Война как травматическая эпидемия – концепция войны хирурга Пирогова

В этом году исполняется 200 лет со дня рождения великого хирурга Николая Ивановича Пирогова (1810-1881). Его идейное наследие огромно, но, к сожалению, мало знакомо российскому обществу, и меньше всего – его концепция войны. 

Кто виноват в эпидемиях войн?

В конце 80-х годов была модна фраза о вступлении мира в эпоху без войн, так как многие политики были убеждены, что войны возникали исключительно из-за классовой борьбы, а теперь-де время демократии, братания и разоружения. Когда в Европе и России наперекор ожиданиям вспыхнули новые военные очаги, общество и новые политики не могли определить своего отношения ни к воюющим народам, ни к их лидерам, ни к реакции мирового сообщества, потому что никто не пытался переосмыслить, что же такое война?

Л.Н.Толстой в романе «Война и мир» сделал вывод о том, что источником войн являются амбиции правителей. Последовательно придерживаясь своих взглядов, Толстой выступал за то, чтобы на войне не брали пленных, потому что тогда жестокость военных баталий приведет к тому, что они не будут рассматриваться властью, тоскующей по мировому господству, как игры в солдатики.

Тогда деятельность международного Красного Креста должна рассматриваться как «ненужный гуманизм», продлевающий кровопролитие. Тем не менее, Красный Крест существует с XIX века, и сотни тысяч людей обязаны ему спасением жизни и здоровья.

Все дело в том, что идеология Красного Креста основывается совсем на другой концепции войны, как травматической эпидемии, предложенной великим хирургом и реформатором Н.И.Пироговым, с позиций не узкоспециального, а университетского взгляда на явление.

Специалисты войны

В отличие от Льва Толстого, служившего младшим офицером на Кавказе и в Крыму, Н.И.Пирогов побывал на четырех войнах – на Кавказской, Крымской 1853-56 гг., Франко-Прусской 1871-72 гг. и балканской 1875-77 гг., где занимал посты главного хирурга армии, главного консультанта общества Красного Креста, был личным советником Николая I и Александра II. Он видел войны, ведущиеся лидерами «левой» или «правой» ориентации, разного уровня военной даровитости, «цивилизованности». Всех их объединял близорукий взгляд на войну. Эта тема является одной из главных в знаменитых «Севастопольских письмах» и фундаментальных работах мыслителя «Начала военно-полевой хирургии», «Отчет о посещении лазаретов Эльзаса и Лотарингии», «Частная помощь на фронте балканской войны и в тылу действующей армии».

Военные, как российские, так и зарубежные, к удивлению Пирогова, не привыкли задумываться о дальних последствиях «викторий» так же, как хирург того времени об осложнениях после операции.

Так англичане в Крымскую войну по распоряжению командования не особо церемонились с трупами погибших врагов и закапывали их на глубину не больше аршина. Это в жарком, влажном климате вызывало усиление эпидемий, от которых гибли солдаты всей коалиции: тиф и холера косили французов, турок, самих англичан. Но, странное дело, заболеваемость в окопах военачальники рассматривали не как порождение войны, а как случайность, досадную помеху на пути к победе, традиционно считая убыль войска только по числу убитых и раненых.

Вражеская коалиция во время Крымской войны впервые применила бомбы – легкие металлические шары, наполненные взрывчаткой, создающие множественные осколочные ранения. Гибель как можно большего количества людей – цель профессионала войны, как прошлого, так и настоящего. Коллега спросил у знакомого военного, что такое вакуумная бомба? Радостно улыбнувшись, специалист воскликнул: «Вот такая вещь! Ничего живого не остается!».

По мнению российских военных в Севастополе осажденное войско теряло убитыми и ранеными совсем немного, и можно было долго стоять в обороне. «Несколько дней тому назад союзная армия бросила около двух тысяч бомб в четвертый или пятый редут, и эти две тысячи снарядов ранили только шестьдесят человек и убили около двадцати, пишет Пирогов врачу Зейдлицу о событиях марта 1855 года,- Хотя по нашим мирным понятиям человеческая жизнь неоценима, но здесь все-таки думают, что ничтожное действие не стоило труда и затраты.». Но, прогнозируя в письмах неизбежные потери от тифа и холеры Николай Иванович, готов был поддержать самые решительные проекты вылазки и атаки, предлагаемые инициативными офицерами русского штаба пусть даже при этом будет потеряно 20 000 войска, ведь иначе армия бесславно вымрет от эпидемий.

Великому хирургу, привыкшему к строгой, проверяемой статистике, больно, что учет самого дорогого для Российской империи – жизней ее подданных – не только ведется формально, но и находится на периферии сознания военных: «По бумагам, у Горчакова в Крыму 260 000, да вне Крыма – слишком -400 000, так что на бумаге да на жалованье до 700 000, а много ли на деле, одному Богу известно. 700 000 счесть – не безделица, и 200 человек начнешь считать, так как раз ошибешься».

«Перевозка раненых стоит миллионы»- с горечью сетует Пирогов в письмах, а на обозы жалеют выделить десяток полушубков, чтобы раненые не замерзли зимой в пути. Это вообще характерно для специалистов войны – экономить на пустячных тратах и пускать на ветер не глядя огромные суммы.

Крымская война обошлась России в 500 миллионов царских рублей, вражеской коалиции – в 600 миллионов рублей, но стратеги не приучены задумываться об убытках от войн.

В работе о франко-прусской кампании 1871-72 гг. Пирогов перечисляет методы «цивилизованной» войны в Европе: «измучить, например, осаждаемых голодом и жаждой, не допускать к ним здоровой воды для питья, увеличить болезненность и смертность целого народонаселения, не различая воинов от граждан, разрушать пристанища больных и раненых, уничтожать все, чем дорожит народонаселение».

Необычайно важно в концепции войны Н.И. Пирогова учет ИЗМЕНЕНИЯ ФОРМ войн, которые объединяются только одним последствием – массовой гибелью людей.

Великий врач отмечает, насколько становятся бесчувственны германские «профессионалы войны» даже к страданиям своих товарищей: «Как прежде, раненые, оставшиеся после битвы, назывались у старых служак ломом и браком, так и теперь они, все тот же лом и брак, лежат разбросанные на поле сражения, пока их кое-как не поднимут и не соберут. Кто видел хоть издали все страдания этих жертв войны, тот, верно, не назовет с шовинистами миролюбивое настроение наций «мещанским счастьем».

У военачальников так же притупляется восприятие чужой боли и трагедии, как и у специалистов-хирургов. Военные специалисты, по мнению Пирогова, не хуже гражданских. Наблюдаемые им симптомы – общие последствия кризиса узкоспециального образования, только в мирное время они не так трагически заметны, как на войне. Университетский взгляд на явления, который Николай Иванович отстаивал, как важнейший путь преодоления специализма, позволяет сделать иные заключения о природе войн.

ТРАВМАТИЧЕСКАЯ ЭПИДЕМИЯ

В работе «Начала военно-полевой медицины» Н.И.Пирогов определяет войну, как травматическую эпидемию.

У войны много общих черт с эпидемией – непредсказуемость начала, стихийный характер, неуничтожимость и определенная периодичность. Поражающее действие этого специфического вида эпидемий характеризуется многочисленным травмированием, которому подвергается социальный организм.

Термин «эпидемия» трактуется Пироговым значительно шире, чем распространение заразного заболевания: с позиций университетского подхода он объединяет им саморазвивающиеся разрушительные процессы, губящие живое. Эпидемии – это также нашествие насекомых, уничтожающих плантации, быстро размножающиеся колонии грибков-паразитов, губящих листву и корни деревьев.

Подобно тому, как атаки стаи насекомых или вредителей являются стадиями общего поражения растительности, войны, как особый вид эпидемий, всегда сопровождают эпидемии всех других видов.

Полководцы и политики видят лишь первую фазу эпидемии – ранения и гибель солдат и офицеров в ходе «освободительного» или «завоевательного» похода, не задумываясь о последствиях.

Вы хотите воевать? — как бы спрашивает Пирогов правителей в своих работах. Что же, учтите тогда следующую статистику.

Даже если войско долго будет в изнурительном походе, его будут губить сначала случайные болезни: воспаления, ревматизм, сыпи. В чуждом климате войско ждут эндемические болезни (зависящие от климата): лихорадки, дизентерия. Большие массы измученных людей поражают случайно-эпидемические болезни: чума, холера, оспа. При боевых действиях помимо травм следуют болезни одиночных ранений: гангрена, столбняк. Большие группы раненых станут следствием травматически-заразительных болезней, распространяющихся от тяжелораненых к легкораненым (инфекции, сепсис). Итого даже в результате «победоносной» войны к убитым добавится до 50 процентов умерших от болезней.

В испано-американской войне 1898 г. на 1 погибшего приходилось 50 умерших от болезни. Первая Мировая война закончилась эпидемией гриппа «испанки», от которой умерло более 50 млн. человек. С войнами соседствуют иногда нашествия саранчи, одно из которых произошло в период Балканской войны 1875-1877 гг. Саранча падала черными хлопьями закрывшими солнце, забивая оружие, создавая склизкую жижу под ногами солдат.

Под «травмами» войны мыслитель понимает «сумму разного рода насилий, поражающих массы скученных людей»: «В моем понятии, всякое насильственное лишение, сопряженное неразлучно с войной, уже несет на себе более или менее характер травматизма. Даже такое насилие, как… лишение пищи, питья, обременение тела различными тяжестями, утомление, в конце концов, причиняет тоже нарушение связи и целости органических частей. Кто определит на войне в организме раненого границы между разрушительным действием клина, сотрясением нервной системы и расстройством тканей от предшествующих лишений, измененным составом крови и т.п.?».

Пирогов не призывает «покончить с войнами»- это невозможно. Он лишь пытается объяснить последствия травмирования и направить общество на скорейшую ликвидацию вторичных патологий, вызванных войнами. По Пирогову причины войны множественны и неясно их доминирование.

Исследуя документы о людских потерях после больших сражений и эпидемий всех времен и народов, начиная с античности, мыслитель пришел к выводу, что число жертв в них зависело лишь от соотношения числа врачей на тысячу войска или зараженных. Необходима всемирная медицинская организация для помощи жертвам этих страшных эпидемий. Поэтому Н.И.Пирогов стал одним из главных идеологов и теоретиков международного и российского Красного Креста, который спасал Россию не только от тифа и холеры, но и от других последствий войн – голода, неурожаев, «потерянной молодежи» и бюрократизации управления, неизбежного следствия войны. Красный Крест не стал марионеточным политическим органом, как вытеснившие его общественное влияние некоторые «правозащитные организации», пытающиеся манипулировать всем объемом гражданских прав в экстремальных ситуациях, когда неизбежно их ограничение. В то же время реальная правозащита необходима.

Взгляды на войну, как эпидемию, не только имеют глубокое научное обоснование, на их базе строится организация всей военно-полевой медицины мира, в частности, число потерь в сражении моделируется, как случайная величина.

К сожалению, такое понимание войны очень мало популяризируется среди политиков, в СМИ в школе, в вузах.

Сегодняшние парадоксы «прихода к эпохе без войн», создавшей переделом геополитического наследства СССР, наоборот, предпосылки третьей мировой, требуют вернуться к идее множественности факторов войны.

Представление о том, что войны ведут только люди, отстаивающие идеалы, весьма упрощенное. Мой приятель однажды спросил у студента из южной страны: «Почему у вас все время воюют? Ответ студента можно было бы занести в учебники политологии:«Жарко, много острого едим – воевать хочется». В эти же учебники следует занести наблюдение погибшего в Абхазии советника Воронова, считавшего, что войны возникают, как следствие невозможности прокормить население в условиях новых границ раздела государств. Тогда одна часть населения уничтожается в «борьбе за независимость», а другая – «в борьбе за территориальную целостность». Известный эколог и экономист Маргрит Кеннеди считает, что периодичность войн связана с величиной ссудного процента, возникновение войн неизбежно, когда должник не в состоянии вернуть долг кредитору. (В России 1990-х ссудный процент был в 20-40 раз больше, чем в Европе). Наконец у войны есть сокровенные причины, вовсе не учитываемые прежде историками. Все эти факторы могут влиять на возникновение войн, но недостаточны для их возникновения.

Одни на одной и той же войне воюют за идеалы, другие – за деньги, мечтая пограбить, третьи – из мести за гибель друзей, родных, четвертые – просто захвачены процессом мобилизации.

Зло и поэзия войны

Война создает новую среду, качественно отличающуюся от мирной. Исследователи наследия Пирогова обычно делали акцент на описание им тяжестей и горя войны, но взгляд мыслителя на войну не односторонний, и даже закончив службу на Крымской войне, он не стремится уехать в столицу.

«Ты меня, пожалуйста, моя душка, не торопи, – пишет он жене в 1855 г. …служить здесь мне во сто крат приятнее, чем в Академии; я здесь, по крайней мере, не вижу удручающих жизнь и сердце чиновничьих лиц, с которыми по воле и неволе ежедневно встречаюсь в Петербурге.

В войне много зла, но есть и поэзия… много грусти, много и надежды и разливной беззаботности. Мелочности, весь хлам приличий, вся однообразность форм исчезают».

Это особое состояние общества, – заключает Пирогов, когда князь ночует в одной траншее вместе с солдатами и делится с ними табаком.

Показательно, что в Англии многие люди вспоминают Вторую мировую войну с большой… теплотой. Потери в этой войне у англичан были несравнимо меньшие, чем у СССР и Германии, но кастовое общество Англии в период войны позволило тем, кто воевал, получить бесплатно высшее образование и тем предоставило им доступ в средний класс. Во время войны англичане стали заводить огороды, чтобы прокормиться при нехватке продуктов. Места для огородов определяли жеребьевкой, и нередко выпадало, что огородик лорда соседствовал с огородиком модистки или продавщицы. И люди, которые никогда не смогли бы увидеть друг друга прежде, вдруг ощущали взаимную симпатию, нередко кончавшуюся браком.

Советские люди, выигравшие войну, ощутили, что они вместе со страной достойны того высокого международного статуса, который обеспечила победа. Послевоенное поколение преодолело последствия культа личности и стало строить новую жизнь, достойную победителей. О таком настроении автору статьи говорили многие бывшие воины, блокадники. Другое дело, что, как и в шахматной игре, нельзя все время опираться на одну форму преимущества, их надо менять.

Если не учитывать природу войны

В начале 1990-х в речах авторов «перестройки» звучали абсурдные высказывания о том, что вторую мировую войну «развязали» Сталин и Гитлер (вдумайтесь, что за бред: два человека обвиняются в войне, охватившей все обитаемые континенты).

Неудивительно, что идея «разоружения», как формы уничтожения оружия, которое де больше никогда не понадобится, не учитывающая эпидемический характер войн, оказалась вредной для страны и антинаучной по сути. Столь же вопиющей глупостью стало всеобщее «покаяние» за прошлое. Кто должен каяться, если война – эпидемия? В конце 1930-х только в Европе существовало почти два десятка тоталитарных режимов, а режим США по своей централизации (в связи с великим кризисом) мало чем отличался от остальных. «Покаяние» камуфлировало раскол нашего государства и лишение его торговых портов на Балтике и Черном море.

Во время косовской войны 1999 года прозападные политики определили «крайних» (Милошевича), требовали, чтобы противнику наносился как можно больший вред, и пытались с помощью гигантских капиталов превратить стихию войны в управляемую (цинично называя ее «хирургической операцией»). Но бомбы падали не туда куда нужно, ракеты поражали союзников, война затянулась вчетверо дольше, нефть из разрушенных хранилищ хлынула в реки.

Нам же нужно думать, что за последствия ждут страну после «зачисток», «прочесываний», разрушения промышленности, энергетики, жилого фонда на Кавказе. Ведь натовских капиталов у нас нет, а эпидемии, вызванные войнами, не признают границ. Пресса и телевидение уже сообщали в конце 1990-х о вспышках холеры, сибирской язвы.

Российский Красный Крест создал государству репутацию великой цивилизованной державы. Особенно высоко были оценены его гуманистические инициативы во время войны в Абиссинии (1896 г.), англо-бурской войны (1898). Инициатор Женевской конвенции А. Дюнан (1828-1910) отмечал в январе 1897 г.: «Именно потому, что все африканские и азиатские народы не стоят еще на высоте народов просвещенных… очень важно, чтобы цивилизованные нации подавали им благой пример, подобно тому, как Россия сделала это по отношению к Абиссинии и как она не перестает действовать в Азии, распространяя там человеколюбивое дело Красного Креста». Реакция нынешних СМИ отражает одичание страны за годы «реформ».

Учение Пирогова доказывает, что если сегодня не помогать жертвам войны, очаг эпидемии в одной части планеты инициируют патологии в невоюющих странах и регионах.

Без философского и общенаучного осмысления природы войны нельзя выработать подходов для решения частных послевоенных проблем: как относиться к пленным, к соотечественникам, воевавшим на другой стороне, к призывам разоружения, к отражению войны в монументах и искусстве, прогнозировать последствия войн.

К сожалению, новое философское осмысление войны практически не разрабатывается. Все упирается в прежние догмы марксизма, делящего войны на «справедливые» и «несправедливые», считающего насилие – «повивальной бабкой истории» или в примитивный пацифизм «разоружения».

Для выработки нового взгляда на войну особенно важно наследие хирурга и мыслителя Николая Ивановича Пирогова.

Игорь Захаров, War and Peace