Наступательные военные акции князей древней Украины-Руси
«Эпоха легенд» в истории является, возможно, самой сложной для понимания, постижения и интерпретации. Переводы — красивые, поражающие, красочные — существуют, а точных документов — мало или их вообще нет; и вместо критического анализа источников на основе их сопоставления (а без этого нет качественного труда историка) проблема неизбежно переходит в плоскость «доверия» или «недоверия» к имеющимся полулегендарным историческим рассказам, зафиксированным тем или иным летописцем.
Есть случаи, когда эта позитивная или негативная оценка достоверности летописных источников может быть сравнительно «сурово» обоснована путем их сопоставления с имеющимися древнейшими документами, которые чудом сохранились в архивах. Однако такие ситуации, к величайшему сожалению, случаются достаточно редко.
Особенно это, пожалуй, касается «Повести временных лет», великого творения Нестора Летописца, киевлянина (как доказали специалисты, как минимум дважды, при правлении Владимира Мономаха, в 1116 и 1118 годах, эта «Повесть» подверглась очень существенной, мировоззренческой переработке, уже не Нестором осуществленной): сюжеты — на уровне поражающего художественного произведения, просто захватывают, а вот историческая достоверность этих сюжетов часто вызывает серьезные сомнения… Но как эту достоверность подтвердить или опровергнуть?
Особенно часто имеем основания для подобных нареканий, когда речь идет о самой яркой, возможно, странице истории Киевской Руси — походах древнеукраинских князей на Византию, прежде всего на столицу этой империи — Царьград. Сколько конкретно можем насчитать таких походов (желательно, засвидетельствованных в источниках), кто именно их возглавлял, какими были их политические, военные и экономические результаты, чего, собственно говоря, хотели достичь киеворусьские князья — инициаторы этих войн?
Вопросы действительно интересные; к тому же эти походы — свидетельство средневекового «экспансионизма» наших предков, обычного, впрочем, явления для тех времен, стали уже неотъемлемой составляющей массового сознания. Вспомним хотя бы «щит» князя Олега Вещего, прибитый им в 907 или в 911 году «на вратах Царьграда» (согласно Нестору и пушкинской «Песни о вещем Олеге»), — явно полулегендарное или просто легендарное сказание; в частности, историческая реальность этого щита вызывает определенные обоснованные сомнения (этот перевод, вполне вероятно, имеет северное, скандинавское происхождение, ведь и сам Олег Вещий был варягом).
Поэтому единственный конструктивный выход — воспринимать серьезно лишь те походы, которые засвидетельствованы не только в древнерусьских, но и в византийских источниках. Так мы в дальнейшем и поступим.
Следовательно, среди наступательных военных акций князей древней Украины-Руси и их дружины мы можем (с разной степенью изученности и обоснованности) назвать такие:
♦ поход Руси против Византии в 830-е годы, во времена правления императора Феофила (византийские хронографы подают это событие как набег русов на Пафлагонию, одну из провинций империи в Малой Азии), при этом, как пишут царьградские летописцы, наши предки взяли штурмом город Амастрида, получили богатую добычу и отошли;
♦ поход Киевской Руси против Византии около 860 года, весьма вероятно, возглавляемый тогдашними киевскими князьями Аскольдом и Диром. Подвержена опасности была сама столица, Константинополь. Взять ее тогда не удалось, однако этот набег был для киевлян наиболее удачным, не исключено, что за все времена, если судить по размерам полученной добычи и масштабам шума, который поднялся в Царьграде;
♦ походы Вещего Олега в 907 и 911 годах (или, возможно, лишь один его поход на Царьград, или вообще это — красивая историческая притча. Дело в том, что вообще эта акция не отображена в византийских документах, а в наших древнейших летописях — еще до Нестора — приведена в явно легендарном виде). Именно на эти годы приходится знаменитое сказание об Олеговом щите, а также о печально известной змее, укус которой, вскоре после возвращения из похода, предсказанный волхвом-предсказателем, и стал причиной смерти князя. Об этом стоит рассказать немного подробнее.
В древнерусьских летописях Олег присутствует не столько как исторический деятель, как в виде литературного героя (Пушкин тонко почувствовал это), образ которого искусственно «слеплен» из воспоминаний и северных варяжских саг о нем. Варяжская сага «проглядывает» и в сказании об удачном обмане Олегом киевлян (когда он с небольшой дружиной, представившись «купцами», смог проникнуть в город, убить Аскольда и Дира и захватить власть, около 882 года), и в описании редкой для норманнов-мореходов ситуации, когда суда тащили «волоком» по земле, и даже, при благоприятной погоде, натягивали паруса. Именно из саги взят рассказ о предсказанной смерти Олега («но примешь ты смерть от коня своего» — Пушкин).
Об успехе похода Олега на Царьград наш летописец повествует так: «И приде Ольг Кыеву неса злато и паволокы (шелка — И.С.) и овощи и вино, и вьсяко узорочие. И прозъваша Ольга Вещий — бяху бо людие погани и невегласы». Новгородская летопись дает нам также сведения о дальнейшей судьбе Олега: «Иде Олег к Новугороду и оттуда — в Ладогу. Друзии же сказають (другие поют в эпических песнях. — И.С.), яко идущю ему за море и уклюну змиа в ногу и с того умре. Есть могыла его в Ладозе» (вот откуда Пушкин позаимствовал канву своей «Песни»!).
ВЕЛИКИЙ КИЕВСКИЙ КНЯЗЬ ОЛЕГ ВЕЩИЙ ПРИБИВАЕТ ЩИТ НА ВОРОТАХ ЦАРЬГРАДА. ОКОЛО 911 ГОДА
И еще. Поражает неосведомленность людей Киевской Руси о дальнейшей судьбе Олега. Сразу после полулегендарного похода (походов?), который, если верить рассказчикам, сказочно обогатил объединенную дружину всех восточнославянских племен и варягов, возглавляемую Вещим Князем (была якобы взята огромная контрибуция из Царьграда), «великий князь Русьский», как он назван в договоре 911 года (в интерпретации наших летописей), исчезает не только из столицы Руси Киева, но и вообще с киево-русьского горизонта.
И умирает он неизвестно где: то ли в Ладоге, где указывает его могилу новгородцы, то ли даже в Швеции, то ли в Киеве (редактор вводит в древнерусьскую киевскую летопись целый рассказ, который завершается плачем киевлян и торжественным захоронением Олега в Киеве на Щекавице).
Редакторы «Повести временных лет», которые правили текст Нестора, сознательно стремились подать Олега не варягом-узурпатором, который «упражнялся» в жестоких набегах, а мудрым властителем, который освободил славянские племена от выплаты дани Хазарскому каганату. У Пушкина это подано проще и более категорично: «Отмстить неразумным хазарам»; в действительности каганат был побежден и разгромлен лишь князем Святославом в 964—965 годах, то есть только через полвека.
Однако продолжим наш короткий перечень военных походов наших предков на Византию:
♦ 941 и 944 годы — походы князя Игоря (Старого). Первый рейд потерпел неудачу (из-за неуспешных действий русичей на море), однако второй поход завершился весьма благоприятно для князя и его дружины — был подписан выгодный мир (подробно упомянутый, как и военная акция сына Игоря, Святослава, тридцатью годами позднее, в византийских источниках). С византийцев была взыскана достаточно большая дань;
♦ 970—971 годы — русьско-византийская война (великий князь Святослав против императора Иоанна Цимисхия). Сначала Святослав воевал в союзе с греками против Болгарии, впоследствии — в союзе с болгарским царем Борисом против Византии. Итог боевых действий, несмотря на храбрость и победу, проявленные дружиной Святослава («Мертвые сраму не имут»), был неблагоприятным для князя: русы были изгнаны из Болгарии;
♦ 988 год — прославленная, победная страница в истории русьско-византийских конфликтов: великий князь Владимир, Креститель Руси, берет штурмом крымское владение империи — город Корсунь (Херсонес), и, согласно летописным источникам, крестится там и вступает в брак с византийской принцессой Анной (вынужденная мера императора Василия после поражения). Безусловно, речь идет о большом успехе князя Владимира Святого, его войска и его дипломатии;
♦ неудачный поход на Царьград (преимущественно морской) в 1043 году, осуществленный сыном Ярослава Мудрого, княжичем Владимиром. Флот русов был разгромлен, сухопутное войско — окружено. Лишь небольшая часть войска, во главе с самим Владимиром, вернулась на Русь. Одна из наиболее бесславных военных акций Киева против Царьграда.
Мы назвали лишь наиболее заметные, а главное — документально зафиксированные (хотя бы с нашей стороны) походы Руси против Византийской империи. Те же акции, ход, а тем более детали которых выяснить невозможно, при отсутствии достоверных фактов (все кажется окутано «дымкой легенд»), как, например, древнейший поход восточнославянского объединенного войска на Византию на рубеже V—VI веков (время знаменитых Кия, Щека и Хорива) или же полулегендарный набег «великой рати русов» под предводительством князя Бравлина (нам практически ничего о нем неизвестно) на крымскую колонию византийцев Сурож (Сугдею), это случилось на рубеже VIII—IX веков — мы их касаться не будем. К сожалению, историки очень мало (почти ничего) не могут сказать об этих событиях.
Однако возникает существенный вопрос: какой была цель (мотивы, задачи) всех этих походов — как победных, так и неудачных? Следует учитывать, что все они (самые древние, достоверно подтвержденные — середина ІХ века) осуществлялись в эпоху, когда древнеукраинская (киеворусская) государственность уже сформировалась. А положение государственности с неизбежностью породило и тяготение к территориальной экспансии именно на юг (посмотрим: Олег Вещий перенес столицу из Новгорода в Киев, а князь Святослав вообще покинул город на Днепре и объявил о создании новой столицы, устроившись в Переяславце вблизи Дуная).
Причем целью всех походов, войн и «набегов» было не столько поставить под контроль новые земли, как надежно взять в свои руки торговлю с Византией (славный путь «из варягов в греки», и назад, «из греков в варяги»). Вот в чем в наибольшей степени можно увидеть смысл территориальной экспансии наших предков в ту далекую эпоху. Осуществлялась эта экспансия, как видим, с переменным успехом.
Существенным является то, что договоры Руси с Византией Х века заключались (посольством великого князя или же, что часто случалось, при его личном участии) на двух языках — греческом и древнерусьском; не шведском или норвежском, что логично выплывало бы из взглядов адептов «нормандской» теории, если бы они были правы).
А вот как Нестор Летописец повествует о легендарном походе князя Кия на Царьград: «Аще бы Кий перевозник был, то не бы ходил Царюгороду. Но се Кий къняжаше в роде своемъ и приходившю ему к цесарю» (очевидно, речь идет об императоре Византии Анастасие, который занимал престол в 491—518 годах. — И.С.), которого не свемы, но тъкмо о семъ веемы, якоже съказають, яко велику честь принял есть от цесаря, при котором приходив цесари.
Идущую же ему вспять (от Царьграда до Киева — И.С.), приде к Дунаеви и възлюби место и сруби градок мал и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близъ живущии. Еже и доныне наречють дунайчи «городище Киевець». Киеви же пришедъшю в свой град Киев, ту живот свой съконьча; и брат его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь ту съкончашася. И по сих братьях держати почаша род их княженье в Полях» (то есть в полянской, киевской земле, той, которая стала колыбелью межплеменного единства Полян, — Русь. — И.С.).
И еще тот же Нестор (или, вероятнее, более поздний редактор его «Повести») так подает начало договора Олега с Византией 911 года, возможно, взятого из княжеских архивов (это как раз не похоже на легенду): «Мы от рода (то есть народа — И.С.) русьского (обратите внимание на мякгий знак! — И.С.)… посланы от Ольга великого кънязя русьського и от всех, иже суть под рукой его светьлых и великых кънязь и его великих бояр к вам, Львови и Александру и Константину» (перечислены императоры тех лет; обратите внимание на «звательную форму»: «К вам, Львови…»).
Летопись можно переписать, переделать, «подчистить» из определенных политических соображений (как это было с произведением Нестора). Однако, сопоставленная с другими документами эпохи (если они, конечно, сохранились), она дает возможность почувствовать дух невероятно далекого времени. Понять дух предков. Понять ход самой Истории.
Автор: Игорь СЮНДЮКОВ, «День»