Как Бартоломео Сордже победил мафию

«Мафия не боится оружия, потому что и у нее есть оружие. Она не боится политиков, потому что сама их выбирает и контролирует. Не боится судей, потому что одних убивает, а других подкупает. Она начинает бояться, если меняется культура. Мафия готова убить священника, который забирает детей с улицы, чтобы их не смогли рекрутировать в преступное сообщество». Так считает легендарный итальянский иезуит Бартоломео Сордже, одолевший сицилийскую мафию. Про Бартоломео Сордже я знаю две вещи: он иезуит и борец с мафией. Дом, где он должен меня ждать, скрыт строительными лесами. Можно только догадываться, что здесь — мрачный каземат или строгий офис а-ля полицейский участок. В реальности за дверью оказывается большая католическая церковь — с полумраком, средневековыми росписями, свечами и без единой живой души. Несколько минут хожу по залу, разглядывая фрески и статуи. Никого нет — приходится присесть на скамью. Не выдерживаю, начинаю ходить кругами по церкви, заглядывая во все углы. Наконец на очередном круге на шум шагов откуда-то выныривает служитель. Фраза про назначенное интервью производит нужное действие, после недолгого петляния по церковным закоулкам оказываюсь во вполне светском кабинете одного из самых известных членов «Общества Иисуса».

Падре Сордже — пожилой, лысый, но очень бодрый человек с по-детски распахнутыми глазами, которые из-за очков кажутся еще больше. В нем вообще очень много от ребенка — он постоянно изумляется, всплескивая руками: «А вы уже видели мои фото со всеми тремя Папами? Смотрите, вот моя фотография с вооруженной охраной! Я с ней ходил в течение семи лет по Палермо, потому что мафия грозилась меня убить. Ха-ха, глядите, какой у меня здесь оскал! Ой, нет, не фотографируйте меня так, дайте, я надену куртку». Вопросы, шутки и смешки сыплются вперемежку.

Он и со мной пытается обращаться, как с маленькой. Простой язык, еще более простые примеры — падре хорошо усвоил библейский стиль в общении. Он все время переспрашивает, знакомо ли мне то или иное слово, и не устает повторять: умничка! Не подпасть под обаяние этого большого ребенка невозможно. Только когда мы с ним прощаемся и он уже поворачивается, чтобы идти к себе, его лицо мгновенно меняется. Он оказывается многоопытным, умудренным и очень уставшим от этой мудрости человеком.

Устать есть от чего. Падре Сордже стал живой легендой еще тридцать с лишним лет назад, когда занял пост главного редактора журнала Civilta’ cattolica — своего рода идеологический орган иезуитов и Ватикана. Подобная должность обязывает по крайней мере раз в две недели лично встречаться с Папой Римским, который просматривает верстку каждого номера. Потом Бартоломео Сордже внезапно оставил журналистику. По легенде, он не очень поладил с Иоанном Павлом II и потому оказался на Сицилии — по итальянским меркам того времени это была самая настоящая ссылка. Задачу перед ним поставили тоже почти миссионерскую: освободить Сицилию от мафии.

Тут начинается самое интересное, потому что с этой задачей Бартоломео Сордже справился: если не до конца, то уж в значительной степени — точно. Еще в 80-х мафия была абсолютно закрытой структурой, о ней ходили лишь слухи. Но в результате его работы прошла целая серия громких арестов и открытых процессов, на которых выступали раскаявшиеся мафиози. Сордже с коллегами решили, что бороться с мафией нужно не политическими, а культурными методами и что в этой борьбе следует опираться не на государство, а на людей. Только так можно преодолеть народную мафиозную культуру.

Чтобы выяснить, как именно Бартоломео Сордже победил мафию, корреспондент «Эксперта» и приехал в Милан, где сегодня живет и работает падре. Он вновь трудится на журналистской ниве — редактирует два религиозных журнала и организует гражданские движения. Наш разговор свелся к четырем главным темам — мафия, образование, церковь и гражданское общество.

Мафия

– Когда вас направили бороться с мафией, у вас был какой-то план?

– Когда я приехал на Сицилию, то не имел ни малейшего представления о мафии. Поэтому первый год своего пребывания я посвятил исследованиям, знакомству с проблемами и возможностями территории. Картина была удручающая. Однажды, еще в самом начале, на улице меня остановила женщина и поблагодарила за то, что я приехал в Палермо. Я изумился, потому что еще ничего не сделал. Но она сказала: «Сам факт, что вы приехали в Палермо, в то время как многие из города бегут, для нас — уже поддержка. Потому что, — тут она понизила голос и оглянулась, — здесь, в Палермо, правит мафия». Она не осмеливалась даже произнести слово «мафия» громко.

А через несколько лет я увидел совсем другую картину: жители Палермо шли по улицам, громко скандируя: «Покончим с мафией!» В бедных кварталах города вывешивали белые флаги как символ борьбы с мафией. И тогда я вспомнил о той первой встрече с женщиной, которая боялась даже говорить об этой самой мафии.

– Что произошло за эти годы?

– Проведя исследования, мы, отцы-иезуиты, поняли, что необходимо реанимировать социальную ткань города. На вызовы социокультурной среды мы решили отвечать через образование. Мы открыли школу политического образования для тех, кто уже имеет один диплом. Она получила название центра Pedro Arrupe по имени покойного отца-генерала ордена иезуитов, много сделавшего для распространения ордена в странах третьего мира. Ставка на школу была во многом интуитивной — мы решили ответить на вызовы мафии, формируя новых людей с политическими знаниями.

– Почему в борьбе с мафией вы поставили во главу угла именно образование?

– Мафия — это прежде всего культурный феномен, феномен менталитета. А изменить культуру и менталитет можно через культурные институты — в частности, школы. Безусловно, важны законы, нужна полиция, но определяющий элемент в борьбе с мафией — это образование. Говоря о мафии, я всегда привожу аналогию с травой. Есть корень, и есть стебель. Когда бороться с мафией приходит полиция, она срезает стебли, но корни-то остаются. Проходит время, и она снова возрождается. Чтобы победить мафию, нужен настоящий культурный переворот.

Мафия не боится оружия, потому что и у нее есть оружие. Она не боится политиков, потому что сама их выбирает и контролирует. Не боится судей, потому что одних убивает, а других подкупает. Она начинает бояться, если меняется культура. Мафия готова убить священника, который забирает детей с улицы, чтобы их не смогли рекрутировать в преступное сообщество. Нам тоже угрожали: в течение многих лет я вынужден был ходить с охраной — ни днем, ни ночью не мог выйти на улицу без сопровождения.

– Вы утверждаете, что для борьбы с мафией трансформация культуры важнее полиции и политики?

– В этом нет никаких сомнений. Произошедшие в Палермо политические изменения были связаны в первую очередь с изменениями в культуре. Например, раньше мафия была абсолютно закрытой структурой, невозможно было ничего узнать о ней. После выступления Папы на Сицилии — а Папа выступал страстно, эмоционально, в своей манере — некоторые члены мафии раскаялись и начали взаимодействовать с правосудием. Они позволили политикам и полиции предпринять определенные шаги против мафии. Раскаяние — это культурный феномен, позволивший разобраться с мафией и навести общественный порядок.

Мафия — это прежде всего культурный феномен. Изменить культуру и менталитет можно через культурные институты. Определяющий элемент в борьбе с мафией — это образование

– Почему государство так долго и безуспешно боролось с мафией? Оно не задумывалось об изменении менталитета?

– Скорее, государство все время опаздывало. Ведь мафия постоянно трансформируется. На Сицилии мафия сначала была земледельческой. На юге страны имелись огромные землевладения, которые надо было обрабатывать. Посредники — те, кто распределял заказы на обработку земли среди крестьян, — становились мафиози. От них зависело благополучие семьи. Часто главы мафии предлагали нуждающимся деньги, часто бывали религиозными людьми, во время процессий носили самые большие распятия. Государство же находилось далеко, в Риме, и на положение вещей не влияло.

Когда государство наконец попыталось вмешаться в происходящее на юге, мафия трансформировалась и стала городской. Когда была сделана попытка уничтожить городскую мафию, та опять трансформировалась и стала наркомафией, выйдя на международный уровень. Когда государство протянуло руки к наркотикам, мафия переродилась и стала финансовой. Сегодня ее верхушка находится уже не на Сицилии, а в других странах.

– Но разве мафия — это уж такое страшное зло? Вы ведь сами говорите, что мафия делала и хорошее. Известно, например, что в городах, где всем руководит мафия, обычно полный порядок.

– Да, это так. В Палермо был такой случай, когда у двух американских туристов украли деньги. Они обратились в полицию, где им ответили, что на расследование нужно время, что такие вещи происходят постоянно и что на многое рассчитывать не приходится. Они рассказали об этом кому-то на улице, и им ответили: мы об этом позаботимся! Люди с улицы рассказали обо всем кому-то из мафии, и через два часа кошельки вернули. Действительно, в местах, где управляет мафия, можно оставлять двери открытыми.

Но при этом я считаю, что мафия -. это зло. Ведь она несет гибель демократическому государству, гибель свободе. Мафия — это рак, и, как рак, она уничтожает общество, уничтожает его ткани, уничтожает разнообразие. Она не оставляет выбора. Когда кто-то говорит, что мы должны жить вместе с мафией, это означает, что нам предлагают жить с раком. В местах, где мафия доминирует, экономика не развивается. Там нет никакой конкуренции. Вы не можете делать то, что хотите. Вы обязаны слушаться, а если ослушаетесь — вас убьют.

Еще один пример из Палермо. У одного бизнесмена был маленький магазинчик и большой долг — пятьдесят миллионов лир. Как-то ему позвонил местный глава мафии: «Мне сказали, что ты находишься в затруднении, я дам тебе денег». Бизнесмен деньги взял, заплатил долги и продолжил работать. Прошло два года, главу мафии публично обвинили. Он позвонил этому торговцу: «Как ты считаешь, я хороший или плохой?»

– Вы очень хороший, вы мне дали денег!

– Тогда ты мне должен помочь и преподать урок тому, кто меня оскорбил. Я дам тебе бомбу, и ты положишь ее под автомобиль.

– Но если я это сделаю, полиция меня накажет!

– Не бойся, я хорошо знаком с полицией.

Торговец сделал, что от него требовали, и с этого момента оказался вовлеченным в мафию. Каждый раз, когда в городе что-то случалось, полиция приходила, чтобы поговорить и с ним тоже. Таким образом, даже честные люди попадают в круг мафии.

– Вы согласны с утверждением, что мафия появляется в отсутствие государства?

– Да, но мафия есть и в государстве, она пытается его под себя подстроить. Я хочу несколько сменить термины нашего обсуждения и рассказать вам еще один эпизод. Однажды ко мне пришел предприниматель, чтобы спросить совета. Это был честный предприниматель, старавшийся легально вести свой бизнес. Ему нужно было разрешение мэра на строительство фабрики в одном очень нуждающемся в этом месте. На десять утра у него была назначена встреча с мэром.

Он приезжает на встречу заранее, возле него тормозит автомобиль, двое пассажиров которого его спрашивают: это у вас назначена встреча с мэром?

– Да.

– Идите с нами.

Предприниматель решил, что этих людей послал за ним мэр. А вместо мэра его привели к главе мафии.

Он попытался было отказаться: произошла ошибка, меня ждет мэр!

– Не волнуйтесь, располагайтесь, кофе хотите? Вы молодец. Действительно, эта фабрика очень нужна. Делайте! — говорит глава мафии.

– Но я должен поговорить с мэром! — отвечает бизнесмен.

– Нет, не волнуйтесь, если я говорю, что это дело нужное, то все будет хорошо, — и с этими словами глава мафии пошел с ним к мэру. Когда они открывали дверь, мэр разговаривал по телефону и помахал им рукой: заходите, заходите! Разумеется, мэр дал одобрение.

Этот бедный предприниматель спрашивал меня, что ему делать. Если он разоблачит мэра, его убьют. Если промолчит, мафия продолжит делать свои дела. Я ему ответил: в одиночестве вы ничего не сможете сделать. Но если вы соберетесь все вместе, сможете выстоять. И действительно, война против мафии на Сицилии была выиграна благодаря сплочению.

– Например?

– В одном городе мафия требовала дань с владельцев магазинов. В конце концов им это надоело, они договорились между собой и заявили на мафию. Некоторых мафиози арестовали, часть счетов мафии арестовали. В ответ мафия начала поджигать магазины. В день по магазину. А муниципалитет стал выделять каждому владельцу сгоревшего магазина по пятьсот миллионов лир. Так что когда мафия сжигала чей-то магазин, его владелец был очень доволен. Когда мафия об этом узнала, магазины гореть перестали.

– А откуда взялись деньги на компенсации владельцам?

– Из денег, конфискованных на счетах мафии. Для эффективной борьбы мафию необходимо экономическими мерами отрезать от финансирования. Но еще раз повторяю: без культурных изменений не обойтись. Мафию можно побороть культурными методами, но для этого нужно два-три поколения.

Политическая школа

– Давайте поговорим о вашей школе политического образования. Предположим, в России кто-то решил бы повторить сицилийский опыт и открыть подобное учреждение. Что для этого необходимо?

– Универсальной формулы не существует. Но есть несколько правил, которым стоит следовать при основании школы. Первое, что необходимо сделать, — выявить потребности той территории, на которой вы хотите создать школу. Мы сделали именно такую школу потому, что она находится в Палермо, где есть проблемы мафии и безработицы. Если бы надо было открывать образовательное учреждение в Турине, школа была бы совсем другой.

Второе — подобная школа не должна быть политически ангажированной, не должна быть школой партии. Тут мы столкнулись с одной сложностью: многие молодые люди ожидали, что после двух лет обучения в нашей школе смогут вступить в какую-то партию и сделать там карьеру. Мы старались сразу ставить все точки над «i», но многие аналогичные школы на этом погорели.

Третье — не будучи политически ангажированной, школа должна иметь свой культурный идеал. Конкретные проблемы территории нужно рассматривать в фокусе этого идеала. Очень важно, чтобы школа заряжала молодежь энтузиазмом. Это ни в коем случае не должно быть холодное университетское обучение. Ведь такая школа предназначена для активных действий. В Палермо мы предложили христианский идеал, предложили обновлять и строить город.

– Означает ли это, что вы принимали на обучение только христиан?

– Нет, приходили также и неверующие. На вступительном экзамене мы никогда не спрашивали у абитуриента, верующий он или нет, или к какой партии он принадлежит. Был интересный случай: мы приняли прекрасного молодого человека, который был коммунистом. Я не знал об этом. После двух лет обучения он мне признался: я многого не сознавал и теперь думаю поменять свои политические взгляды. Через несколько лет он покинул ряды коммунистов и стал членом партии христианских рабочих. У нас и радикалы учились, и даже один фашист был. Правда, ему было очень нелегко, потому что в группе за эти взгляды его третировали.

– Что еще необходимо для успеха подобной школы?

– Необходимо ответить себе на вопрос: каких конкретных результатов мы хотим достичь? Сделать все сразу невозможно. В Палермо мы решили, что хотим победить мафию и дать безопасность гражданам. Поскольку необходимо было изменить социальную ткань города, при приеме в школу мы сделали ставку на две категории учащихся. С одной стороны, мы принимали молодежь, только что закончившую образование, с другой — профессионалов. Например, у нас всегда был какой-нибудь студент с медицинским прошлым, либо школьные учителя, либо активисты профсоюзов — то есть те специалисты, кто мог впоследствии менять социальную ткань.

– Какими качествами должны обладать ваши студенты?

– Прежде всего у них должно было быть призвание к политике. На собеседовании мы выясняли, есть ли у них необходимые качества.

– Я не совсем понимаю, о каком призвании к политике можно говорить в отношении учителей или врачей?

– Это хороший вопрос. Мы принимали учителя, потому что в своей школе он мог транслировать наши идеи. С той же целью мы приглашали и журналистов. Еще раз повторю: необходимо было менять социальную ткань города, а не делать политику. Мы поставили перед собой задачу выявлять и обучать людей, способных распространять идеи законности и формировать новое видение политики. Например, учителю подобное образование необходимо, чтобы критически оценить какой-то предлагаемый для города закон — без этого очень сложно иметь гражданскую позицию и завоевать доверие учеников, — а для этого необходимо образование.

Мы, иезуиты, не занимаемся практической политикой. Мы можем заниматься лишь политикой в культурном смысле — мы меняем идеи. А уж реальные политики согласно идеям составляют свои программы.

Впрочем, иногда к нам приходили и действующие политики. Так, однажды в школу пришла синьора, занимавшая должность вице-префекта Палермо. Я ей говорю: синьора, это не для вас! «Почему? Мне это интересно!» — «Но у вас много работы, у нас же обязательное посещение». Она-таки сидела на лекциях. И, разумеется, многие приходили просто из любопытства, потому что в прессе много писали о нашем начинании. Всем же было интересно, что это там такое эти иезуиты придумали.

– Так что же придумали эти иезуиты? Чему вы такому учили в этой школе, чего не знала синьора из правительства Палермо?

– Там преподавались фундаментальные предметы -. история, политика, философия. Поскольку мы готовили для Палермо политиков завтрашнего дня, то старались фокусироваться на проблемах юга и учили использовать знания в прикладных целях. Как можно применить право, которое мы все изучали, в политическом деле? Зачем нужна экономика, которую мы изучали в ситуации Сицилии и Палермо? Мы учили студентов читать статистику, объясняли, как применять эти навыки при управлении городом. Хотя, разумеется, какие-то вещи приходилось повторять из базового университетского курса.

Но подчеркиваю: школа в основном носила практический характер, поэтому главное, что требовалось от учащихся — активная позиция. Мы же не ученых готовили!

– Значит ли это, что поступающие должны были уже иметь какой-то проект, связанный с реформированием города?

– Скорее не проект, а желание заниматься этим. Важно, что обучение не ограничивалось лишь лекциями. Школа была своего рода узлом связи: мы устраивали различные конференции, в школу приходили политики с Сицилии и из других регионов Италии и стран. Это была не школа в обычном смысле этого слова, а точка роста общества.

– Какие еще требования предъявлялись к студентам?

– Мы были очень строги в вопросах посещаемости занятий. У нас был интересный студент — вьетнамец, предприниматель, который жил на севере Италии, в Падуе. Оттуда он приезжал к нам в школу, путешествуя ночью и оставаясь на несколько дней, а потом возвращался к себе. Правда, основная часть студентов была из Палермо. Мы получали много заявок из других стран, но отказывали, потому что этот курс был задуман специально для Сицилии. Хотя мы приняли, например, одного очень хорошего африканца из Конго. Он был иезуитом, и его наставник посоветовал ему организовать подобную школу в Африке. Ежегодно нам присылали около шестидесяти запросов, а в среднем мы принимали человек тридцать.

– Как финансировалось образование? Это платная школа?

– Да, имелся небольшой вступительный взнос, но одних только взносов не хватало для финансирования. Поэтому нам пришлось пойти на жертвы. Сообществу иезуитов на Сицилии принадлежал большой интернат, где могли учиться несколько сотен студентов. Мы его сдали в аренду и с этой аренды оплачивали расходы по школе Pedro Arrupe. Тем самым орден поддержал мою идею закрывать старые виды деятельности и способствовать открытию новых.

А потом произошло одно очень впечатляющее событие. Ой, да так я вам сейчас все расскажу! В общем, однажды я дал интервью японской газете о нашей школе. Через некоторое время мне позвонили из Токио от миллиардера по имени Савакава и сказали, что прочли это интервью. Этот миллиардер заработал колоссальные деньги на проведении национальной лотереи. Мне сказали: мы хотим дать миллион долларов на вашу инициативу, потому что благодаря вам на всю землю снизойдет мир. К этому Савакаве (не знаю уж, какую он религию исповедовал), как он мне рассказывал, однажды ночью пришло видение абсолютного духа. (Смеется.) И этот абсолютный дух сказал ему, что он должен участвовать в поддержании мира. Несколько дней у нас находились трое японцев, которые изучали нашу программу и организацию обучения. И мы получили грант, хотя на него претендовали другие, всемирно известные вузы.

– Эти деньги пошли на финансирование школы?

– Нет, мы можем использовать их только для погашения инфляции и на то, чтобы давать стипендии. Так что мы могли давать ежегодно десять-двенадцать стипендий, на которые приезжие студенты могли жить в Палермо и оплачивать обучение и проживание. Себе взять мы не могли ни лиры. Этот грант хорош тем, что позволил нам организовывать множество международных встреч. Нас стали приглашать в крупные итальянские и европейские города рассказывать о нашем опыте.

– Это была единственная школа или вы организовали какие-нибудь другие?

– Мы лично нет. Но поскольку наш эксперимент был интересным, он имел мультипликационный эффект для всех частей Италии. В стране образовалось порядка двухсот подобных школ. Все хотели повторить наше начинание и даже в мире, например в Турции, пытались создать аналогичные школы. Правда, многие проекты провалились. Ведь при создании такой школы очень важна преемственность. Нужна группа людей, которая будет обеспечивать продолжительность процесса, его непрерывность. Либо необходимо опираться на университет или культурный институт. Процесс легко начать, но сложно поддерживать. В Палермо было сообщество иезуитов, которое гарантировало преемственность. Сегодня нашей школе уже двадцать семь лет. Во многих других случаях находился инициативный человек, который основывал школу, но через несколько лет она закрывалась.

Религиозное образование

– Иезуиты известны своей деятельностью в области образования. В чем суть вашего подхода?

– Наш основной принцип — ценить таланты каждого. У нас училось много ярких людей. Например, Фидель Кастро — выходец из образовательного учреждения иезуитов, и среди наших студентов он не единственный такой, скажем, бунтарь. Даже когда молодой человек не просто получает образование в нашем учебном заведении, а вступает в наш орден, мы ценим его таланты — к примеру, если в миру он был художником, он продолжает им быть. Поэтому организации иезуитов неоднородны. Есть религиозные институты, предназначенные для помощи больным. Другие — для помощи бедным. У нас есть люди, которые занимаются музыкой, астрономией, есть те, кто занимается бедными, кто находится в церкви.

– А в чем заключается образовательный метод ордена? Чему и как учат иезуиты?

– В XVI веке святой Игнатий Лойола, основатель нашего ордена, написал небольшую книгу под названием Razio Studiorum, которую до сих пор переиздают. Это квинтэссенция образовательного метода иезуитов. С его помощью в XVI-XVII веках в Европе образовывался весь правящий класс. Образовательная деятельность для нас по-прежнему очень важна. У нас больше ста университетов по всему миру. При этом мы стараемся искать новые формы образовательных программ и учреждений — и как раз одной из них была школа Pedro Arrupe.

Однако метод синтеза по-прежнему остается основной методологии обучения иезуитов. Я вам на простом примере поясню. Однажды ко мне пришел один молодой инженер, который стал выдающимся физиком и сегодня живет в США. И говорит: падре, я не могу ничему учиться. Я ему объяснил: в следующий раз, когда мы будем с тобой говорить, принеси все книги, по которым ты учишься, тогда я тебе покажу.

Если тебе надо изучать какую-то проблему, надо взять не только книгу, где она описана, не только сам текст. Положи перед собой четыре-пять книг. Изучи проблему с точки зрения пятерых различных людей. Напиши и суммируй, возможно, с помощью слов авторов, их мысли. Таким образом развивается личность. Ведь цель школы — не заставлять заучивать наизусть, а растить. Сделав это усилие, человек сам обогащается, вырастает.

Я не знаю, поднимается ли эта проблема в России, но в Италии ее активно обсуждают: должны ли в образовании молодых преобладать гуманитарные или научные предметы? Особенно из-за растущей популярности компьютерных технологий. Считается, что латынь больше не нужна, греческий больше не нужен. Но поскольку наш метод — синтетический, то мы полагаем, что не имеет смысла техническое образование без сильной гуманитарной, философской составляющей. Наша задача — скорее не информировать, а формировать (развитие, образование — в итальянском передается одним словом «formazione». — «Эксперт»).

Орден

– Вряд ли подобное образование можно получить за два года?

– Такое образование длится долгие годы. Когда я пришел в орден, мы учились семнадцать лет. Я закончил образование только в тридцать четыре года, проучившись во многих местах. Правда, не все иезуиты становятся профессорами, их обучение заканчивается быстрее. Программа формируется с учетом общественной необходимости и личных способностей человека. Конечно, сегодня на образование уходит несколько меньше времени, в том числе и потому, что в орден вступают те, кто уже закончил университет. Никто в семнадцать лет в орден уже не приходит — от вступающего ожидают большей зрелости. Для вступающего в орден предусмотрен двухлетний испытательный срок, после которого начинается научное образование. А в последний год идет духовная практика. Мы ведь не ученые, наша главная задача — контакт с Богом.

– Что, на ваш взгляд, сегодня означает быть иезуитом?

– (Шепчет.) Прекрасный какой вопрос. Ответ на него дал парламент ордена, который называется Общим собранием (Congregazione Generale). В него выбирают различных представителей ордена из разных частей мира, в нем в свое время участвовал и я. Этот парламент выпустил некоторое время назад документ, который так и назывался: что значит сегодня быть иезуитом?

Там все начиналось с определения. Быть иезуитом означает признать себя грешником, чувствовать свою слабость, но при этом удерживать идеал «к вящей славе Господней». Быть иезуитом означает искать самые сложные проблемы современного мира и работать с ними. Есть точка зрения, что иезуиты — это десант церкви. Потому что нам говорят: идите туда, где трудно, куда не могут дойти другие. Наше образование предназначено не для того, чтобы человек просто стал образованным или смог кичиться своим образованием, наше образование — для службы. Когда вы нашли проблему и сделали первые, самые трудные шаги для ее решения, оставьте ее другим. Сами же идите вперед. Так что мы все время ищем себе сложные ситуации. Там, где есть опасность, где есть острая потребность — там иезуиты.

– Изменилась ли роль иезуитов за те годы, что вы состоите в ордене?

– Духовная составляющая осталась той же самой, но изменилось общество. Так что и мы вынуждены меняться. Сейчас для нас как раз такой важный и сложный момент: что нужно сделать, чтобы остаться в общественной жизни. Мы постоянно ищем новые формы. Например, стараемся интегрироваться в культуру. Для нас очень важен диалог между культурами, причем не только на теоретическом, но и на практическом уровне.

– Сейчас очень много говорят о кризисе религиозности, о кризисе христианства. Вы с этим согласны?

– Кризис переживает определенная форма религиозности. Италия была католической страной в том смысле, что люди рождались католиками, воспитывались католиками, жили как католики. Этого больше нет. Но это не зло, а благо. Закончилась социологическая религиозность, которая фактически была отражением культурного аспекта итальянского общества. Человек сегодня становится христианином не потому, что он родился с этим, а потому, что делает сознательный выбор. Так что феномен снижения религиозности объясняется как раз тем, что социальная религиозная практика пошла на убыль.

Я лично предпочитаю живую веру, а не автоматическое посещение церкви. Даже если существует опасность, что христианство станет религией элитарной. Это меня не пугает, потому что Иисус всегда говорил: вы в меньшинстве, вы — соль земли. Соли не может быть много, но щепотка соли придает вкус всему блюду.

– Орден вмешивается в политику, участвует в ней?

– Необходимо различать два вида политики. Я об этом же говорил, когда читал лекции в Палермо, и повторю вам. Есть политика и Политика. Например, я приходской священник, и в моем приходе есть предприятие, в котором владелец не платит рабочим. Во время воскресной проповеди я говорю: грех не платить рабочим. Это Политика. Другой пример: выступление Папы перед Пиночетом, в котором он сказал, что правительство, которое использует пытки, выступает против человека и против Бога.

А есть политика с маленькой буквы — практическая политика. Этой политикой занимаются партии, профсоюзы.

Мы, иезуиты, можем заниматься Политикой и не можем делать политику. Мы не можем стать членами партии, а можем заниматься лишь политикой в культурном смысле. Мы меняем идеи. А политики с малой буквы «п», согласно идеям, уже делают программы.

Анастасия Дедюхина, Милан-Москва, «Эксперт»