Зачем еще и «судить»? Давайте его просто убьем!

Кто такие ВИЧ — инфицированные? Это люди, попавшие в сложную жизненную ситуацию и нуждающиеся не только в медицинской помощи, но и в поддержкех. Оказание кому-то поддержки порой означает, что вы должны просто посидеть с ним и послушать его. Публичное письмо ВИЧ-инфицированного наркомана судье. Которая его уже «приговорила». Без комментариев.

Здравствуйте, редакция. Очень уважаю и ценю ваш ресурс, поэтому обращаюсь к вам с моим письмом и прощаюсь. С уважением, Дмитрий.

Политика нашей жизни – НЕ ПОПАДАЙСЯ!

Есть такой судья в Камянко-Бугской, что во Львовской губернии – Горошко Любовь Богдановна. Она постоянно орет; буквально – подходишь к ней, и она начинает орать. Стоишь и слушаешь, повторяя как мантру: «я згоден, я так само думаю, я згоден, я так само думаю…». Перестав орать, она выгоняет. И зачем было пробиваться сквозь плотный заслон поста охраны суда?

Говоришь ей: шановна, да почитай, вот, принес, тут мало, ну почитай же… Орет: «Зарегистрируй!» Иду регистрировать – не регистрируют, потому что это не заява. Да, не заява, а просто человеческий текст, обращенный к человеку, думалось. «С текстом к судье не ходят», – лыбится охранник, да язвит регистраторша: «К судье с другим подруливают». А ну, здесь поподробнее, с чем к ней идти, если она орет. Если она весь свет ненавидит, по глазам вижу.

Она не знает, что такое ВИЧ-инфицированный, пришлось секретарше подсказывать шановной судье. СПИД, прижав ладонь ко рту, подсказала секретарша. А зачем судье Горошко Л.Б. какой-то там ВИЧ со СПИДом, «якшо він злочинець, и таких убивать надо». Так и выражается, не стесняется и не шифруется, прямо в глаза: «убивать!».

Так убивайте, дайте яду или к стенке поставьте; не Хусейн же, что бы вешать, в самом деле… Да ладно, вешайте, пускай, раз – и все тут – все равно, это не умирать в муках и жестоких страданиях на «демократических» нарах «реформированного» правосудия «по евростандартам».

Говорю, а она орет; сквозь крик говорю: дайте запрос в больницу, в областной центр по профилактике и борьбе со СПИДом. Я болен, мне жить то с гулькин хэ. «Наркоман!» – вот оно, прозвучало… Не трезвенник, значит, «не наш». Преступник. Я еще и преступник…

Вспомнилось, был один, тоже великий трезвенник, Владимир Ильич Ленин; говаривал, табакокурение мешает подполью и борьбе. Борец за трезвость и «здоровый общепит» в стране всеобщего благоденствия, но сперва перестрелять надо лучших и побольше…

Вообще-то я хотел поговорить с судьей, рассказать, что в свете новых научных открытий все люди связаны, как в нейронной сети, что кванты; что смерти нет, что ничего нет случайного, и все в мире связано. «Неужели я связан с этой орущей особью?» – думалось мне. Да, и с ней, и с тем судьей, которому «сеяли» долларами, который из наших, из земляков-с. Я их по акценту вычисляю. И с нашим Президентом связан, и даже с олигархами связан невидимой нитью… О, Боже…

Думалось-гадалось мне, это ж с какого такого села вся эта «элита» да все эти «законодатели»? Ведь так просто чинить расправу, отправлять человека на неминуемую смерть могут только люди случайные в профессии, люди безответственные, люди не наказуемые и бессердечные.

Наркоман это нынче как лепра, то есть прокаженный. Прозвучало «Наркоман!» – и все, стена, заградительный отряд, полный рот воды, не вижу-не слышу-не говорю, ховайся кто может, полундра. «Наркоман!» На фоне тотальной алкоголизации, пристрастия к химии и ГМО, полной беспомощности и зомбированности и извращенности населения, – слово «наркоман» приговорено и обжалованию не подлежит. «Наркоман» – и тебе никто не поможет, никто не заступится. Значит ли это избранность, отмеченность, значит ли это, что «наркоман» – это звучит гордо, значит ли это духовную привилегию и даже героизм? Может быть, не мне судить. Есть повыше силы, и они разберутс.я

А пока показываю текст для судьи, который нес, да не донес, и далее первая страница приговора.

«Мой» суд 13 февраля, и прощайте люди; прощай, белый свет, да здравствуют трезвенники, да здравствуют не попадающиеся!

* * *
Пусть читателя не смущает это – пять раз судимый, типа, это все пять за одно и тоже, за ложку мака. Все пять, а как «быть или не быть», если болезнь? Да еще тут хитро пишется «маковая соломка» – но не было соломки, соломку надо еще сделать, то есть перемолоть. А был мак в головках, целлофановый пакет. Да еще перл – «макова солома з насінням» (это как?). Иди, спроси в милиции: «Где эта соломка, покажи, за что карают» – на это скажут: «Нема, браток, или тебе акт уничтожения показать, так мы это мигом, по требованию суда штампанем». Уже продали, ну это не для протокола… Всем деньги нужны, а кое-кому, кто «в законе» – особенно нужны денежки, что бы на постах своих высоких «закрепляться» и еще раз «окапываться».

Еще один перл – это «особливо небезпечнi наркотичні засоби»: это эти несчастные головки мака, не известно какой генетики; сейчас, например, поляки вывели сорт мака, не содержащий опия. Этот – «небезпечный»; а тот кокаин, что нашли в ананасах, а героин, что недавно нашли… и так далее, все это приравнивается к головкам бедного мака. Полный бред…

В чем преступление? Все понимают, все знают, и врачи, сочувствуя говорят: «они («органы») нас полностью игнорируют и не принимают в расчет».

А вот за злостное и умышленное распространение инфекционной болезни в пенитенциарном заведении – такой статьи нет. Для судьи Горошко Л.Б. подошла бы.»

«УК»