зарегистрировать находку: лошади без привязи и хозяев вполне законно могут считаться находкой. С помощью подоспевших стражей правопорядка кони были пойманы и привязаны к заборчику. Надя начала оказывать им первую помощь. Тут появилась женщина, представившаяся хозяйкой жеребца. В ходе недолгого разговора девушки убедили ее, что конь нуждается в немедленном лечении, что его поставят на хорошую конюшню, а она сможет его навещать. На этом вроде бы порешили и даже успели вызвать коневоз, но тут возникла вторая дама. Как выяснилось, то была Белладонна собственной персоной. Идея с реабилитацией ей совсем не понравилась. Начался скандал с переходом в драку. Наде точным ударом в лицо сломали нос. Кстати, странная вещь, но присутствовавшие милиционеры, по словам девушек, в этом спектакле выбрали для себя роль зрителей.
— Первое мое заявление они почему-то потеряли, — говорит Надя. — На следующий день я написала второе. Пока из милиции ничего не слышно — не вызывают, не звонят. Не знаю, насколько это была случайность, но фамилию Белладонны (именно она сломала мне нос) я тогда написала под диктовку участкового. Потом выяснилось, что у нее другая, хотя и созвучная фамилия.
Несмотря на первый проигрыш, девушки оказались смелыми и настырными. И уже через два дня Пегас и Долина купались в волнах человеческого внимания. Такого с ними еще никогда не было. У убогого гаража, в котором они жили, появилось много людей. Число заступниц увеличилось, кроме них приехали представители экологической и обычной милиции, ветеринар. Их даже снимали для телевидения, как настоящих звезд! Долина, наверное, жалела, что камеры в ее жизни появились так поздно: было время, могла показать себя экстерьерно выгодно, а теперь и спину не разогнуть…
Несмотря на неутешительные выводы ветеринара (хотя какие уж тут заключения, когда животные выглядят так, будто вчера из Бухенвальда сбежали), свидетельские показания и мольбы защитниц хотя бы временно отдать лошадок на откорм и лечение, дело почему-то не пошло. Зато опять пришла Белладонна, и несчастные коняги послушно поплелись за своей мучительницей.
(Однажды один человек, глядя на коня автора этих строк, брыкавшегося и нарезавшего круги в леваде — видимо, это должно было изображать мустанга в прериях, — воскликнул: “Какая силища! Это же 600 кг живого веса! Почему те, городские лошади не могут показать характер и спасти себя от мучений?” Отвечаю. Причин две. Первая: большая часть покатушных лошадей вышла из нормальных конюшен и обучена дисциплине. Послушание всаднику — то, что впитывается в мозг. Вторая: это сломленные животные. Как людей ломают, так ломают и их. Постоянные унижения и банальный недокорм приводят к тому, что гаснет любое желание сопротивляться, гаснет и само желание жить. Посему зря, ой, зря подвыпивший дяденька из ресторана думает, что, забираясь в седло покатушной коняшки, он уподобляется лихому джигиту. Он больше походит на равнодушного глупого человека, взвалившего свою задницу на готовый преломиться в позвоночнике полутруп.)
Оставшиеся без поддержки властей девушки-защитницы не отказались от идеи спасти Пегаса и Долину и написали очередное заявление в милицию, на этот раз о жестоком обращении с животными. Но и этому делу не дали хода. Мотивировка была проста: отсутствие животных. И не наврали ведь! Пегас и Долина действительно пропали.
“Враг” загнан в овраг
То, что люди, осмысленно мучающие животных, рано или поздно поднимают руку на человека, кажется, общеизвестно. И если бы органы милиции оказались чуть менее неповоротливыми, власти более прозорливыми, а природоохранительные инстанции — реальными, событий, развернувшихся 3 июня, удалось бы избежать.
Здесь в нашей драме появляется еще одно лицо — Настя Запорожец. Она не принимала в судьбе Долины и Пегаса ни малейшего участия, но в итоге пострадала сильнее всех.
— В больнице я ее не узнала. Вся в крови… Волосы короткие, а у моей дочери — коса до пояса. Лицо вообще неузнаваемое. И только когда Настя спросила: “Кто привез маму?” — я упала в обморок, — Людмила Запорожец, провожая меня в комнату дочери, едва сдерживает слезы.
Почему хозяйки пропавших Пегаса и Долины пришли к выводу, что коняг похитила именно Настя, — тайна сия велика. Может быть, потому, что Настя и Белладонна живут в соседних домах, или потому, что Настя тоже катает людей в Тропаревском парке…
Настя — девушка из хорошей, но небогатой семьи. В таких, как она, — корень появления в Москве рядовых работников покатушного фронта. Несколько лет назад цивилизованная верховая езда превратилась в элитарное и дорогое занятие. Ушли в небытие многочисленные конные секции. И масса ребят, талантливых, с горящими глазами, осталась стоять за заборчиками частных конюшен. Для многих родителей платить от 400—600 рублей за час проката в обычном московском клубе — удовольствие не по карману. Только вот забывают ли их дети о мечте? Ничего подобного. Они идут к тем самым сарайчикам и гаражикам, где те самые “хозяева” лошадиных жизней всегда рады бесплатной рабочей силе.
Людмила Запорожец говорит, что в венах ее дочери точно есть примесь лошадиной крови.
— Для меня лошади — жизнь, — подтверждает Настя, на лицо которой до сих пор смотреть страшно. — Я без них не могу.
Девушка рассказывает о своей работе и еле улыбается левой уцелевшей стороной губ: многие детишки, постоянные “клиенты” катаний в Тропаревском парке, выросли на ее глазах, Майка — умница, а не кобыла, ни за что не нагадит на асфальт…
— Так что же с вами случилось 3 июня? — спрашиваю я, и ее улыбка испаряется.
— В тот день я, как обычно, катала детишек в парке. Ко мне подошла Вика-Киса (прозвище Настиной коллеги. — Авт.) и спросила, слышала ли я, что те самые Пегас и Долина пропали. Я сказала, что да. Она попросила меня поспрашивать по конюшням об их местонахождении и предложила мне дойти до машины: мол, не на чем записать номер моего телефона. Я пошла. В машине сидела Тоня (тоже покатушница. — Авт.). Я уже хотела идти обратно, но Киса поставила мне под ребро нож и велела садиться. За руль прыгнула Белладонна.
Далее события развивались, как в плохом кино: жертве завязали глаза, приказали лечь на пол и сбивали с толку разговорами о плохих проселочных дорогах. На самом деле Настю не увезли дальше улицы Академика Янгеля. Били в овраге. Без конца спрашивали, где кони. Она отвечала: не знаю.
— Ответ неверный, — заключали палачи и продолжали бить.
Пока Вика-Киса колотила упавшую девушку по ребрам, весьма увесистая Тоня прыгала у жертвы на животе.
— Нам по фигу, даже если это и не ты. Остальным будет урок, — приговаривали они.
Насте показалось, что ее мучители были то ли пьяные, то ли под наркотиком. А когда увидели первую кровь, и вовсе вошли во вкус. Киса приставила нож к ее щеке, но Настя до последнего не верила, что будет резать… Потом били об дерево и собственные коленки, тушили о Настю окурки и волоком таскали за косу по земле. Когда надоело, косу решили “отпилить”. Остатки волос жгли зажигалкой.
— Я тушила их руками, а девчонки говорили: “Что ты их тушишь? Они тебе больше не пригодятся. Все равно ты тут умрешь”. Белладонна колотила меня березовой палкой. А Тоня и Вика говорили ей: мол, когда надумаешь ее кончать, скажи: “Ату!”
Итог разговора о пропавших лошадях — два сломанных ребра, сотрясение мозга, разрезанный рот, многочисленные ушибы и ожоги, подозрение на перебитые нервы…
— Кисти были черно-фиолетового цвета — ей ломали пальцы, — мама Людмила наконец дает волю слезам, — но, к счастью, обошлось.
В том, что Настя пострадала меньше, чем могло бы быть, — заслуга тех, за кого пострадала. Падала — группировалась, били — успевала поставить руки и делала вид, что не больно. Все как в верховой езде. Кстати, как ни усердствовали ее палачи, ни разу не заплакала.
Наконец, измученная Настя придумала версию о том, что кони — за городом, у одной знакомой Белладонне девушки. Та то ли поверила, то ли просто устала бить, но ход оказался спасительным.
Потом были еще люди: приехала хозяйка пропавшего Пегаса Белетова, появились два молодых человека — Илья и Сергей, один из которых сильно заикался. Насте снова завязали глаза и посадили в машину. Там велись разговоры в духе:
— Ты же себе не враг, скажешь, что тебя сбила темная иномарка…
Из машины ее выбросили в Чертанове.
…Кто-то из древних сказал, что рядом с лошадью человек обязательно проявит все самые светлые и самые черные качества своей личности. Трус покажет себя только трусом, герой — героем, дурак — дураком, а садист — садистом.
Согласно данным прокуратуры Черемушкинского района, Белладонну и Тоню обвиняют в похищении человека и разбое. Вика-Киса к ним присоединится, когда федеральный розыск ее наконец обнаружит.
Настя Запорожец потихоньку поправляется и уже заводит разговоры, как бы скорее вновь оказаться на конюшне.
Надя говорит, что если ради спасения очередной лошади снова придется попробовать на прочность собственный нос — она согласна.
Смешные они, эти девчонки с лошадиной кровью в венах. Настырные и светлые. Только с гнусной системой покатушек без поддержки властей им никак не справиться. Замкнутый круг по спасению несчастных лошадей проходили уже раз сто: конягу выкупают в частные руки, забирают, но пока ее лечат — покатушники успевают угробить новых лошадей, и так до бесконечности.
В городских катаниях на лошадях все перемешалось, как в низкого пошиба супе, — и уже не разобрать, что положили в супницу специально, а что угодило по недосмотру повара. И если б вдруг появились лицензии на катание и они стоили бы денег, то у многих отпало бы желание так беззастенчиво торговать лошадиной болью. Не помешали бы и регулярные ветеринарные проверки (есть же, в конце концов, техосмотр автосредств!), и штрафы по итогам рейдов. Нелишними стали бы и проверки документов, подтверждающие квалификацию (или хотя бы совершеннолетие) катающего.
Забыла сказать: Пегас и Долина нашлись сразу после ЧП с Настей. Лошади одни бродили по переулкам центра Москвы. Как они там оказались — знает лишь тот, кто, видимо, пытался помочь им выбраться из рабства. Да, незаконными методами. Но, может быть, это произошло потому, что законные не работают?
(Имена-фамилии покатушных хозяек не называются по просьбе следствия. Фамилии девушек-защитниц не указываем, потому что им уже звонят некие люди, обещающие потравить их личных лошадей.)
Елена Михайлина, Москва, «Московский комсомолец»
Tweet