Жестокое обаяние братвы. Начало…
Ставшие на слуху в 90-е годы понятия: «брат», «братва», «бригада»… Кто они, наши новоявленные мафиози?.. Каковы – «в деле» и в быту?.. Откуда взялись, и куда делись в итоге?.. Об одном из этих людей – эта документальная повесть, автора известного цикла заметок «Записки районного опера», и романа «Смерть Колокольчика (из записок районного опера)» . Приведённые в ней факты и обстоятельства – реальны. Но все имена и клички – вымышлены.
Глава первая. ДО МАФИИ
1. Знакомство
…Итак, знакомьтесь: Альберт Леонидович Лещенко. В мае 1997 года, когда нас свела судьба, – 32 –летний красавец-мужчина. Строен, черняв, смугловат… Элегантный костюм цвета кофе с молоком, ухоженные щеголеватые усики, изысканные манеры… И одновременно – ощущение внутренней силы и напористой готовности сражаться до конца…
Женщины перед такими обычно млеют, а мужчины – укорачиваются в росте…
Мы познакомились на вечеринке у приятеля, мимоходом сообщившего мне: «Учти, Алик – из братвы!.. Будь осторожней!»
Разумеется, я тут же завязал с Аликом дружескую беседу. Тем более, у нас сразу нашлась общая тема: оба увлекались историей ВВС разных стран…
Короче, мы сдружились.
И позднее тоже регулярно «контачили»,. – встречались в кабаках, под водку и пиво обсуждая политику, футбол и баб, рассказывали друг другу о пережитом…
Он много говорил о себе и своей жизни. Разумеется – не называя конкретных имён и некоторых обстоятельств, но во всём остальном – откровенно.
Всё услышанное, с его разрешения, я записал на бумаге. И теперь эта маленькая документальная повесть – перед вами.
Небольшая вводная информация.
Не раз слышали друзья от Алика присказку: «Скоплю бабла – и куплю дом в Канаде, в лесу… Поселюсь с женой и дочкой на природе, среди деревьев, в тиши и покое!..»
Кореша посмеивались, понимая: слишком много знает Алик о всех и про всё, чтоб его так запросто – да и отпустили за бугор!.. А вдруг – «запоёт» там, «застучит» как дятел на оставшихся здесь «авторитетов» ?!. Нет уж… Пусть будет всегда под рукою, чтоб в нужный момент его легче было завалить!..
Так что про спокойную жизнь в заморском лесу Альберт мог только мечтать…
И вот, значит, интересную кликуху ему дали – «Леший». От фамилии, понятно, но и – созвучно его постоянным и видимым многим метаниям по жизни, в попытках обмануть судьбу и уцелеть, как-нибудь проскочив между её жерновами.
«Оставь надежду, всяк сюда входящий!..»
… 2. Юные годы
…Родился он в семье маленьких заводских номенклатурщиков.
Отец в своё время геройствовав на фронте, потом долго работал на производстве, а на пенсию ушёл с должности начальника отдела кадров заводоуправления. Мать всю жизнь – бухгалтерила и месткомничала… Оба по заводским меркам – люди заметные и уважаемые.
Алик – четвёртый, самый последний из детей… Поздний, всеми балуемый, – в детстве ему разрешалось практически всё!.. Крупный мальчик, способный постоять за себя, а потому – никого не боялся. Куча друзей в школе и во дворе. Не лидер в компаниях (не из драчунов!), но и из общего ряда не выбивался, достойный середняк, – не слабак, и не дурила.
Учителя к нему претензий не имели, а некоторые из молоденьких учительниц на него даже тихонечко и заглядывались…
В 10-м классе втюрился в одноклассницу. Первая «настоящая» любовь – с охами, вздохами, страстными признаниями и жгучими объятиями в смятых простынях…
Хотел даже ещё до армии расписаться с нею, но в итоге – не женился. Ей для отмазки объяснил: «Пока не смогу хорошо зарабатывать – не буду хорошим мужем!», но на самом деле – испугался дурной наследственности. У неё в роду женщины издавна страдали близорукостью – и бабушка, и мама, и она сама… У всех – очки с вот такенными толстенными линзами!.. Зрение у неё уже и так – паршиво, а в будущем она вообще могла почти ослепнуть. Незрячая жена – это хорошо, но лишь когда это – жена чужая…
Плюс к этому, у неё был отрицательный резус крови, при положительном у него… Знакомый врач объяснил: при таком резусе слишком высок
процент смертности новорождённых…. Не хотел жалкой участи Алик для своих будущих детишек, вот поэтому с очкастой и не расписался.
Лет через десять услышал краем уха, что былая возлюбленная, окончив институт физкультуры, стала кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе… Снайпер – в очках!.. Смехота… Видимо, она как жаба – хорошо различала лишь движущие цели!..
После школы Алик хотел поступить в военное училище (знакомые девушки в один голос уверяли, что форма будет ему к лицу), но – не прошёл высокий конкурс… Тогда поступил в институт (к сожалению, без военной кафедры!), и, отучившись без энтузиазма целый курс, ушёл в армию.
3. Армейские годы
…Середина 80-х застала рядового Лещенко на должности оператора связи в расквартированной в одной из стран Варшавского договора спецБригаде. Здесь он занимался радиоэлектронной разведкой против находящегося через близкую госграницу нашего потенциального противника.
Это сейчас (писалось в 2002-м году) кто не в НАТО – тот дурак, а раньше необходимость борьбы с мировым империализмом воспитывалась советскими людьми с молоком матери, и за НАТОвскими кознями молоденькие операторы секретной техники приглядывали старательно и неутомимо…
Часами, надев наушники, Алик, в числе прочих операторов, «слушал» происходящее на сопредельной стороне. Всё необычное и интересное из услышанного – фиксировалось и докладывалось наверх, там – анализировалось и изучалось. Затем товарищи с большими звёздами на погонах делали должные выводы, и предпринимали адекватные меры, после которых мировой империализм, утирая разбитую в кровь ряшку, уползал в свою берлогу, скуля от полученных оплеух…
…Хорошее было времечко!..
Тянуть армейскую лямку в те годы было несравнимо легче, чем сейчас, но и тогда сахаром военная служба не казалась… Тут тебе – и тяготы казарменного быта, и чужая (чуждая по духу!) страна пребывания, и пресловутая «дедовщина»… Не поставил себя в части на должный уровень – и амбец, до самого «дембеля» прослужишь ковриком для вытирания ног у «дедов»… И хорошо, если не «опустят» и не искалечат, а лишь поиздеваются вволю!..
А жаловаться, слёзы лить в жилетку, звать мамочку на помощь – какой смысл?.. Чего заслужил своим поведением, то и получил сполна!.. Вот лишь на самого себя и жалуйся…
Алик был уж «помазком», отслужившим первый год, и завоевавшим определённый авторитет у одно-призывников, когда к ним новым ротным назначили старшего лейтенанта Ванюшина.
Нормальный парень, сумевший попасть в престижную «загранку» без лохматой блат-лапы, – можно сказать, повезло дурику… Ну и загордился, возомнил о себе… Захотел поставить себя выше прочих, доказав всем собственную крутизну!..
Первоначально к успевшему отучиться год в вузе Алику он отнёсся практически как к равному, отношения у них были почти дружеские.
И вот как-то дымили они вместе в коридоре, у распахнутого окна, и ротный задушевно поделился с рядовым Лещенко своими планами: «Найду тут солдата покрепче, «сломаю» его, – вот все и поймут, каково со мною враждовать!.. Начнут уважать, появится авторитет в роте…»
Алику эта задумка почему-то активно не понравилась. Втихую подивившись интересной логике командира, он аккуратно потушил окурок, спросил вежливо: «Товарищ старший лейтенант, а вы на прежних местах службы солдатским сапогом в морду… пардон, в лицо, – никогда не получали?..»
Ванюшин нахмурился: «Нет… А что?..»
Алик нейтрально пожал плечами: «Ничего… Просто спрашиваю!..»
На том и разошлись.
А потом начал Ванюшин свою гениальную задумку реализовывать.
Вначале его мишенью стал один из старших сержантов. 28 лет парню, партейный, на гражданке был главным агрономом колхоза. Потом кто-то шибко умный спохватился, что до сих пор не отбыл малый свою почётную воинскую обязанность (скорее всего – расстарались недовольные строптивым агрономом в райкоме партии), – короче, матёрый зубр, а не какой-нибудь ещё вчера учившийся в школе сосунок!..
И начал цепляться к нему старлей – то так, то этак… Подначивал ехидно, по службе придирался… Возможностей этому – масса, если человек – под твоим началом, и каждодневно с тобою общается…
В одно прекрасное утро доведённый до точки кипения старший сержант явился к парторгу части и объявил: «Заявляю как коммунист коммунисту: если командир роты Ванюшин не перестанет надо мною издеваться, то при первом же дежурстве по роте пойду к нему с «Калашниковым», и – изрешечу к такой-то матери!.. А вам – придётся ответить за то, что не сумели предотвратить это…»
Испугавшись скандала с неизбежными оргвыводами, парторг тотчас вызвал к себе старшего лейтенанта, пристыдил: «Ты чё, охренел?!. Опупел вконец?!. Офицерские погоны носить на плечах надоело?!. Или тебе не ведомо, растак тебя во все отверстия, что командир нашей части и этот старший сержант – из одного села родом?!. Под монастырь нас всех подвести хочешь?!. Значит, так: ещё одна жалоба на тебя от старшего сержанта такого-то – и заведём: персональное дело!..»
Понял сконфуженный старлей, что не в того нацелился, и пойти против воли партии не посмел.
Но и от планов своих не отказался, а лишь переключился на другой объект. Был у нас оператором один… Из младший сержант, в общем-то
безобидный паренёк… Но, к своему несчастью, успел на гражданке получить звание кандидата в мастера спорта по самбо. Вот Ванюшин и размечтался: «Завалю самбиста, побью его ногами, раздавлю как букашку, опущу ниже плинтуса – вот и прославлюсь!»
Однако тут ему сразу обломилось: почуяв нехорошие замыслы ротного, «рукопашник» сразу перевёлся, через знакомого особиста, в другую роту…
И что осталось у Ванюшина?.. Правильно – только Альберт Лещенко, как «достойный противник», у него и остался!.. Авторитет среди своего призыва, физически и морально стойек… Если о него вытереть ноги – остальные уж точно присмиреют…
Вот Аликом старлей и занялся… Начал каждый день крючки на него вешать…. То воротничок не застёгнут, то слишком часто во время дежурства из операторской в курилку отлучается, то ещё что… И всё по мелочи, – непосредственно по службе придраться к Лещенко было трудно, своё дело он знал.
И вот однажды сидел Алик за своим пультом в наушниках, вслушивался… И вдруг незаметно подкравшийся сзади Ванюшин как гаркнет ему в самое ухо: «Вста-а-а-а-а-ть!..»
Алик, весь в азарте слушателя империалистических козней, уставился недоумённо, мол: что за фигня?.. Ничего не нарушаю, спокойно дежурю, исполняя непосредственные обязанности… Чего орать?..
А ротный – снова, как прокажённый: «Встать, когда с офицером разговариваешь!»
Нервы у Лещенко тогда ещё были крепкие, быстро такого не «заведёшь», поэтому ответил спокойно: «Для начала, попросил бы вас не «тыкать», товарищ старший лейтенант, – это не по Уставу. И, во-вторых…»
Что «во-вторых» – сказать не успел. Без всяких предисловий ротный как вмазал ему кулаком в ухо!..
Алик, отлетев к стене, ударился о неё, голова загудела как колокол, а наушники, упав на пол, разбились. (Кстати, казённое имущество, за сохранность которого оператор нёс персональную ответственность!)
И тут у Алика возникло противоречие между языком и прочими частями тела. Пока язык произносил миролюбиво: «По какому праву, товарищ ста…», – его нога в сапоге с ходу врезала Ванюшину в живот, а когда тот с диким рёвом согнулся вдвое – колено рядового ещё и крепко достало его снизу – в челюсть.
Отлетев метра на два и врезавшись спиною в дверь, ротный свалился.
Полежал несколько долгих минут, отдыхая от нелёгкой командирской деятельности, потом – молча поднялся и, не произнеся ни звука, вышел из операторской.
Кроме них двоих, в помещении в этот момент находилось ещё пятеро солдат – операторов. Все они проводили ротного заинтересованными взглядами, а потом – с сочувствием покосились на Алика. Каждый из них был на его стороне, но никто не хотел бы оказаться на его месте сейчас.
Поднять руку на командира?!. Да если раскрутят эту историю на всю катушку, то военный трибунал и три года дисбата гарантированы!..
Если честно, Алик и сам испугался… Главное – хороший же он пацан, а вот сейчас из-за какой-то фигни загреметь может на всю катушку!..
Справедливости ради надо отметить: : рапорт о случившемся Ванюшин подал не сразу, да и то – не по своей инициативе… Он явно планировал промолчать, и, отлежавшись, затем уж взяться за Лещенко с двойным усердием…
Но как назло – у него оказались сломаны два ребра, что вынудило его обратиться в санчасть за медицинской помощью. А там, вестимо, заинтересовавшись специфическим характером травм офицера, просигнализировали кому надо, и под нажимом командования Ванюшину пришлось написать письменный рапорт о случившемся.
Командовал Бригадой Особого Назначения полковник Бельченко. Вполне нормальный мужик, с одною лишь слабинкой: очень хотел стать генералом!..
А для этого ж надо, чтоб всё в части было тип-топ, и любым проверяльщикам не за что было бы зацепиться…Вот почему внимательно следил пока ещё полковник Бельченко за тем, чтобы все случавшиеся у него в Бригаде большие ЧП на бумаге изображались как маленькие, а про реальные маленькие происшествия и говорить нечего – их в упор не замечали… «Замолчать, забыть и похерить!» – таким главный лозунг в БОН.
«Пока я командир – ни один мой солдат не пойдёт под суд!» – не раз, по слухам, заявлял Бельченко в узких кругах, и слово своё неуклонно держал. Не забывая при этом, разумеется, одновременно и укреплять всячески дисциплину, для чего гонял личный состав как сидоровых коз!..
Но как раз во время описываемых событий комбриг пребывал в отпуске, исполнявший же его обязанности начштаба – спал и видел, чтобы подложить своему шефу свинью, и самому занять его место…
Зверское избиение солдатом командира роты вполне тянуло на желаемый скандальчик!.. Вот почему рядовому и ничем не примечательному рапорту старшего лейтенанта Ванюшина сразу же дали решительный ход, – Лещенко взяли под стражу и поместили в одиночной камере гарнизонной гауптвахты, как какого-нибудь вражеского шпиона или особо опасного диверсанта…
15 суток провалялся он на нарах среди навалившихся со всех сторон бетонных стен, и с каждым днём собственное положение казалось Алику всё более безнадёжным… Нанёс своему командиру при исполнении телесные повреждения чуть ли не наивысшей тяжести!.. А там кто знает – не загнётся ли Ванюшин и вовсе от позднейших осложнений, – тогда и мокруху навесят…
Вполне реально светил минимум «червонец» колымских лагерей (не путать с крымскими)… А то и «вышак» по этой статье запросто можно схлопотать!..
…Но Бог на стороне отважных: – ничего плохого с Ванюшиным не случилось… А там и полковник Белдьченко вернулся из отпуска. Узнав про раздутое начальником штаба ЧП, чертыхнулся про себя, должно быть, а потом – вовсю засуетился, гася вспыхнувший было пожарчик…
Неизвестно, кому из работников штаба округа он звонил, и какую лапшу на уши вешал, но на 16-е сутки взятого из камеры Алика под конвоем повели прямиком в кабинет заместителя окружного прокурора. Симпатичный такой дяденька, с лысиной в полмакушки, и в глазах – радушие.
«А-а-а. наш костолом-убийца пожаловал!» – при виде Лещенко обрадовано заулыбался прокурорский чин. . Внутри Альберта испуганно ёкнуло: неужто скопытился ротный?!.
Но по дальнейшему разговору стало ясно, что Ванюшин жив – здоров… И что ещё главнее – налившийся благодушием после беседы с комбригом зампрокурора вообще настроен спустить это дело на тормозах, а теперь только ищет для этого пристойный повод. Таковой тут же нашёлся: ранее Алик не судим (как будто кто-то возьмёт ранее судимого на срочную, да ещё в спецчасть!), по службе характеризуется положительно, в содеянном – всячески раскаивается…
Растроганный покладистой готовностью Лещенко подтвердить любую подсказываемую ему зампрокурора мысль, он заоткровенничал: «Разве ж твой случай – это вне-уставные отношения?.. Подумаешь – неудачно дёрнул локтем, случайно задев стоявшего за твоей спиной офицера… А теперь взгляни-ка на ту стопку папок на моём столе… Там что ни папка, то уголовное дело, и вот то – действительно «вне-уставуха» в чистом виде, да ещё какая!..
В батальоне Никитенко, к примеру, «деды» одного из взводов, со скуки поставив раком всё пришедшее во взвод молодое пополнение, поочередно каждого поимели в задницу!.. А в полку Тулеева одному требовательному капитану пьяный сержант глаз вырвал пассатижами… А в отдельном артдивизионе и того похлеще: трое вольнонаёмных схватили спустившегося по делам в кочегарку командира батареи и заживо сожгли в топке… Только по металлическим пуговицам среди угольков и определили потом, где и как кончил свой жизненный путь старший лейтенант Горидзе… Вот это я понимаю – ЧП!.. А твое дельце- тьфу… Тебе ротный полу-любя врезал в челюсть, ты ему на автомате ответил – всё, баланс восстановлен, никто ни на кого не должен быть в обиде… Я тебя отпускаю, солдат. Иди и служи дальше!.. Но только чтоб больше на глаза – не попадался…»
И Лещенко тотчас вернули обратно в часть.
Там однопризывники встретили его как героя.
Он же – ждал, как поведёт себя Ванюшин.
Во время первой смены, на которой дежурил Алик, ротный вначале даже не смотрел в его сторону. Но когда во время обеденного перерыва, надумав почаёвничать, Лещенко включил электрокипятильник, Ванюшин подошёл, посмотрел терпеливо, как медленно закипает вода, а потом – молча пнул ногой кипятильник, опрокинув его на валяющиеся на столе документы.
Алик вскочил. Старлей стоял прямо передо ним, – здоровенный (на голову выше), ухмыляющийся, с немым вызовом в глазах. Дескать: ну что теперь скажешь, гад?!. А что рядовой оператор мог ответить своему командиру роты?..
Ничего и не ответил, даже и бить не стал, а лишь оттолкнул Ванюшина, сделав резкую подсечку под несущую ногу. Для ротного и этой малости оказалось достаточно, – улетев уже ставшим для него привычным маршрутом, он врезался спиною в двери, ещё хранившие на себе следы его предыдущего столкновения с ними.
Но в этот раз – не упал, сумел удержаться на ногах. Сверкнув глазами, прошипел: «Всё, товарищ рядовой, теперь ваша песенка спета!.. Немедленно пишу докладную в Штаб округа!..»
И – ушёл.
Как только за ним захлопнулась дверь, все находившееся в помещении операторы бешено зааплодировали Альберту.
Но что ему их овации, когда в воздухе вторично запахло трибуналом?.. «Да у этого солдата уж вошло в привычку зверски избивать командиров!..» – вот что, при всей своей доброжелательности, скажет на суде замокрпрокурора. И всё… Срок гарантирован!..
И тогда Алик быстренько освободил стол от документации, отыскивая необходимое… Нашёл!.. Вот она – вырезанная из «Огонька» и обильно политая чаем цветная фотография… Намочил её ещё больше, полюбовался своим творчеством, а потом потащил её в комнату комроты.
Ванюшин сидел за столом, размашисто строча рапорт на имя Командующего Группировкой Советских Войск в стране дислокации.
Вскинул на Алика суровые глаза, ожидая оправданий, извинений, клятвенных признаний в любви и дружбе, коленопреклонений…
Вместо этого Лещенко молча показал ему испорченную журнальную страницу. А когда увидел, что тот явно не врубился – пояснил: «Товарищ старший лейтенант, только что в присутствии свидетелей вы сознательно облили кипятком и привели в негодность… портрет Генерального секретаря ЦК КПСС… Председателя Совета Обороны Советского Союза… Верховного Главнокомандующего Союза Советских Социалистических Республик… товарища… Михаила Сергеевича Горбачёва!.. Как хотите, но я не оставлю без реагирования эту враждебно – антисоветскую выходку, и немедленно напишу докладную в Главное Политуправление Советской Армии!»
После этого, усевшись с другого конца стола и взяв ручку с чистым листом бумаги, Алик тоже начал писать.
Ванюшин строчил, не поднимая глаз. И Алик делал то же самое. Оба сочинительствовали, увлечённо кропая на бумаге слова-колючки…
Потом краешком глаза Алик заметил, как Ванюшин начал отвлекаться, невольно косясь на трудолюбиво пишущего подчинённого… Понятно, Лещенко тут же ускорил писанину, живописуя похождения ротного -антисоветчика. А какие убойные фразы рождались им, о!.. «Проявил преступное легкомыслие… недостойная коммуниста близорукость… политический цинизм и неверие в идеалы перестройки и развитого социализма…» И это только – самое начало одной из страничек цитируется!..
Понял Ванюшин, что лепят сейчас из него злейшего врага нашего строя!.. А он ведь перед этим ещё и к сержанту–коммунисту с дурацкими придирками цеплялся, – в случае серьёзных разборок парторг про это обязательно вспомнит… Отсюда – лишь шаг к строгому выговору с занесением, после чего почти обязательно – незамедлительное возвращение в Советский Союз, а то и бесславное увольнение на гражданку!..
На фоне угрожавшего Ванюшину расставания с офицерскими погонами ждущий Алика подарком от трибунала «червонец» смотрелся жалкой пародией на кару…
Хоть и не сразу, но поняв это, Ванюшин вскочил, демонстративно порвал рапорт, швырнул в корзину. Метнул в Алика десяток солёных фраз, и –
дверью хлопнул. Умчался в курилку- нервишки успокаивать.
А Альберту – – что?.. Аккуратно сложив вчетверо свою так и не дописанную докладную, спрятал её в карман. Так, на всякий случай…
В принципе, от ротного ещё можно было ждать подлянок…
Но тут нежданно вышла лафа…
Жил Ванюшин в военном городке, вместе с супругой, крашенной блондинкой с лисьей мордяшкой… И вот эта чувиха ухитрилась низко уронить высокое звание советского человека – вне территории части, в местном магазине, была поймана с поличным, при мелкой краже с прилавка!.. А ведь – чужая страна!.. Тут либо не воруй вовсе, сучка, либо коль уж украла – хоть не попадайся!..
Короче, обоих супругов Ванюшиных в сей миг со скандалом выперли на Родину!.. Не скоро теперь товарищ старший лейтенант Ванюшин станет капитаном, а про генеральские погоны, похоже, вообще может забыть…
Впрочем. взамен ему прислали тварь ещё похлеще – капитана Кушнаренко. Достал он всех основательно – до самых что ни на есть печёнок!.. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь одно: Ванюшин в сравнении с ним начал вспоминаться ангелом с крылышками!..
Теперь расскажу, чем закончилось… Однажды Алик вошёл к нему в комнату, И не один вошёл, а вместе со своим верным другом, по имени: автомат «Калашникова». Вошёл и спросил: «Ну что, товарищ капитан, обсудим ситуацию?..»
Как увидел он мой нацеленный ему в грудь автомат и жёстко напрягшееся лицо автоматчика, как почуял запах близкой могилы, так и заморгал жалобно… И о чудо: вдруг стал он похожим на человека!.. А до этого смотрелся – зверюга зверюгой… .
И вот тогда сказал он Алику совершенно нормальным, и даже вполне обыденным голосом: «А, это вы, товарищ рядовой… Что, уже поужинали?..»
И этим «людским» вопросом убил он Алика наповал. Не мог тот уж изрешетить его очередями крест-накрест, как только что намеревался… Какая ни какая, а ведь и этот гад-капитан – тоже живая человеческая душа!..
«Так точно, товарищ комроты, поужинал!» – ответил Альберт, и – повернувшись, вышел из комнаты.
А не сдержись тогда от желания нажать на гашетку – только сейчас, наверно, на волю из мест заключения вышел бы…
Впрочем, ещё неизвестно, что в итоге оказалось бы лучшим…»
…Ну и напоследок – мелочёвка из армейских воспоминаний…
Был у Лешего в роте один парнишка. по кликчке «Малыш». Могуч – как утёс!.. Крепок даже по меркам Особой Бригады, куда слабаков не брали…
Однажды переклинило его… Ни с того, ни с сего, прихватив автомат, бежал из части, – надо полагать, планировал перейти границу и сдаться НАТОвцам…
За ним бросились в погоню, и настигли посреди поля, рядом со стогом сена. Тогда он залёг в стогу, и начал усердно отстреливаться.
Уже темнело. Все прекрасно понимали: надо брать его до темноты, иначе – уйдёт!.. Ну и подожгли стог выстрелом из ракетницы… Спрыгнув с пылающего стога, он побежал прочь, на ходу строча из автомата. По нему тоже стреляли, вдогон…
Приказано было бить только по ногам, чтоб взять живым, но когда над тобою очереди проносятся – не до снайперской стрельбы… В общем, снесло ему пулей полчерепа!.. И ещё несколько пуль попало в шею и грудь… А вот в ноги, как ни странно – ни одного попадания!..
Обступили упавшее тело бойцы со всех сторон. Смотрели на него, как на загнанного и забитого зверя, – разгорячённые боем, возбуждённо дыша…
Экстрим!..
Кстати. зачем Малыш такое учудил – так и осталось не узнали…
А в соседней части ещё круче: там первоогдки угнали танк, и тоже метили на нём за рубеж умотать. Гнали к границе, на полной… Но маршрут выбрали неудачный, вот подстерегли их в удобном для засады месте… Ахнули залпом из самоходки, и от танка только мокрое место осталось!..
Ещё случай… Вечером в казарме подрались двое: «дед» и «помазок» (т.е. отслуживший уж год). Обычная мужская разборка, в любом коллективе парней – не без этого… Но в этот раз случилось так, что от элементарного удара кулаком в грудь «помазок» умер на месте. (Такое иногда случается). И что ж? «Деда» приговорили к расстрелу, а ещё одного «помазка», который в драке не участвовал, а только присутствовал – к 15 годам заключения!.. Не хило?!.
Кстати, снова о Малыше. Однажды началась драка в клубе. Он – туда, разнимать дерущихся… Для начала схватил валяющуюся на полке гирю, и с размаху как швырнет её на пол – в помещении клуба загудело!.. Все от страха присели, а он, схватил с полки вторую гирю, заорал: «Немедленно прекратите, не то всех поубиваю!..»
Народ, видя такое, бросился врассыпную…
В другой раз во время свалки во дворе, кому-то не понравившемуся как вмажет в рожу!.. Потом присмотрелся – ё-моё, это же он своему комбату навернул!.. Но майор оказался не злопамятным… Позже, оклёмавшись, отловив Малыша, и в свою очередь сам начистил ему рожу. Вот они и оказались квиты, без претензий друг к другу…
Вообще в части командование смотрело косо, когда офицер жаловался на то. что его солдат побил. Если уж случилось такое – выстрой своих солдат в строй, перед ним набей рыло своему обидчику, и – всё, никаких продолжений и кляуз!.. А если уж нажаловался на подчинённого – какой же ты офицер?!.
«Армия крепко вбила мне в голову: жаловаться нельзя! В любой ситуации рассчитывай лишь на самого себя…» – так закончил Леший рассказ о своих армейских буднях.
Продолжение следует
Владимир КУЗЕМКО, для УК
Tweet
