«Лучи чучхе»: угробная жизнь

Стандартный рацион северного корейца и без наводнения более чем скромный. Средняя зарплата – 3000 вон в месяц, по официальному курсу это $22, по курсу черного рынка – $1. Иностранный дипломат, который бывает на местных рынках, закрытых для туристов, уверяет, что килограмм говяжьей вырезки там стоит 4000 вон, а один початок кукурузы – 50 вон. То есть в среднем получается по два початка в день. Социализм с нечеловеческим лицом… Раньше преподавательнице русского языка в Пхеньяне товарищу Пак снился великий вождь товарищ Ким Ир Сен. Особенно часто – после его смерти. И лишь спустя одиннадцать лет после кончины президента во снах стал являться его сын и нынешний руководитель страны товарищ Ким Чен Ир. «Он приснился мне уже дважды, – с гордостью говорит Пак. – В первый раз он вышел из своей черной машины и посмотрел на меня так ласково-ласково». Во втором сне сын великого вождя удостоил товарища Пак разговором. Правда, его содержания она не помнит.

Товарищ Пак гордится своим мистическим опытом. «В ночь с 7 на 8 июля (8 июля 1994 г. было объявлено о смерти Ким Ир Сена) я проснулась из-за страшной грозы. Гремел гром и сверкали молнии. Ветер пригибал к земле деревья», – рассказывает она. По ее словам, она сразу почувствовала, что случилось неладное. Ведь когда Ким Ир Сен родился, на небе засияла звезда, а когда умер, земля заплакала от горя – из нее забили ручьи. Корейцы верят в это так же свято, как и в то, что самый лучший номер для машины это 2-16 (16 февраля) – день рождения Ким Чен Ира. Этот номер – прерогатива руководства, но многие умудряются получить блатной номер даже для велосипеда.

Основы корейского строя – репрессивная система (по данным международных правозащитных организаций, в северокорейском ГУЛАГе 200 000 заключенных) и иррациональная вера масс в своего лидера. Вера эта не показушная, как в позднем СССР. В мавзолее Ким Ир Сена в Кымсусанском дворце – десятки людей с тусклыми взглядами. Эскалатор медленно везет их по направлению к стеклянному гробу. Но те, кто возвращается обратно, кажется, находятся в трансе. Некоторых колотит всамделишная крупная дрожь. Большинство корейцев до сих пор отказываются верить в то, что вождь умер, и ждут, что он вот-вот восстанет из хрустального гроба. Меньшинство – партийная и недавно появившаяся деловая элиты – может, и не верят. Но у них появился свой «вождь» – легкие иностранные деньги.

Конфуций на службе коммунистов

Иностранцев в стране совсем мало. Предприниматели, помогающие местной элите разбогатеть и богатеющие вместе с ней, занимаются весьма экзотическим бизнесом, а потому смотрят на все окружающее с цинизмом.

Туристы же приезжают в Северную Корею, как в заповедник тоталитаризма: главным образом чтобы ужаснуться. Сама Корея для многих иностранцев – диковинный аттракцион. «По сравнению с этим Советский Союз был раем на земле», – говорит мне на туристическом пароходе, плывущем по реке Тэдон, предприниматель из Словакии Владо. «Холодок по коже пробирает», – с трудом вспоминает он русское выражение.

Впрочем, ничего удивительного: это уже и не социализм вовсе, а что-то особенное. «Страна все больше возвращается к своим конфуцианским корням», – объясняет специфику КНДР глава Центра корейских исследований института Дальнего Востока Александр Жебин. Конфуцианство трактует государство как большую семью во главе с патриархом, авторитет которого неоспорим. О возвращении к конфуцианским корням чучхейцы говорить не любят. Но, по словам Жебина, факт налицо: наследственная передача власти от отца к старшему сыну, свое летоисчисление по чучхе, траур после смерти Ким Ир Сена соблюдался три года и т. д. – сплошное конфуцианство. «Корейская история не знает других форм общественной жизни: была жестко централизованная монархия, потом японская оккупация с культом императора и, наконец, режим сталинского типа», – говорит Жебин.

Пхеньян успешно подыгрывает образу пугала для остального мира (в конце концов именно эта «специализация» приносит деньги местной элите и ограждает ее от конкуренции). Регулярно – засуха ли на дворе или наводнение – запускает ракеты и потихоньку развивает ядерную программу. «Бумажный тигр» – шутят эксперты, имея в виду неудачный запуск ракеты «Тэпходон-2». «Все было под контролем и точно рассчитано», – отвечает майор Хван с пограничного поста на 38-й параллели, комментируя падение ракеты через сорок секунд после взлета.

Но иностранцы, регулярно бывающие в Корее, заметили, что последние два года страна начала меняться. «Северная Корея уже идет по пути Китая. Но если Китай делал решительные шаги, то Корея – маленькие шажочки», – делится с Newsweek впечатлениями исполнительный директор Всемирной организации корейских бизнесменов Сергей Шек. По его словам, сейчас в Северной Корее самое время начинать бизнес: «Через два-три года вы туда просто не зайдете – все будет занято китайскими, южнокорейскими и японскими бизнесменами».

И все идет по плану

В стране строительный бум. Правда, строят здесь не только отели, дома и электростанции, но и новые памятники вечному президенту Ким Ир Сену. На улицах встречается реклама машины «Хвипарам» – продукции совместного с южнокорейцами предприятия, которая стоит $10 000. В прошлом году частным лицам разрешили покупать машины, и их число сразу увеличилось многократно. На городских рынках почти открыто торгуют валютой.

Впрочем, пока все эти перемены коснулись лишь небольшой части общества. Немногочисленной северокорейской элите позволено многое – ездить за рубеж, покупать товары за валюту, общаться с иностранцами. Для нее сейчас наступает «Китай 70-х годов», но весь остальной народ продолжает жить в эпохе конца сороковых.

В каждом северокорейском доме на стене висят портреты вождей Ким Ир Сена, его жены Ким Чен Сук и их сына Ким Чен Ира. Обычно их видно с улицы: на окнах нет занавесок, и черные точки портретов на голых стенах можно разглядеть даже на высоте четвертого-пятого этажей.

Молодожены отправляются за благословением к гигантской бронзовой статуе Ким Ир Сена на холме Мансу, – и это не просто традиция, вроде московской, где ходят в день свадьбы к могиле Неизвестного солдата, это настоящий мистический акт. А в институте корейской вышивки на почетном месте висит похожая на план пожарной эвакуации карта с маршрутом, по которому в 1978 г. великий вождь прошел по цехам.

Сверхъестественные возможности приписываются в основном вождю-отцу. Что касается вождя-сына, то, как оказалось, корейцы даже не знают, сколько у него детей. И уж точно не ведают, что его старший сын отличился тем, что в 2001 г. попытался прокатиться по поддельному паспорту в японский Диснейленд.

После странного запуска ракеты «Тэпходон-2» лидер страны исчез более чем на месяц. Только 14 августа местное телевидение рассказало, что Ким Чен Ир посетил ферму кроликов – их корейцы выращивают в своих домах по указанию еще вождя-отца, а также посмотрел на коз и выяснил, как обстоит дело с производством сыра. Семиминутный сюжет повторялся еще три дня. Вместо видеосъемки – фотографии с закадровым комментарием. Этот телевизионный фоторепортаж показали в преддверии 15 августа – дня освобождения от японской оккупации, знаменитого массовым представлением «Ариран» на стадионе имени 1 мая.

В этом году представление отменили впервые за много лет. Июльские ливни (сильнейшие за десятилетие) обернулись наводнением, разрушившим инфраструктуру северных провинций. По официальным данным, погибли 600 человек. Однако жителям Северной Кореи не сообщают даже этого, зато южнокорейские наблюдатели предлагают умножать официальную цифру как минимум на десять. Есть опасения, что повторится катастрофа середины девяностых годов. Тогда из-за страшного голода погибло больше миллиона человек. На этот раз, в отличие от девяностых, Пхеньян быстро согласился принять гуманитарную помощь из-за границы.

Новые корейцы

Стандартный рацион северного корейца и без наводнения более чем скромный. Средняя зарплата – 3000 вон в месяц, по официальному курсу это $22, по курсу черного рынка – $1. Иностранный дипломат, который бывает на местных рынках, закрытых для туристов, уверяет, что килограмм говяжьей вырезки там стоит 4000 вон, а один початок кукурузы – 50 вон. То есть в среднем получается по два початка в день.

Два раза в месяц власти выдают основные продукты питания по государственной цене. Как неохотно признался мой сопровождающий на восьмой день путешествия, риса полагается из расчета 700 граммов в день на взрослого и 300 граммов на ребенка. Мяса – «в зависимости от положения в стране» – один или два килограмма.

В «народном» Универмаге №1 на витрине резиновые сапоги и манекены в национальной одежде. Внутрь туристов не пускают. В валютном универмаге «Тэсон», который взяли в аренду китайцы, – дорогая бытовая техника, в продуктовом отделе, где мы были пятыми покупателями, – импортные продукты, в отделе одежды – почему-то скучные, мешковатые костюмы и простенькие платья.

Но все же в стране у некоторых частных лиц появились очень большие деньги. Основные статьи теневых доходов – перепродажа гуманитарной помощи, торговля оружием, наркобизнес и отмывание денег. На Западе утверждают, что на производство модных в Китае синтетических наркотиков переориентированы многие химические заводы. Однако доказательств нет. Правда, неоднократно задерживались северокорейские курьеры-одиночки и целые корабли с партиями амфетаминов.

Что касается отмывания денег, то, как рассказывает русский предприниматель Михаил, северокорейские схемы активно использовались китайскими кланами. Но не только ими – в середине 90-х через схемы гуманитарной помощи российские бизнесмены отмыли в Северной Корее около $300 млн, говорит он. Сам факт того, что в одной из самых дорогих пхеньянских гостиниц «Корё» транслируются два китайских, английский, японский и целых три российских телеканала, указывает на значительную роль российского бизнеса.

Как говорит другой российский бизнесмен, в Северной Корее появилась прослойка «деловых людей» – они работают по поручению государственных структур. Один такой предприниматель продает в Японию местные деликатесы. За один ужин для своих русских гостей в ресторане он выложил тысячу долларов: подавали мраморное мясо, трепанги и суши. Разумеется, в ресторане для иностранцев.

Помимо телевидения в гостинице «Корё» есть еще такие блага цивилизации как горячая и холодная вода. В Пхеньяне нерегулярно работает водопровод, поэтому даже в туалете валютного универмага «Тэсон» стоит бак с водой и два пластмассовых тазика. А в портовом городе Вонсан даже в гостинице для интуристов и корейской элиты горячую воду подают только по предварительному заказу на двадцать минут.

Элита пьет виски и лечит нервы на радоновых источниках в отдельных коттеджах в санатории «Рёнган». Ее взгляд радуют журавли, прилетающие каждый вечер на соседнюю гору к специальным кормушкам. Единственное, что мешает отдыхать партийным функционерам, это радио в соседней деревне. Крестьяне проводят весь свой день с пяти утра и до одиннадцати вечера под звук воинственных речей из репродуктора.

«Мы как бамбук»

К войне готовятся все. Все подчинено одной идее – политике Сонгун (общей мобилизации). Главный тезис – надо отдавать все силы государству, как это делает солдат. «Дорогой товарищ Ким Чен Ир сказал, что мир существует, пока существует Корея. Не будет Кореи, не будет и мира», – отчеканивает цитату из «великого полководца» местный функционер среднего уровня товарищ Чхве. И, берет на себя смелость пояснить своими словами Чхве, – «если нападут на нас, то мы взорвем мир».

Военный бюджет Северной Кореи сравним с российским – $5 млрд. Численность армии тоже – миллион человек, то есть под ружьем каждый двадцатый кореец. На улицах солдат с лопатами в разы больше, чем бойцов с автоматами. Солдаты выращивают рис и кукурузу, строят дома и ремонтируют дороги. В военную форму одеваются дети и старики. Даже у буддийского монаха в храме на горе Рёньак из-под рубища торчат армейские брюки.

Корейцев приучают ходить строем с детства. По набережной реки Тэдон маршируют школьники, а у Большого театра военной подготовкой занимаются студенты, играя в чехарду и с легкостью садясь на шпагат. В пять утра всех граждан выгоняют на улицу делать общую зарядку. Один иностранец, часто бывающий в Корее, говорит, что раньше во дворе стоял общий сортир – считалось, что совместное справление нужды объединяет. Даже в музеи корейцы ходят строем. Все поделены на пятерки или четверки – по числу квартир на лестничной площадке. Если провинился один – отвечают все соседи. Главное, говорит товарищ Пак, для корейцев не благополучие, а дух: «Мы как бамбук. Он горит, но остается прямым».

Последний хит северокорейского кинопроката – фильм «Дневник девушки-студентки». Героиня страдает оттого, что ее отец отдает все силы науке страны, забыв о доме. Когда же папу награждают за выдающиеся успехи, барышня понимает, что была неправа, и сама становится самоотверженным ученым. Та же тема педалируется и в цирке. Клоуны изображают сценку, в которой муж прячется от жены, потому что хочет отдать все сбережения на дело трудовой армии. В конце выясняется, что жена хочет того же, и наступает счастье. Корейцы смеются.

Чтобы увидеть улыбающихся подданных идеи чучхе, надо сходить в цирк, парк аттракционов или зоопарк. На улице, завидев иностранца, кореец скорее отойдет на безопасное расстояние, так как общаться с «кокхын-сарамами» (большеносыми людьми – корейское прозвище людей европейской внешности) могут только те, кому позволяет статус. Другое дело – на отдыхе.

Типичный пикник: на траве расстелено полотенце, на нем – несколько яиц, миска с острой капустой «кимча» и чашки с рисом, в центре бутылка водки. Корейская семья выбралась в Мангендэнский городок аттракционов. Завидев меня, «большеносого чужеземца», они не испугались, а вежливо поклонились и сами подошли ко мне. Оказывается, их старая механическая мыльница «Коника» зажевала пленку «Фуджи». Помочь я им не успел, потому что одетый в черное товарищ, появившийся из-за ближайших кустов, одним красноречивым взглядом прервал мой несанкционированный контакт с местным населением.

Осень патриарха чучхе

Как уверяет иностранный бизнесмен, давно работающий в Северной Корее и научившийся изъясняться конфуцианскими максимами не хуже местных, «Ким Чен Ир сейчас стоит перед мучительным выбором – отпустить вожжи или еще крепче их натянуть». «Старая гвардия» вымирает, на ее место приходит молодая элита, которая почувствовала вкус больших денег и, точно по корейцу Виктору Цою, «ждет перемен». Вот только стоит перед дилеммой Ким давно, все мучается, но решиться не может. Возможно, так и не решится никогда.

По мнению Жебина из центра корейских исследований, страна чучхе в ее нынешнем виде может продержаться еще как минимум лет десять, или до смерти пусть и нерешительного, но вождя.

С прогнозом Жебина согласен знаменитый северокорейский диссидент Канг Чол Хван. Он провел десять лет в лагере Йодок и после освобождения смог сбежать на Юг через Китай. Хван считает, что толчком к преобразованиям на Севере станет вовсе не тяга корейцев к демократии, а пустой желудок: «Они отчаялись. Все понимают, что даже в России и Китае люди живут гораздо лучше».

Отчаявшихся корреспондент Newsweek не заметил. Разве что студент Ким, который учит в Пхеньяне русский язык и подрабатывает гидом для иностранцев, повел себя странно. Корреспондент Newsweek стал первым русским, с которым Киму довелось поговорить.

– Я пять лет служил в армии, и теперь у меня плохо работает голова, – сразу заявил он, оправдываясь за ошибки в произношении.

– Просто у вас пока не хватает практики, – попытался успокоить его я.

– Да нет. Я не хочу быть экскурсоводом. Я хочу поехать в Россию работать строителем, – вдруг резанул правду-матку Ким.

Я промолчал, и откровенный студент ушел. Должно быть, это была просто проверка местных «органов».

Нет ровным счетом никаких данных о том, кто станет наследником Ким Чен Ира. Но можно предположить, что он продолжит конфуцианскую традицию и назначит своего старшего отпрыска. Считается, что младшему передавать власть нельзя, потому что тогда все пойдет наперекосяк. Поэтому несмотря на то, что младший сын Ким Ир Сена выгодно отличался от своего брата интеллектом и имел не такой взбалмошный характер, лидером стал Ким Чен Ир, а младшего заслали послом в Польшу.

Резервы для продолжения эксперимента чучхе велики. Два месяца назад был отдан приказ в массовом порядке перейти на энергосберегающие лампочки – никто, разумеется, и не думал ослушаться, и теперь по ночам северокорейские города светятся бледно-голубым светом. Ни люстр, ни плафонов – одна голая лампочка свисает с потолка. На улицах не горят фонари. Без света ездит общественный транспорт. «У нас водители сами решают, включать им свет или нет», – запросто объяснил эту странность мой сопровождающий.

Илья Векслер, NEWSWEEK