ТЮРЬМА И ВОЛЯ: Арест

У каждого времени свой стиль, свои ритуалы. При Сталине людей арестовывали чаще всего ночью. Дома. Звонок или стук в дверь, приглушенные голоса, осторожные шаги, пустынные улицы, “черный ворон”, к которому выводили как бы украдкой. Ночь, мрак, тайна. И не каждому к этой тайне можно прикоснуться. Помимо людей в форме НКВД, это были дворник, специально назначенные понятые. Сейчас все проще, доступней. Если человек подозревается в серьезном преступлении, то его не “берут”, а захватывают. Для этого существует специальная группа, она так и называется: группа захвата. Для ловких, сноровистых ребят, туда входящих, захват – работа, только работа, никаких тебе тайн или ритуалов. Захват может быть произведен по-разному. Делают, скажем, засаду в том месте или помещении, где по предположению оперативников-розыскников должен появиться подозреваемый. Или вызывают на свидание через твоих же знакомых, которые согласились на роль наживки. Иногда “объект” вначале “ведут”, то есть следят за ним с помощью группы наружного наблюдения, чтобы взять с уликами или в безопасном для остальных граждан месте, когда предполагается, что захватываемый “вооружен и очень опасен”. Но могут захватить и в толпе или в машине, когда ты притормозишь у сфетофора. Обычно у случайных прохожих такой захват удивления не вызывает. Люди в штатском, подхватившие свою “добычу” под руки, – картина даже более однозначная, чем случай, когда тебя ведет милиционер в форме. Милиционер не захватывает, а задерживает. Задержание же вовсе не означает, что человека арестовали. У милиционера-то еще могут поинтересоваться: за что? на каком основании? У группы захвата обычно никто и ничем не интересуется…

Ну, а неопасных подозреваемых может ждать арест при вызове, например, на допрос к следователю или на беседу к прокурору. Для ареста в этом случае прибывает специальная команда, обычно это два конвоира в штатском. Им следователь и сдает с рук на руки арестованного. При этом оформляются всякие бумажки, после чего на твоих запястьях защелкиваются наручники. Выводят тебя на улицу, а там уже поджидает какой-нибудь “уазик”, на котором и “едут трое, сам в середочке” в КПЗ.

Что характерно, день ареста, твой последний день на воле, запоминается с необычайной яркостью, в мельчайших деталях. И вообще, он нечто мистическое в себе содержит, этот день…

Меня сразу после захвата повезли домой на обыск. Редкий, вообще-то, случай. Разные, конечно, бывают обстоятельства, кому-то такой заезд может оказаться вовсе не в кайф. Для меня же эти несколько последних часов, проведенных дома с женой и сыном, были подарком судьбы. Понятно, команда, которая проводила обыск, глаз с меня не спускала, и когда мы с женой выходили покурить на кухню, с нами отряжали “третьего лишнего” для присмотра. Все в доме было перевернуто вверх дном, переворошено и прощупано чужими руками… Ощущение от такого погрома не из приятных. Но тут мы с женой и двухлетним сыном интуитивно нашли самое мудрое решение: насколько было возможно, не обращали внимания ни на чужих, ни на их работу, ничего им не объясняли и не показывали. К слову сказать, и следователя, и его подручных это выводило из себя. Им ведь работать проще, найти то, что ищут, легче, когда человек дергается, нервничает, переживает. У них чутье профессиональное, и настроены они в этот момент на тебя; любое твое беспокойство, волнение тут же подскажет им, где и что искать.

Меня потом то, что я “прихватил” с собой из этого дня, не раз в тюрьме спасало. В тюрьме все твое прошлое видится совсем по-другому. Там бесчетные, похожие друг на друга дни, чуть разбавленные разговорами с сокамерниками, книгами, домино – всеми эрзацами общения, похожими на тюремную, без запаха и вкуса, казенную пайку хлеба. Когда в бесцветно-неразличимом тюремном времени сходится на горле удавка тоски, выстуживает душу отчаяние, тогда воспоминания о прошлой, вольной жизни становятся спасением. Ты начинаешь перебирать прошедшее, образуется что-то вроде кипы черновиков, пожелтевших от времени, с потускневшими словами, с оборванными краями, просто белыми пятнами. И вот многим годам из вольного прошлого не хватало той волшебной, спасительной силы, полноты и ясности, что таилась в этих последних часах, вырванных нами у разлуки.

И еще вот загадка. От многих мне приходилось слышать о предчувствии ареста, особом предарестном состоянии. Такие состояния – предвестники беды – известны, наверное, всякому… Внезапно и целиком охватывает тебя вдруг чувство тревоги, наплывом идет тоска, появляется смутное ощущение опасности. Кому-то эти предчувствия вовсе не в помощь. Обычно это те, кто начинает все логически раскладывать и пытается принять верное решение не сердцем, а головой. Или просто отгоняет тревогу, рассеивает ее в разреженное жизненное пространство, рвет в клочья, как письмо, полученное от ненавистного адресанта, уходит в запой, в загул. А кому-то предарестное состояние бывает в спасение. Это когда человек положится на судьбу, откажется от попыток разгадать ее тайные письмена. Тогда все обретенные тобой тревоги сходятся в сгусток невероятной энергии, она выталкивает тебя в поток особого, нездешнего времени. А там не надо думать: что? когда? зачем? И должное свершается само собой. Это вовсе не значит, что тебе удается избежать ареста и срока, хотя и такие случаи не в редкость. Просто ты успеваешь подготовить себя к ударам судьбы, успеваешь заняться самым главным, а мелкое и суетное отставляешь в сторону. Оно, это главное, разное у разных людей. Одни успевают подготовиться к встрече со следователем и, значит, выбрать более эффективную линию защиты, другие – спрятать улики или даже отказаться от рискованного дела, третьи – рассчитаться с долгами, помириться с недавними врагами, устроить домашние дела, съездить попрощаться с матерью, которая потом, пока ты тянешь срок, умирает. Знаю даже таких, кто в предчувствии ареста успевал принять крещение, обвенчаться с любимой, исповедаться…

Получается, плохо не то, что ты не заметил надвигающейся беды. Беду как раз почти каждый предчувствует. Плохо то, что начинаешь над этим размышлять и расчитывать. Это все равно, что остановиться на ходу и покружиться на месте – попробуй потом отыскать верное направление. Голова, так выходит, тут плохой советчик. А пока держишься в “потоке”, все устраивается лучшим из возможного способом и само собой.

– Что делать, если тебе заранее известно об аресте, может, даже его день?

– Допустим, человеку сказали: все, брат, послезавтра ты умрешь, в четыре часа дня. Если он после этого побежит к кому-то советоваться, то … короче, я бы не стал такому ничего советовать, налил бы ему банку водки и отправил спать. Есть ситуации, в которых человек должен сам все решить, вложиться в них целиком. Они для того и существуют, чтобы главному в нас проявиться: зачем, для чего мы родились? что можем мы в мире? что может мир в нас? Есть, конечно, и какие-то простые вещи. Раньше в таком случае собирали узелок со всем необходимым, носили с собой.

“Ну, бельишко в портфель, щетка, мыльница. Если сразу возьмут, чтоб не мыкаться…”

Но вот они страсть как любят тебя (а если из дома увозят, то твоих домашних) уговаривать: да что Вы, не волнуйтесь, сейчас мы с ним побеседуем и отпустим, ну, часа не пройдет, вернется он домой… Не знаю, может, у них инструкции такие? А один из подручных следователя мне признавался: это для того, чтобы вещей с собой не набирали, нам потом морока – все эти вещи оформлять и описывать. Одной женщине, когда увозили ее из дома, даже не дали ребенка к соседям отвести. “Поиграй, – говорят, – мальчик, во что-нибудь, мама сейчас вернется”. Ну, мама и вернулась… через семь лет. Придется тебе оказаться в такой ситуации – не верь следователю, не расчитывай только на удачу.

Самое главное – есть возможность, попрощайся с близкими по-человечески. Ничего, подождут опера, время у них рабочее. Сюда прямо подходит совет: “И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг…”

И вещи спокойно собери. Много не надо, самое необходимое. Два-три коробка спичек по карманам, сколько есть сигарет – тоже. Даже если сам не куришь, все равно бери – в тюрьме пригодится. Есть курительная трубка – прихвати и трубку. Сложи все аккуратно в сумку, простую холщовую или брезентовую, лучше без замков и “молний”. Ни портфеля, ни чемоданчика и т.п. в тюрьму все равно не пропустят. Переоденься во все чистое. Если холодно, теплое белье на себя натяни (можно и пару), свитер, шарф, теплую шапку, перчатки или варежки… Остальное в сумку – пару сменок белья (трусы, майка, теплое белье, носки простые, носки теплые), сколько есть носовых платков, рубашку (лучше байковую), тапочки, мыло в мыльнице, щетку зубную, расческу, кружку пластмассовую или эмалированную, ложку деревянную, запасные очки (если носишь) с футляром, чистую тетрадку, штук пять конвертов, шариковую ручку, пачку-другую чая, несколько бутербродов, нет – так хлеба с сахаром, конфет или что будет под рукой. В разных КПЗ порядки разные, где-то одно пропустят, где-то другое. Да если чего-то и не пропустят – невелика потеря. Тот, кого не в первый раз берут, обычно соображает, что еще прихватить и куда “закурковать”, чтоб уберечь от шмона: грифель простого карандаша, иголку с ниткой, бритву – “мойку”, деньги (главное, чтобы они с тобой доехали не обнаруженными до тюрьмы, там их сдать можно, положат на счет, дадут квитанцию и ты с ходу, не дожидаясь перевода из дома, можешь отовариться в ларьке). Но тут трудно советовать, тут уже каждый человек сам должен начать соображать по-тюремному. А то, что тебе какой-нибудь бывалый арестант подскажет, оно уже, как правило, хорошо известно и тем, кто тебя обыскивать будет. Книги или газеты обычно не пропускают, но взять можно – чего не жалко. А вот с этой книгой постарайся не расставаться. Там, куда тебе предстоит отправиться, она не раз сможет сослужить тебе добрую службу. Большой запас лекарств брать с собой бессмысленно, все равно отберут в КПЗ или в следственной тюрьме. То же и со всякими драгоценностями, вроде колец, перстней и т.п. Если берешь (иногда это имеет смысл, как мы увидим позже), то и считай, что они пропадут.

Центр содействия реформе уголовного правосудия