Фейки и дезинформация как манипулятивный инструментарий

Законодатели «проснулись» и увидели серьезные последствия технологического развития на весьма чувствительную для любой страны сферу: выборы и референдумы. Мир управляется картиной мира, поскольку она предопределяет наши действия. Советская картина мира, например, особенно та, которая удерживалась с помощью образования и науки, СМИ, литературой и кино, отличалась от сегодняшней.

В свою очередь советская картина мира пришла на смену дореволюционной, принадлежащей царской России, которая также была другой.

Как трансформируется картина мира при таких переходах? С одной стороны, принципиально  меняется героика и ключевые события, с другой — возникают иные типы карьеры, другие социальные лифты. Кстати, мы застали переход от одной такой глобальной картины мира к другой, в рамках чего пропали не только герои, но и биографии каждого. Условно говоря, позитивные социальные накопления прошлого были уничтожены, как и отрицательные, поскольку звание, например, диссидента из ситуации отверженного стало почетным.

Картина мира четко расставляет причинно-следственные связи. Мы четко видим новые полюса позитива и полюса негатива, пришедшие на смену старым. Государство пытается приватизировать позитив, связав его с собой, а негатив пытается отдать иным, своим противникам или врагам.

Обычно часть вины перекладывается на злонамеренные внешние силы. Так поступает и индивид, и целые государства. Внешнее всегда легче признать виновным, чем самого себя. Есть такой психологический феномен, который легко перенести на целые государства.

В этой же сфере лежит и конспирология. Так, например, по данным ВЦИОМ, 67 % россиян верят, что есть организация или группа лиц, которые контролируют действия властей многих государств: «67 % — очень высокая доля, она дает основания говорить о конспирологии как о важном компоненте картины мира российского гражданина. Примечательно, что в 2014 году тех, кто верил в существование мирового правительства, было 45 %. Стоит сказать, что и это очень высокий показатель. При этом его рост на 22 % за четыре года едва ли случаен. Нарастание паранойи в общественном сознании с 2014 года совпало с упрощением политического дискурса в России. Он фактически был сведен к следующим схемам: Россия в кольце врагов, Запад боится нашей мощи и ищет повод нас наказать. Это было вызвано резким охлаждением отношений с западным миром после присоединения к РФ Крыма. Тема антироссийского заговора, в которую вплетались и допинговый скандал, и дело Скрипалей, позволила власти мобилизовать широкую электоральную поддержку перед президентскими выборами — 2018».

Чужая картина мира всегда выглядела как враждебная своей, поскольку религия и идеология конкурировали с другими религиями и идеологиями. Причем они боролись друг с другом не только в информационном или виртуальном пространствах, часто это были настоящие войны в физическом пространстве.

Сегодня произошло смещение к более универсальной картине мира для всех. Но она создана на базе западных представлений, поэтому сохраняет свою конфликтность, например, с исламом. Вхождение западных кукол и анимации останавливается в Иране с помощью создания своей анимации и своих кукол. Китай также настороженно относится к входу западной массовой культуры. Россия заявляет о своей готовности отгородиться от всемирной паутины, что по сути уже сделано Китаем.

Смену картины мира изучают и военные. Для них вмешательство в чужую картину мира является даже частью профессии, поскольку такое изменение может привести к победе. Это и цикл Бойда в США, состоящий из таких шагов, как Наблюдение — Ориентация — Решение — Действие, и рефлексивное управление противником в российских информационных операциях. Здесь картина мира меняется временно и на узком участке действительности, чтобы получить преимущество в конкретной боевой ситуации.

Религия и идеология удерживают долговременные картины мира, защищая их огнем и мечом. Большие социальные группы нуждаются в таких картинах мира, поскольку они служат их выживанию. Кстати, сегодня возникло несколько научных школ, которые изучают религию вполне объективно. Одна из них называется проект моделирования религии (см. тут, тут, а также работу: Shults F. L. a.o. Modelling terror management theory: computer simulations of the impact of mortality salience on religiosity // Religion,faith and behavior. — 2018. Vol. 8. — I. 1). Речь идет о компьютерном моделировании религии и атеизма (см. подробнее тут, тут, тут и тут).

Три типа силы Дж. Ная (мягкая, жесткая и умная) также являются ключом к смене картины мира с помощью разного типа инструментария: принуждающего и привлекающего. Применение жесткой силы оказывается менее эффективным, чем применение мягкой силы. Мир стал более чувствителен к применению силы, поэтому и ищутся мягкие пути воздействия.

Смена восприятия создает новую картину мира за счет того, что мы теперь видим в том же реальном мире другие ключевые точки. Физически мир остается таким же, однако значимость тех или иных ценностей меняется. Если Запад, например, ориентирован на индивидуальные ценности, то Восток — на коллективные.

Полюс неправильного поведения возглавляет Враг. Он хитер и коварен, поэтому его происки можно увидеть везде. Очень чувствительны к проникновению «чужого» и религии. Люди могут приветствовать чужую массовую культуру, но религия, например ислам, пытается ее остановить, как это имеет место в Иране.

Военные уделяют большое внимание управлению восприятием противника, поскольку это ведет к неадекватному пониманию им ситуации. Самым ярким примером такого рода являются «зеленые человечки» в Крыму, существование которых повлияло на принятие решений как в Украине, так и за рубежом, поскольку они давали возможность сомневающимся не реагировать.

Э. Тоффлер предложил шесть вариантов управления восприятием, используемых со времен первой мировой войны:

• обвинения в зверствах, как правило, в случае войны это касается мирного населения (стариков, женщин и детей),

• гиперболизация,

• демонизация и дегуманизация, например, их следует сравнивать с Гитлером или Пол Потом,

• поляризация, когда мы действуем как герои, а они как злодеи,

• опора на высшие силы,

• метапропаганда, то есть демонстрация того, что их месседжи лживы, а наши правдивы.

Как видим, надо не просто иметь своего собственного Врага, но необходимо еще сделать из него исчадие ада. Для социосистем наличие врага означает как единение между людьми, так и подчинение своему лидеру. А это означает, что хоть система теряет свои демократические механизмы, она становится более сильной по отношению к внешнему врагу. Теорема неполноты Геделя интерпретируется как невозможность понимания системы изнутри нее. Враг как раз и дает внешний взгляд на систему.

Г. Халл акцентирует определенную опасность для демократии и со стороны социальных сетей. Он пишет: «Они не только создают свои собственные информационные пузыри, они предлагают выгодную среду для тех, кто хочет увеличить поляризацию. Сообщества разделяют и создают социальные реальности, социальные медиа рискуют породить социальные реальности, по которым различающиеся группы могут не соглашаться не только в том, что делать, но и в том, какова сама реальность».

Как видим, нынче мы оказались в ситуации не описания, а создания реальности, то есть это снова смена картины мира. Есть ситуации (типа выборов), когда конфликт между разными картинами мира усиливается. Кстати, это же мы видели во время двух Майданов, когда поляризация общества принимала достаточно серьезный вид, что даже привело во втором Майдане к применению оружия.

При этом военные расставляют для противника определенные сети, чтобы «помочь» ему сделать ошибку. Основными из них являются такие (см. тут и тут):

• наживка, приманка: противник видит выгодное для него положение, которое на самом деле окажется выгодным для атакующих,

• повтор: неопасные действия повторяются, чтобы отвлечь противника от опасных действий, разница с первым вариантом состоит в том, что в первом случае противник делал какой-то шаг, а в этом он должен удержаться от шагов,

• неумышленная ошибка: противник должен поверить, что ценная информация попала к нему по ошибке,

• очевидное решение: предоставляется обманная информация в поддержку очевидного решения, чтобы скрыть реальное решение,

• неудача: как и в случае неумышленной ошибки, противник не может приписать неудачу чужим действиям.

Интересно предлагается посмотреть и на информацию: в контексте информационной войны информация может быть или оружием, или целью. И еще: соперник, получив информацию, должен сделать в результате выбор, который будет выгоден для атакующего. То есть ему подсовывают модель мира, выгодную для одной стороны и невыгодную для другой.

Давайте также не забывать, что в случае выборов, особенно президентских, идет столкновение картин мира, предлагаемых каждым из кандидатов. Эти картины мира описывают ситуацию в стране каждая со своих позиций, которые часто противоречат друг другу. Мы принимаем ту картину мира, которая больше соответствует нашей.

Дж. Бойд говорил о ментальной изоляции противника путем предъявления ему неоднозначных, обманных и новых ситуаций. Сюда же относится и фактор увеличения скорости появления ситуаций. Все это направлено на то, чтобы помешать противнику принять правильное решение.

Достаточно четкую классификацию манипуляций предложили двое американских ученых (см. работу: Bell J.D. a.o. Cheating and Deception. — New Brunswick etc., 2009). Они выделяют две категории обмана: показ неправды и сокрытие правды. При этом они ссылаются на Хэрриса, предложившего в своей работе еще 1973 года понятие «контробмана». Сама его работа была посвящена использованию стратегического обмана в XX столетии. При этом он подчеркивает важность личности того, кто принимает решения, ведь он может быть способен или не способен к стратегированию. О последнем мы часто вообще не думаем.

В принципе, военные, как видим из данной цитаты, пришли к достаточно разработанному пониманию, что такое обман противника и как этого добиться. И это результат работы уже не первого поколения специалистов.

Мы можем подтвердить наличие такой сложной системы, например, следующиминаблюдениями: «Целью может быть вовсе не "враг". Враги, противники, нейтральные участники, даже дружеские участники могут быть важными целями обмана, хотя вычисление рисков против преимуществ при рассмотрении введения в заблуждение нейтральных или дружеских участников должно быть проведено очень серьезно. Практик должен также знать каналы для реальных и обманных индикаторов, достигающих цель; как и то, какие имеются каналы для обратной связи, чтобы оценить эффективность обманных операций. Практик должен предпринимать любые усилия, соответствующие ограничениям во времени и в ресурсах, чтобы получить всеобъемлющее понимание цели».

Как видим, здесь использование манипуляций распространяется уже не только на врага, но и на дружеские и нейтральные элементы, что делает процесс влияния более сложным и многослойным.

Все в мире реально выстроено на влиянии. В прошлой истории человечество чаще обращалось к оружию, чтобы доказать свою правоту. Сегодня в его руках есть будто бы абсолютно нейтральное информационное и виртуальное оружие. Под последним мы понимаем массовую культуру, в первую очередь телесериалы, которые сегодня вместо книг формируют модели мира целых поколений.

Институт интернета Оксфордского университета обобщил использование соцсетей для введения в заблуждение. В исследовании они ввели дополнительное понятие валентности, под которым понималась привлекательность или отрицательность сообщения или события. Они пишут: «Известной техникой манипуляции в соцмедиа является использование онлайновых комментаторов, которые активно вступают в разговоры и дебаты с настоящими пользователями соцмедиа. Их активность охватывает множество онлайновых платформ, включая традиционные веб-форумы, блоги, новостные сайты и платформы соцмедиа, где они используют разнообразные стратегии валентности, разговаривая с реальными пользователями. Мы нашли доказательства того, что правительственные и партийные организации, используя онлайновых коммуникаторов, формируют дискуссии в интернете и на социальных платформах тремя путями: 1) распространением проправительственной и пропартийной пропаганды, 2) атаками оппозиции и ведением дискредитирующих кампаний, 3) нейтральными стратегиями, включающими увод обсуждения или критики от важных проблем или проверки фактажа информации. Еще одной стратегией, обнаруженной нами, было использование троллей, которые нацеливались на конкретных индивидов, сообщества и организации с помощью языка ненависти и разных форм онлайнового преследования».

Как видим, эта форма влияния достаточно распространена и относится не только к выборам. Просто в случае российского информационного вмешательства в американские президентские выборы сошлись как бы иные факторы, которые привлекли особое внимание. К ним можно отнести следующее:

• это было иностранное вмешательство извне,

• это стало частью внутриполитической борьбы в США,

• это было как бы «невидимым» использованием соцмедиа, которое превратило вдруг Фейсбук из домашнего животного в дикого зверя.

Парламентский комитет в Великобритании по скандалу с Фейсбуком и Cambridge Analytica приходит к следующим выводам:

• сайты соцмедиа должны нести ответственность за «вредный» контент,

• правила политических кампаний должны соответствовать дигитальной эпохе,

• технологические компании должны платить налог на образование и регуляцию,

• социальные сети должны подвергаться аудиту, в том числе применяемые ими алгоритмы.

То есть законодатели «проснулись» и увидели серьезные последствия технологического развития на весьма чувствительную для любой страны сферу: выборы и референдумы.

Комиссия также требует раскрывать спонсоров онлайновой политической рекламы или платных коммуникаций. Этого же потребовал и Конгресс США.

После резкого падения стоимости акций Твиттера и Фейсбука, вызванного скандалами и штрафами, также меняется представление о бизнесе соцплатформ. Вот мнение финансового аналитика: «Твиттер и Фейсбук должны до некоторой степени изменить свои бизнес-модели. […] Они должны привести в порядок свои платформы, а не просто заниматься сбором рекламных денег».

Анализ британской парламентской комиссии заслуживает самого пристального внимания и уважения. Он очень детален (см. тут, тут, тут, тут и тут). И это всего лишь предварительные итоги, где удалось расставить правильные акценты.

Приведем одну фразу из одного экспертного заключения этой комиссии, принадлежащего доктору П. Берналу: «Часть проблемы состоит в том, что фейковые новости "работают" — им часто верят, и они могут усиливать имеющиеся взгляды. Это, вероятно, единственная реальная причина того, почему политики их используют, мейнстримные медиа преследуют, а интернет распространяет. Есть возрастающий объем эмпирических доказательств из исследований, проведенных в США и Великобритании. Фейковая новостная история может быть сделана с меньшим числом "дыр в сюжете". Она будет соответствовать ожиданиям, созданным существующими фейковыми нарративами. Если вы уже верите, что иммигранты диспропорционально задействованы в преступности, вы готовы поверить в новость, что конкретный иммигрант совершил преступление, даже если это полностью выдуманная история».

В мир пришли новые методы манипуляции, которые связаны с новыми технологиями. Но скрытых процессов влияния гораздо больше, чем нам кажется. И они достаточны сильны. Это в первую очередь бизнес, который всеми силами защищает выпускаемые им продукты, представляющие угрозу для жизни людей. Это и политика, которая акцентирует нужные ей аспекты, уводя от насущных проблем. Это и военные со своим кибероружием, тоже готовым к применению.

Правда, с ним тоже существует множество сложностей. Как пишет в своей книге «Идеальное оружие» Д. Зенгер: «Оружие остается невидимым, атаки отрицаются, результаты точно не известны. Естественно,  руководители разведки и их военные коллеги отказываются обсуждать силу американских кибер-возможностей, боясь уменьшить небольшое преимущество, которое страна имеет перед своими противниками. В результате Соединенные Штаты используют это невероятно сильное новое оружие в основном тайно, от случая к случаю, пока мы полностью не поймем его последствия». А М. Белем вообще считает, что мы уже живем в первой мировой кибервойне, просто не замечая этого.

Пропаганда также активно реализуется с помощью кибератак. Как считают специалисты по кибервойне: «Пропаганда, не являясь явной кибератакой, может включать кибер элементы, чтобы усилить распространение и влияние месседжа. На раннем этапе конфликта в Украине социальные медиа стали основным каналом коммуникации для протестующих и международных наблюдателей, а Россия использовала раздел "коммментариев" на новостных сайтах, чтобы продвигать пророссийский диалог на внутренних и иностранных вебсайтах. В более прямом подходе […], имевшим место во время американских президентских выборов — 2016, Россия соединяла интенсивную пропагандистскую кампанию с кибератаками на Демократический национальный комитет с последующим обнародованием дискредитирующих эмейлов с помощью Викиликс, пытаясь повлиять на результаты» (см. работу: Kostyuk N. a.o. Determinants of the Cyber Escalation Ladder // The Cyber Defense Review.- 2018. — Vol. 3. — N 1).

Интернет дал миру новый мощный инструментарий воздействия. Причем воздействия скрытого, которое становится известным не сразу. По крайней мере пользователь его вообще не ощущает и движется по следу расставленных для него указателей движения. Профессионал всегда побеждает любителя, которым является пользователь.

Автор: Георгий Почепцов; доктор филологических наук, профессор, эксперт по информационной политике и коммуникационных технологий; MediaSapiens