Евробомжи в шоколаде: русские клошары оккупировали Францию

Сеголен Руаяль все-таки женщина, мать, она, если станет президентом Франции, не станет забывать о социальной политике”. — “Да, но в нашем случае лучше бы президентом стал Николя Саркози, потому что он сын венгерского иммигранта…” Этот диалог ведут не французские интеллектуалы, а русские клошары. По-нашему — бомжи. И разговор этот происходит отнюдь не в светском салоне, а в палаточном городке, который оборванцы со всего мира разбили у стен префектуры Страсбурга. От городских властей бездомные требуют ни много ни мало — бесплатного жилья, работы и гражданства. Корреспондент “МК” провел несколько часов в обществе евробомжей.

Мы шли группой от окраины Страсбурга, где располагается дворец ПАСЕ, в центр города. Вдруг дорогу нам преградили два клошара, по-французски выклянчивая деньги. “Ноу, месье, ноу мани”, — ответили мы, как могли, и пошагали вперед.

“У, козлы жадные!” — послышалась вслед до боли знакомая брань. “Так вы, ребята, русские?” — “Были русскими, стали французами!” За 10 евро и бутылку виски мужики отвели нас в интернациональный палаточный городок, где среди прочих живут пятеро русских евробомжей.

100 палаток разбили на набережной реки Иль, прямо напротив здания префектуры. Добрые французы разрешают жечь костры в бочках — так клошары разогревают добытую на помойках снедь. Мимо безразлично проезжают полицейские автомобили. Негромко играет радио с французской мелодией. Целая свора собак, в том числе и бойцовских пород, охраняет клошар-городок. Сергей и Вадим опохмеляются.

— А я ни о чем не жалею, и вы в своих статьях не смейте нас жалеть. А чо? У нас все есть. Я сейчас себя чувствую намного лучше, чем когда работал на цементном заводе в Екатеринбурге, — говорит 50-летний Сергей Кандимов. Он приехал во Францию четыре года назад и всего за несколько месяцев освоил разговорный французский. Его судьба изобилует крутыми виражами и трагическими обстоятельствами. После лихих 90-х он с семьей — жена и четыре ребенка — вынужден был уехать из Казахстана в Екатеринбург, к родственникам. Дети выросли, жена выгнала из дома, Сергей запил и опустился. “Бомжевать начал на Урале”, — хвастается. Четыре года назад по приглашению старшей дочки, вышедшей замуж за итальянца, выехал на экскурсионном автобусе в Рим. Хорошенько “погуляв” в Париже, опоздал на автобус, да так на годы и остался. Паспорт потерял. А летом, в связи с конкуренцией нищих в Париже, вместе с группой клошаров прибыл в Страсбург.

— Но холодно же спать в палатке, температура минусовая, снег идет…

— Да, ночью аж ледяной коркой все покрывается. Ну ничего — главное плотно коробками устлать землю, чтобы не застудиться. И навалить побольше одеял. Ну и выпить, конечно.

— Местные вас не обижают?

— Если высунешься в город, где своих побирушек хватает, могут устроить охоту. Еще могут покуражиться малолетние французы арабского происхождения — накурятся своей травки да и изобьют. Так, для смеха. Но сюда они (в палатгородок. — М.Р.) не сунутся. Здесь у нас есть покровители.

— Это кто?

— Добрые люди. Нам каждый день привозят горячую еду, теплую одежду, белье. Видишь, палатки все практически одинаковые? Это “Врачи без границ” и всякие другие гуманитарные организации нам помогают. Да и полиции здесь много, камер слежения из префектуры. На моей памяти инцидентов не было. Да и кто в здравом уме сунется в толпу видавших виды бродяг?

Тут к городку подъезжает миловидная француженка в миниатюрном “Пежо”. Подзывает клошара. Тот со знанием дела открывает багажник машины и вытаскивает огромные пакеты… с собачьими консервами и сухим кормом.

— Помимо помощи местных вы как зарабатываете?

— А кто как. Я, например, собираю мусор у супермаркета. Но это так, мелочи. В основном раз в день приезжает машина с горячим питанием. Всем достается, можно даже взять еды про запас. Бывает, местные привозят блоками сигареты.

— А с полицией разве не возникает проблем?

— Все дело в том, что еще при Миттеране, в конце 80-х, бродяжничество во Франции перестало быть преступлением. Если русские менты брезгливо относятся к бомжам, но время от времени все же насильно доставляют их в милицию и всякие приюты, то здесь никто не имеет права нас задерживать. Мы — свободные, свободнее цыган!

— Много русских?

— Нас тут пятеро. Чеченцы были, но они по политической линии, к нам приходят вынужденно и всего на пару дней. Потом исчезают. Армяне тоже быстро исчезают. А вот выходцев из бывшего СССР — пруд пруди. Вся Прибалтика, Казахстан, а про хохлов и говорить неприлично — иногда по разговорам такое ощущение, что ты не здесь, в Страсбурге, а где-то в Харькове находишься. Э, милый человек, да ты в Париже клошарни не видел. Там русские — основной костяк. Славятся своей беспредельностью и наглостью. За что и уважаемы. Там на набережной целые русские общины… А здесь в основном французы да выходцы из Восточной Европы.

— Какова конечная цель такой демонстративной жизни?

— Мы хотим собственного жилья, гражданства и работы!

— Ого! С какой это стати французы вам обязаны?

— Это в России никто никому ничем не обязан. Здесь же, во Франции, возможно все. Думаешь, мы бы разбили здесь палатки, если бы не было прецедентов? Вон видишь дома? Оттуда выселяют людей в более, как они думают, комфортабельные условия. А нас туда могут вселить…

— Сергей, а нет возможности или желания вернуться обратно на родину?

— Куда? Жилья у меня нет. На Урале на моем шиферном или цементном заводе зарплата 5—6 тысяч рублей. Примерно столько же стоит снять “однушку” на окраине. И в чем смысл? Да и старый я уже, кому я нужен? Вон Вадик пусть едет!

Вадик, паренек лет двадцати пяти, прописанный в Подмосковье, — бомж по призванию. “Не хочу учиться, не хочу работать, идите все на…” — вот девиз его жизни. Ему даже разговаривать лень. От идеи возвращения в Россию категорически отказывается: “А что я там забыл? Только вы меня не фотографируйте. У меня же родственники по всему Союзу. Думают, что я здесь жизнь свою устроил. Пусть думают”.

На этом интервью прерывается. Руссоклошаров просят “на выход”. Студенты и представители какой-то гуманитарной организации приехали с мегафонами, красочными плакатами и транспарантами, решительно требующими соцзащиты. На моих героев надевают белые фартуки, на которых по-французски написаны лозунги. Толпа человек из двухсот, отчаянно крича и стуча в барабаны, делает “круг почета” вокруг здания префектуры. К ним тут же выбегает испуганный очкастый “парламентер” — представитель власти. Все требования клошаров он старательно записывает в блокнот. На его лице читается чувство вины.

Михаил Романов, Страсбург—Москва, «Московский комсомолец»