Забытая победа: поход Болбочана на Крым. Марш на Симферополь

В этот раз речь пойдет о марше украинских войск на Симферополь. ​Встречу украинских и немецких войск в Джанкое вечером 22 апреля трудно было назвать безоблачной. Кайзеровские поезда оттеснили эшелоны Всеволода Петрива в неудобный для выгрузки угол, заблокировали паровозы, а только что прибывший Роберт Кош прямо заявил, что не допустит дальнейшего продвижения Крымской группы на юг.

Чтобы прояснить ситуацию, Петрив отправился к Александру Натиеву, также недавно прибывшему в Джанкой. Тот раскрыл конечную цель всей операции – захват Черноморского флота вопреки немецкой попытке «просто оккупировать, а может – и аннексировать Крым». После этого на импровизированном митинге на вокзале Петрив объяснил задачу рядовым бойцам.

Пока шла выгрузка, Петрив разыскал одного из членов крымскотатарского Курултая, скрывавшегося от большевистских репрессий под Джанкоем. Вместе они составили призыв к крымцам браться за сабли и присоединяться к конным гайдамакам. По воспоминаниям Петра Дяченко, в его конную сотню влились 50 крымских татар с лошадьми и оружием. Как писал Петрив,

«Через несколько часов уже первый разъезд татарский, в своих красных, круглых, немного косматых шапках, с красным козырьком и полумесяцем вместо кокарды, везет кучу гайдамацких призывов на татарском и украинском языке, чтобы будить аулы и украинские села Крыма лозунгами борьбы за свою землю, за свою свободу, за правду».

Параллельно украинские и немецкие командиры готовились к дальнейшему продвижению в глубь Крыма. Кош направил Баварскую кавалерийскую дивизию в направлении Феодосии, а 217-я пехотная и 15-я дивизия ландвера должны были наступать на Симферополь. Петр Болбочан выделил из состава Запорожского полка 4-й курень с бронепоездом Семена Лощенко и несколько сотен кавалеристов для похода на Феодосию, еще часть конницы – на Евпаторию, а главные силы при бронепоезде Павла Шандрука отправлялись в столицу Крыма.

Немецкие кавалеристы на одном эшелоне с другим бронепоездом начали движение на Феодосию первыми, но на станции Колай (ныне – Азовское) натолкнулись на хорошо подготовленную оборону 1-го Черноморского революционного полка Ивана Федько, которую не смогли преодолеть с ходу и были вынуждены на несколько дней приостановить наступление.

Между тем конные сотни Петрива вышли в направлении Султан-Базара (ныне – не существует, вблизи с. Молочное), к которому на следующий день утром должен был быть переброшен весь гайдамацкий полк. Передовые же разъезды должны были разведать путь на Зую. Уже в темноте последние украинские части покинули Джанкой, кроме экипажей гайдамацких бронемашин, которые так и не удалось разгрузить. Утром 23 апреля через Курман (временно – Красногвардейское) Петрив добрался до Султан-Базара и разместил свои подразделения вокруг села. Там он собрал также большевистских пленных, захваченных ночью его разъездами на дорогах и в округе, и передал их страже из крымцев.

Главные же силы Болбочана двигались непосредственно на Симферополь. Авангард на грузовиках под прикрытием бронемашин с прицепленными пушками продвигался по шоссейной дороге, главные силы ехали эшелонами вслед за бронепоездом Шандрука. По приказу последнего на километр впереди паровоза двигалась дрезина, чтобы обезопасить эшелоны от засад или минирования. Еще в Чонгаре Шандрук получил от Болбочана два крупных сине-желтых флага, которыми украсил свой паровоз. По словам Бориса Монкевича,

«Это был почти триумфальный поход. Участники этого похода на всю жизнь не забудут его. Эшелоны с Запорожцами постепенно двигались вверх. Казаки пели песни, а духовой оркестр выигрывал марш. Если бы заглядеться со стороны на эти эшелоны, то они скорее были бы похожи на какой-то свадебный поезд. Никто не думал о тех боях и той опасности, которая ждет их в будущем. Возрождение природы, а вместе с тем и возрождение собственной родины, вносили в душу каждого старшины и казака такой пыл и такую безопасность, что для него все остальное уже не играло роли. Враг не оказывал почти никакого сопротивления, да и не имел он больших сил в этом направлении».

К вечеру того же 23 апреля Крымская группа, выбив «красную» залогу, заняла Сарабуз (ныне – Гвардейское). Здесь были получены сведения, что из Симферополя на север отправился отряд матросов из 500 человек на трех бронепоездах. Болбочан выстроил свои силы в боевые порядки и отправился навстречу врагу. Большевики попытались атаковать в лоб, но встречным огнем были остановлены. Увидев, что украинские части берут их в клещи, они отступили назад в Симферополь, разобрав за собой колею. Между тем с тыла приблизилась «красная» конница, но и она после короткой перестрелки отошла ни с чем.

За основными силами с небольшим интервалом продвигались части Петрива. Вблизи Кара-Кията (ныне – Грушевое) его гайдамаки свернули в сторону и на рассвете 24 апреля прибыли в Зую. Конные артиллеристы двинулись на Карасу-Базар (ныне – Белогорск) на соединение с теми частями, что уже шли на Феодосию из Джанкоя.

Утром 24 апреля Крымская группа перешла в новое наступление на Симферополь двумя путями: по шоссе и по железной дороге. В 10:00 запорожская пехота на автомобилях ворвалась в город, первым отрядом командовал сотник Ларион Сесь. Немногочисленный красногвардейский гарнизон разбежался без сопротивления, население попряталось, городской штаб обороны попал в плен. В руки украинского войска перешла казна с немалой суммой денег и большим количеством серебряных изделий, вся переписка, документы, проекты, карты. Параллельно вокзал был захвачен бронепоездом Шандрука. Вот как он сам описывал те события:

«Когда наш бронепоезд приблизился к Симферополю, жители прилегающих к станции домов кричали нам, что мост через Салгир заминирован. Дома закрывали дорогу, ведущую к станции, более чем на два километра. Мы внимательно присмотрелись к мосту и убедились, что – как ни странно – никто его не защищает, также нет никаких следов минирования. Осмотрев станцию позади домов, мы увидели настоящий бронепоезд под паром и людей, бегавших рядом. Моя артиллерия и команда пулеметчиков были готовы открыть огонь без приказа, поскольку большевики были готовы стрелять, и тогда судьба нашего бронепоезда могла быть решена за долю секунды. Когда наш бронепоезд пересек кривую, так что наш пулемет был в зоне поражения, мы сделали несколько очередей выстрелов, но бронепоезд красных не ответил. Мы продолжали продвигаться вперед, и тогда «красный» поезд оставил станцию на полной скорости, а моряки начали вскакивать на ходу. Мы остановились на станции на несколько минут, и я оставил там взвод казаков с двумя пулеметами».

Два часа спустя в крымскую столицу прибыли главные украинские силы. Город был окружен плотным кордоном, внутри началось буквально «вылавливание большевиков». Захват Симферополя произошел настолько неожиданно, что в Севастополе об этом ничего не знали и поддерживали со столицей телеграфную связь еще четыре часа. Из перехваченных сообщений было видно, что советские руководители потеряли надежду на успешную оборону. В самом Севастополе большевикам пришлось поделиться властью с меньшевиками и эсерами. Они, в свою очередь, не желали выводить в море Черноморский флот и даже рассматривали возможность отдельной капитуляции перед Украиной. Наконец, для обороны уже захваченного Болбочаном Симферополя был направлен специальный комиссар, которого украинцы взяли в плен под городом. По Монкевичу,

«Он никак не мог понять, что произошло. Сначала считал, что с ним шутят, а потом решил, что отряд Симферополя взбунтовалась против советской власти, и потому стал угрожать репрессиями; все сразу понял тогда уж, когда его привели в штаб группы».

После подхода главных украинских сил в Симферополь бронепоезд Шандрука поехал на юг до станции Чистенькая (в его мемуарах ошибочно – Булханак, по названию реки), где его издалека безуспешно обстреляла артиллерия «красных».

Между тем Петрив в Зуе сформировал из 200 крымских татар конное подразделение:

​«Назначил Андриенко с 10 кадровыми гайдамаками и со старшинами взять татарский отряд в работу. Андриенко с радостью надевает на чубатую голову татарскую баранью шапку, распоряжается татарами и просит дать ему «смертников» как опору татарскому крымскому чамбулу имени Тугай-Бея, как он хочет его окрестить «для исторического реванша». Но татары все равно себя называют «эскадронцами», так что «историческое название» так и не принялось. Около 11:00 чамбул был готов – две сотни и наши пулеметы «Максим», впереди наши старшины, у каждого татарин-переводчик, готов уже и штаб, и связные, ну, словом, маленькая копия гордиенковцев, когда их было еще мало».

Все вместе после чрезвычайно тяжелого дневного перехода (иногда пушки приходилось спускать на руках) добрались до Мамут-Султана (ныне – Доброе), где к полку присоединились две сотни плененных в Первую мировую войну турок.

Передовой украинско-крымскотатарский отряд (чамбул) сотника Андриенко двинулся дальше – к истоку реки Кача. Благодаря наплыву местных добровольцев, он уже насчитывал 350 человек и готовился к взятию Бахчисарая. Еще одну сотню гайдамаков с двумя пушками и двумя пулеметами Петрив поставил заслоном на пути в Алушту.

Продолжение следует

Автор: Сергей Громенко, крымский историк,  Крым.Реалии