12 фактов о Катынском расстреле

После захвата восточной части Польши в сентябре 1939 года Красная армия взяла в плен до полумиллиона польских военных. Подавляющее большинство — солдаты и унтер-офицеры — были отпущены практически сразу, а вот офицерский состав оставался в лагерях до весны 1940, ожидая решения своей судьбы. В конце концов Политбюро решило их расстрелять и тайно захоронить. Одно из таких массовых захоронений было обнаружено немецким оккупационным корпусом в 1943 году близ деревни Катынь, давшей название трагедии в целом.

После освобождения Смоленска к месту захоронения была направлена группа чекистов, чтобы сфальсифицировать улики: необходимо было доказать, что расстрел произошел не в 1940, а в 1941 году, когда территория уже была захвачена немцами. В частности, сотрудники НКВД «обрабатывали» местных жителей, указывая, что надо говорить при дальнейших расспросах, а также подкладывали в карманы убитых письма, написанные уже после расстрела: родственники не знали о судьбе узников и продолжали им писать.

На официальном уровне советское руководство признало вину СССР в этом преступлении лишь в 1990 году. И хотя с тех пор официальная позиция государства по этому вопросу не менялась, подробности событий в российском обществе известны далеко не всем, а сама тема окружена домыслами и прямой дезинформацией.

Рассказываем о двенадцати вещах, которые вы, вероятно, не знали про Катынский расстрел.

Жертвы преступления — не только офицеры. Вместе с более чем 14,5 тыс. военнопленных были расстреляны более 7,3 тыс. заключенных тюрем, расположенных на захваченной территории, т.е. на территории Западной Белоруссии и Западной Украины. Эти люди были осуждены как члены «контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций» и «классово чуждые»: бывшие помещики, фабриканты и т.п. Эту категорию расстрелянных называют Белорусским катынским списком и Украинским катынским списком; их конкретные фамилии неизвестны.

Далеко не все расстрелянные военнопленные были кадровыми военными. Например, на полигоне в Медном захоронены в основном офицеры жандармерии, то есть военной полиции. Кроме того, в Польше существовал закон об обязательной годовой армейской подготовке для всех, у кого было среднее образование, после чего им присваивался ранг младшего офицера запаса. В частности, известно, что среди 4220 похороненных в Смоленской области офицеров 70,4% были гражданскими, мобилизованными с началом войны против Германии, кадровыми военными были только 22,3%, и еще 7% — отставными.

Несмотря на зверства в отношении других слоев населения, с польскими военнопленными нацисты обошлись куда гуманнее, чем коммунисты. Рядовых отправили в обычные трудовые лагеря, откуда они были формально освобождены уже в 1941 году, а офицеров — в специальные офицерские. Условия в них были несравнимо более щадящие, и почти все заключенные дожили там до самого освобождения в 1945 году.

Пленные ехали на казнь с радостью, думая, что их скоро освободят: лагерная администрация поддерживала в них эту уверенность, распуская слухи через своих агентов среди узников. Официально администрация не подтверждала и не опровергла эти слухи, но, например, первые один или два этапа из Осташковского лагеря провожали с оркестром из числа заключенных. По крайней мере часть агентов избежала расстрела благодаря этому сотрудничеству.

Польских военнопленных хоронили рядом с жертвами Большого террора. Часто местное УНКВД использовало для захоронения тел расстрелянных одно и то же место — обычно безлюдное и засекреченное. Так, под Медным в нескольких десятках метрах от польских захоронений находятся останки советских граждан, причем их, вероятно, там лежит даже больше.

Расстрелянных хоронили рядом с ведомственными дачами НКВД. Расчет был прост: местные жители предпочитали не соваться туда, где отдыхают чекисты. В результате и в Калининской, и в Смоленской областях братские могилы было решено сделать в непосредственной близости от ведомственных дачных поселков. Нельзя сказать, что все работники НКВД, у которых были там дома, знали, что происходит у них под боком — но у тех, кто что-то знал, хватало ума не задавать лишних вопросов. Чаще всего захоронения производились втайне, глубокой ночью.

Непосредственные исполнители расстрела, сотрудники НКВД, получили за работу премию в размере 800 рублей, или один месячный оклад. Для сравнения, килограмм белого хлеба тогда стоил 1 руб. 70 коп., сливочного масла — 18 руб. 50 коп., а литр водки — 11 руб. 50 коп.

Нацисты активно использовали Катынь в своей пропаганде и водили по ней своеобразные экскурсии. После обнаружения останков польских офицеров в феврале 1943 часть из них перезахоронили, а часть оставили, превратив в своего рода музей. Об обнаружении братских могил рассказывали по радио, фотографии и списки опознанных жертв печатали в газетах, а на место захоронения немцы привозили посетителей — жителей Смоленска, а также поляков, пленных британцев, американцев и канадцев из своих лагерей.

Катынь — название, специально выбранное для пропагандистского эффекта. Одноименная деревня была близкой, но не ближайшей к останкам, которые немцы обнаружили в 1943 году. Это название используется теперь как собирательное для всех эпизодов расстрела благодаря руководителю раскопок Рудольфу-Кристофу фон Герсдорфу — офицер знал, что по-польски kat означает «палач», поэтому и выбрал такое название.

Власти СССР привлекли к фальсификации знаменитостей и моральных авторитетов. В 1944 году, после завершения работы чекистов в окрестностях Катыни, была организована так называемая комиссия Бурденко во главе с известным на весь мир академиком и хирургом. Туда вошли люди, вызывающие доверие общества: например, писатель А. Н. Толстой и председатель Советского Красного Креста С. А. Колесников. От членов комиссии ожидалось, что они обвинят в расстреле Третий рейх. Так они и поступили — хотя, вероятно, понимали, что их заключение не соответствует действительности.

СССР пытался зафиксировать выводы комиссии Бурденко в приговоре Нюрнбергского трибунала. Однако суд, несмотря на протесты советской стороны, решил рассмотреть это обвинение по существу, и быстро пришел к выводу, что доказательств недостаточно. Впрочем, это не мешало советской пропаганде утверждать, что расстрел польских военнопленных — дело рук нацистов и что это доказано на Нюрнбергском процессе.

В 1969 году несколько школьников наткнулись на аналогичное захоронение под Харьковым, близ деревни Пятихатки. Узнав об этом, руководство КГБ решило закачать туда большое количество едкого натра, чтобы скрыть следы преступления. Участок земли вокруг захоронения огородили колючей проволокой и устроили там постоянный пост КГБ, под прикрытием которого уничтожались тела. После развала СССР там построили мемориал, но из похороненных в Пятихатках были идентифицированы лишь шесть человек, да и те — по армейским опознавательным жетонам.