Печальный юбилей ксенофобского бунта в Цюрихе и как Швейцарии помогла прямая демократия

125 лет назад, 26 июля 1896 года, в Цюрихе произошли столкновения швейцарцев с итальянскими гастарбайтерами, внесшими огромный вклад в экономическое развитие Конфедерации.

Связь между итальянцами и швейцарцами такая же тесная и долгая, как и горные тропы, объединяющие эти два государства. И отношения их порой бывали такими же трудными и извилистыми, отмечает издание SWI swissinfo.ch  .

Во второй половине 19 века швейцарцы и итальянцы страдали от схожих проблем: обе страны столкнулись с сильнейшим оттоком населения за границу, и если швейцарцы уезжали в США и в Российскую империю на территорию нынешней Украины (подробности ниже), то итальянцы прежде всего эмигрировали в Швейцарию.

В конце позапрошлого века итальянская диаспора в Швейцарии, особенно та ее часть, что проживала в Цюрихе, стала довольно крупной общественной группой, превратившись в объект нападок со стороны местных жителей и иммигрантов из других стран. 125 лет назад, в июле 1896 года, накопившиеся социальные диспропорции привели к возникновению в Цюрихе настоящей «охоты на ведьм» и к вспышке насилия на почве ксенофобии.

Вспышка антиитальянских беспорядков

После того как 26 июля 1896 г. в рабочем районе Цюриха Ауссерзиль (Aussersihl) был убит выходец из Эльзаса, принадлежавшего тогда Германии, под подозрение прежде всего попал итальянец-каменщик. Поиски предполагаемого убийцы длились несколько дней. Однако виноватым был не только предполагаемый преступник, в убийстве обвинили всю итальянскую общину — что и послужило последней каплей, приведшей к возникновению массовых беспорядков.

Гнев толпы, переросший в физическое насилие, грабежи и поджоги, в значительной степени стал формой выражения негативных последствий общественной и экономической модернизации Швейцарии и ожесточенной конкуренции на рынке труда, которая не позволяла работникам чувствовать себя социально защищенными. Работодатели были вынуждены тогда минимизировать свои расходы и понижать уровень заработной платы, чем ставили многие семьи мигрантов в отчаянное положение. Тысячи итальянских рабочих вместе с семьями были вынуждены покинуть Цюрих.

Горячий нрав южан

Газета Neue Zürcher Zeitung (NZZ) писала в то время: «В Ауссерзиле постепенно усиливается борьба против итальянских иммигрантов — каменщиков и батраков. Причиной такой небезосновательной агрессии являются многочисленные ночные потасовки, в которых принимают участие пылкие южане. Отметим, что в трезвом состоянии они прекрасно умеют избегать драк и стычек, но в пьяном виде они совершили уже пять убийств с использованием холодного оружия, и все это за весьма короткое время».

Иностранцы в Швейцарии

В Швейцарии доля населения с иностранным гражданством выросла с 5,7% (в 1870 году) до 11,6% (в 1900 году), и затем незадолго до Первой мировой войны этот показатель вырос до 14,7%.

В период между 1888 и 1910 гг. в страну иммигрировало более четверти миллиона человек, в основном немцы и итальянцы. Более подробную информацию о швейцарской иммиграции в 19 и 20 веках можно найти в Историческом словаре Швейцарии. В настоящее время четверть постоянного населения Швейцарии не имеет гражданства этой страны.

Да, городу в самом деле приходилось, по словам NZZ, «оберегать своих женщин и дочерей от этих пылких сынов Юга», но в целом экономика и бизнес Цюриха получали выгоду от наличия дешевой итальянской рабочей силы. За последние годы 19 века десятки тысяч иммигрантов перебрались через Альпы, чтобы строить железные дороги, фабрики и целые города в стране, которая вскоре стала одной из самых состоятельных в мире.

Народное недовольство и козлы отпущения

Регион Ауссерзиль за несколько лет до появления в нем итальянцев был тихой деревенской окраиной: тут не было ни канализации, ни электрического освещения. Очень быстро Ауссерзиль стал развитым пригородом с населением в 50 000 человек. Кроме того, сама Швейцария всего за несколько лет превратилась из страны эмиграции в страну иммиграции. Уже в 1888 году доля иностранных рабочих, приехавших сюда на поиски лучшей жизни, превысила долю тех, кто уезжал за рубеж: со всеми негативными социальными последствиями. Неудивительно, что первыми кандидатами в «козлы отпущения» стали именно итальянские трудовые мигранты.

Они жили в больших многосемейных домах, в каждой комнате ютилось до четырех или пяти человек, что радовало домовладельцев: чем больше приезжих, тем больше плательщиков аренды. Итальянцы много работали и часто были вынуждены довольствоваться скромной зарплатой. Местные жители обвиняли их в демпинге: якобы они соглашаются на слишком низкую зарплату от 0, 24 до 0, 26 франка в час, в то время как обычная почасовая оплата составляла сумму от 0, 28 до 0, 32 шв. фр. в час.

Итальянские рестораны и продуктовые магазины появлялись тогда в городе, как грибы после дождя, также становясь конкурентами для местной сферы общественного питания и розничной торговли. В 1894 году была предпринята попытка укрепить позиции местных на рынке труда. На суд народа была вынесена законодательная инициатива Zur Gewährleistung des Rechts auf Arbeit («О гарантии права на труд»), но на референдуме она была отклонена голосами 80,2% граждан, а в некоторых кантонах эта доля достигала даже 94%.

Прецеденты в Берне

Волнения в Ауссерзиле отнюдь не были первым крупным актом насилия в отношении итальянских иммигрантов в Швейцарии. Всего тремя годами ранее, 19 июня 1893 года, в Берне произошли волнения у исторической башни «Кефигтурм» (Käfigturm).

Бунт тогда подняли полсотни безработных жителей Берна. Собравшись у башни, они отправились по городским стройкам, снося строительные леса и избивая итальянских рабочих, обвиняя их в том, что труд самих бернцев слишком низко оплачивается и что они, итальянцы, забирают работу у местных. История закончилась привлечением армии и полиции, а 14 организаторов беспорядков были сами заключены в башню «Кефигтурм», где тогда размещалась городская тюрьма.

Проблема насилия в отношении итальянцев в Швейцарии скоро стала политической проблемой, особенно на фоне строительства Сен-Готардского железнодорожного туннеля, открытого 23 мая 1882 года. Это чудо инженерной мысли было оплачено жизнями почти 200 человек, в большинстве своем – итальянских гастарбайтеров. Их памяти посвящен мемориал, созданный по проекту художника Винченцо Вела. Не менее трагическими были строительство тоннеля Лётчберг (на этой стройке погибли 25 шахтеров-проходчиков) и базового тоннеля AlpTransit NEAT, завершенного в 2016 году. Во время его сооружения погибли девять человек.

Однако и в 19, и в 20 веке речь шла об одном: нужны ли нам в Швейцарии иностранцы – немцы, итальянцы, французы? И если да, то в каком качестве? Исторической датой стало 7 июня 1970 года, когда народ Швейцарии решал в стране судьбу итальянских трудовых мигрантов. Это был фактически первый референдум, на который был вынесен вопрос отношений в рамках дихотомии «свой-чужой».

Как в Швейцарии прямая демократия победила ксенофобию

 Швейцария переживала резкий экономический подъем, ей объективно не хватало рабочих рук. И получилось как обычно: позвали работников, а приехали люди. hmsg.ch

Мы и чужие! Любой социум должен регулярно отвечать на этот вопрос. Кто такие мы? Кто для нас чужаки? Когда и как чужак становится своим? Хотим ли мы, чтобы чужаки становились своими? Все эти вопросы стояли и будут стоять и перед Швейцарией, например осенью этого года, когда народ Конфедерации должен будет ответить на вопрос о том, хочет ли он сохранения режима свободы перемещения и расселения, существующего сейчас между Евросоюзом и Швейцарии.

На метауровне речь идет всё о том же вопросе: нужны ли нам в Швейцарии немцы? Нужны ли итальянцы? И если да, то в каком качестве? Мы регулярно освещаем в наших публикациях эти темы, но на этот раз непосредственным поводом данного материала стала историческая дата: 7 июня 1970 года народ Швейцарии решал в стране судьбу итальянских трудовых мигрантов. Это был фактически первый референдум, на который был вынесен вопрос отношений в рамках дихотомии «свой-чужой»!

За следующие полвека этот вопрос выносили на референдумы по тем или иным поводам и в той или иной форме по меньшей мере 42 раза. А тогда, в тот исторический день, оказалось, что почти половина из тех, кто пришел на референдум, одобрил предложение ограничить долю итальянского населения 10 процентами от общей численности населения каждого кантона. Этого не хватило для одобрения инициативы, но вполне хватило для того, чтобы задаться вопросом, почему швейцарцы так боятся чужих, откуда берется этот страх, а также выявить факт глубокого социального раскола, в состоянии которого находилась тогдашняя Швейцария.

Не новая тема

Вообще-то данная тема уже тогда была не нова для страны, вспомним только проблему расселения евреев в Швейцарии. Долгое время считалось, что евреи не в состоянии быть гражданами Конфедерации, поскольку они всегда были и остаются «гражданами» своей собственной культуры и религии (подробнее об этом – в материале по ссылке ниже). Потребовалось довольно много времени, чтобы развеять этот миф и найти в условиях прямой демократии взаимоприемлемый вариант решения этой проблемы.

Вопрос итальянских гастарбайтеров возник в иной исторической эпохе послевоенного времени. Швейцария переживала резкий экономический подъем, ей объективно не хватало рабочих рук. И получилось, как обычно: позвали работников, а приехали люди. Итальянец на стройке или за стойкой кафе-мороженого – это пожалуйста! Но итальянец у меня в квартире по соседству? А можно как-то сделать так, чтобы первое было, а второго не было?

Как и сегодня в связи с притоком иностранной рабочей силы из ЕС, тогда в связи с приездом массы гастарбайтеров из соседней европейской страны был запущен все тот же, как говорят в социологии, «механизм рессентимента»: объективно эти люди нужны экономике, но субъективно желательно не видеть их у себя во дворе или в том же вагоне поезда, ведь именно из-за них этот поезд сейчас забит народом!

Как тогда, так и сегодня этот «рессентимент» (от фр. ressentiment: злопамятность, озлобление — чувство враждебности к тому, что субъект считает причиной своих неудач / к «врагу») является источником политической энергии для соответствующих политиков и политических партий. Сегодня это политики и партии правого спектра, прежде всего Швейцарская народная партия (SVP), сильнейшая партия в стране, а тогда, полвека назад, это был Джеймс Шварценбах (James Schwarzenbach, 1911-1994), с 1967 по 1979 год представлявший кантон Цюрих в большой палате федерального парламента – Национальном совете.

Родом из богатой семьи

Джеймс был родом из богатой семьи промышленников и двоюродным братом Аннемари Шварценбах (Annemarie Schwarzenbach, 1908-1942), известной писательницы и фотографа, о которой мы уже много рассказывали (здесь подробнее). Политическая зрелость Дж. Шварценбаха пришлась на 1930-1940-е годы: он восхищался Бенито Муссолини и был близок к швейцарскому «Национальному фронту», праворадикальному движению, ориентировавшемуся на идеологию национал-социализма в Германии.

Апогей этого «фронтистского» движения пришелся на 1935 год, затем оно пошло на спад; а почему в Швейцарии «коричневые» (а равным образом и «красные») идеи не имели ни единого шанса, об этом читайте здесь. Так или иначе, в конце 1960-х впервые после эпохи Второй мировой, вопрос отношений своих и чужих снова появился на общественной повестке дня страны, тем более что за итальянцами последовали испанцы, португальцы и югославы: сначала отцы семейств без семей, то есть без жен и детей. Тем не менее степень гетерогенности швейцарского общества резко возросла, настроения «рессентимента» получили новый импульс.

Иностранные, или, как их тогда называли, «сезонные» рабочие приняли активное участие в строительстве современной Швейцарии: их стараниями возникали автострады, аэропорты, электростанции и школы. Как говорит Марк Бюльман (Marc Bühlmann), профессор политологии Бернского университета, «как только первые иностранные рабочие прибыли в послевоенную Швейцарию, так сразу же возникла и точка зрения, что эти иностранцы забирают нашу работу, наше жизненное пространство и наших женщин».

В Швейцарии, однако, существует прямая демократия, которая гарантирует, что любые страхи, общественные опасения или диспропорции рано или поздно будут выведены на поверхность и обретут политическую форму, требующую поиска рационального и правовым образом организованного ответа, вне зависимости от моральных или иных субъективистских оценок.

«Вот это то, что действительно круто устроено в прямой демократии: есть проблема и вне зависимости от того, разделяешь ты её или нет, тебе придется однажды принять то или иное решение. То же самое произошло и с итальянскими гастарбайтерами. Вопрос был актуален, потому и явка на тот июньский референдум составила почти 75%. Это один из самых высоких показателей до сего дня», — говорит Марк Бюльман.

В итоге на референдуме 7 июня 1970 года 54% граждан проголосовали против инициативы о 10-процентом пороге для итальянцев в каждом из кантонов, 46% граждан сказали законопроекту «да», причем 8 кантонов из 26 эту инициативу приняли.

Новые времена, новые опасения

Новый этап дискуссий на тему «мы и они» начался в 1990-е годы. Рамочные условия опять изменились. Если еврейский вопрос дискутировался в конце 19-го века в Швейцарии обществом во многом традиционно-аграрным, а «итальянский» вопрос, поднятый Дж. Шварценбахом, был реакцией традиционной общественной морали на вызов модерна, то новый «рессентимент» 1990-х уже был отражением структурного преобразования самого швейцарского общества в целом и его перехода от закрытости к постмодерной открытости и к плюрализму социальных форм бытования индивида.

Речь уже не шла о конкретной национальности, которая-де мешает жить — идеология политической корректности уже не позволяла ставить этот вопрос с использованием «расистского» вокабуляра. Теперь на повестке дня стоял и сейчас актуальный вопрос фундаментального отношения Швейцарии к европейскому интеграционному проекту. В европейском контексте этот проект стал ответом на ужасы двух мировых войн, в которых Швейцария не участвовала. Поэтому для нее речь шла прежде всего об экономических и политических последствиях подключения к процессу европейской интеграции. В этом отношении нарратив Шварценбаха окончательно был выброшен на свалку истории, но его «шелуха» была переработана Швейцарской народной партией (Schweizerische Volkspartei, SVP).

До той поры эта партия вела довольно призрачное существование в качестве партии «ремесленников, бюргеров и крестьян». Вопрос вступления Швейцарии в число стран-участников Европейской экономической зоны (EWR) она использовала для того, чтобы творчески переработав наследие Шварценбаха, приспособить его к новым реалиям. А как европейский вопрос сделал Швейцарскую народную партию сильнейшей в стране, об этом читайте в материале выше. «Народники» стали в итоге лидерами антиевропейского дискурса в Швейцарии. Усилив свое представительство в парламенте, они одновременно еще сильнее оказались связанными правительственной ответственностью», — говорит Марк Бюльман.

«Люди чувствуют, что их воспринимают серьезно»

Нарратив, направленный против ЕС, всегда сопровождался в Швейцарии не просто истеричными акциями на улицах, но процессом рационального переформатирования антиевропейского рессентимента в конкретные политические проекты, за которыми шло общенародное голосование и — рациональная реализация решения, принятого народом. Разумеется, все многочисленные и пестрые аспекты вечного вопроса отношений в связке «мы и они» были и оставались для Швейцарской народной партии источником политической энергии и тем для самопиара — совершенно, между прочим, законного. И этот курс был для «народников» в целом очень успешным.

Они добились пересмотра уголовно-процессуального законодательства, победив в 2004 году на референдуме по законопроекту «О пожизненном заключении опасных уголовных преступников-рецидивистов» (Verwahrung gefährlicher Straftäter), они запретили строительство новых минаретов в 2009 году, они предложили и получили согласие народа на немедленную высылку их страны иностранцев, совершивших тяжкие уголовные преступления (2010 год), они добились принципиального согласия народа с необходимостью что-то сделать с «массовой иммиграцией» (2014 год). Можно, конечно, выступать с тех или иных позиций, скажем, за или против строительства минаретов. Дело не в этом.

Как указывает Марк Бюльман, «ведь задача любой политической партии состоит в том, чтобы выявлять, озвучивать и рационально оформлять страхи и опасения, реально присутствующие в обществе». И это большое счастье, что в Швейцарии есть такой инструмент, потому что там, где его нет, мы имеем «желтые жилеты» и погромы на улицах. Кроме того, «люди, имеющие те или иные тревоги, чувствуют, что их воспринимают всерьез, что их не превращают в экстремистов, но что они остаются гражданами со своим законным мнением и со своим правом голоса. В итоге мы имеем со стороны граждан большее доверие к политической системе вообще и к народным представителям в парламенте и правительстве в частности».

Любые страхи и опасения, не имеющие своего голоса, своего «политического модератора», неизменно ведут к возникновению политических табу. Они же, в свою очередь, приводят к взлету партий, которые в швейцарских условиях были бы нормальными политическими партиями, такими как Швейцарская народная партия, но которые в иных условиях превращаются в политические пугала, как это случилось с «Альтернативой для Германии» (АfD). Увы, эта страна до сих пор остается заложником своего прошлого: отвергая любые формы прямого участия народа в федеральной политике, нынешний политический класс ФРГ сам почти уже вырыл себе едва ли не политическую могилу. Швейцарский путь помог бы ему избежать этой перспективы, что, разумеется, для партий мейнстрима в Германии невозможно, потому что невозможно по определению.

Консерватор — значит ксенофоб?

Но вернемся из «большого кантона» обратно в Швейцарию. Насколько широко здесь распространена ксенофобия? И ксенофобия ли это вообще? Треть граждан Швейцарии являются «латентными (скрытыми) ксенофобами». Такой вывод делает, например, Ганс-Ульрих Йост (Ulrich Jost), бывший профессор истории Лозаннского университета. Для Мартины Муссон (Martina Mousson), политолога из НИИ изучения общественного мнения gfs.bern, это слишком уж широкое обобщение, которое «стрижет всех швейцарцев под одну гребенку».

Так, например, по данным пилотного исследования Zusammenleben in der Schweiz («Жить вместе в Швейцарии»), проведенного НИИ gfs.bern в период с 2010 по 2014 годы, около 40% населения Швейцарии в целом критически относились к исламизму, то есть к политическим выражениям тех или иных религиозных исламских учений. Но явно исламофобских тенденций, то есть отрицания ислама как «иной культуры», в стране значительно меньше (так думали менее 20% респондентов). Второе исследование из этой серии, проведенное в 2018 году, показало, что 59% респондентов считают расизм «серьезной проблемой в Швейцарии». Значит ли это, что расизм здесь распространен в такой же степени? Наоборот.

Данный результат говорит о том, что «в стране есть понимание проблемы и готовность противостоять ей. Конечно, глобализация гарантирует нам, что страх перед чужаками с политической повестки дня не исчезнет. Она расширяет горизонты и заставляет многих людей в Швейцарии чувствовать себя меньшими, чем они есть на самом деле», — резюмирует Мартина Муссон. Но при этом в стране остается традиция рационального решения всех проблем, и таких тоже, а референдум осенью 2020 года по «ограничительной инициативе» станет очередным актом в процессе вечного поиска баланса между «мы» и «другие».

Источник:  SWI swissinfo.ch  

Tweet