Год 2016-й: избавление от иллюзий

 О политических итогах года  «Громадское»    поговорило с  заместителем главного редактора “Зеркало недели” СЕРГЕЕМ РАХМАНИНЫМ.

— Если вспомнить Ваши ожидания от 2016-го года и то, с какими итогами этот год заканчивается, ожидания оправдались?

— Для меня 2016-й прекрасен тем, что был прогнозируемым. Он случился именно таким, каким я его себе и представлял. Не случилось ничего сверхъестественного, нам подарили еще один год на то, чтобы собраться с мыслями. Потому что, по идее, следующий год будет гораздо более критичным в силу миллиона обстоятельств. В основном обстоятельств внешних, из-за которых нам придётся несколько быстрее шевелится. А так не случилось ничего сверхестественного: никто не посажен, война не закончилась, коррупцию не победили, Конституцию не изменили, 3-й Майдан, равно как 4-й или 5-й, не случился. Ключевое, что принес этот год, – это избавление от иллюзий.

— От каких в первую очередь?   

— От всех. По идее, эта роль была уготовлена 2015-му, но слишком высок был, с одной стороны, кредит ожиданий, с другой стороны, сила инерции была высока. И поэтому всё то, что должно было случиться в 2015-м году, перекочевало в 16-й. И то, что это случилось, это прекрасно. Потому что ни одна страна, ни один народ, ни одна нация, которая живёт в иллюзиях, не способна что-либо сотворить. Поэтому рано или поздно это должно было случиться. Конечно, лучше, чтобы раньше, но 16-й год – это еще не критично. Было бы хуже, если бы мы с этими иллюзиями перекочевали в 17-й год. Что имеется в виду?

Во-первых, нет волшебников, которые нам быстро изобразят реформы. Никакие экспаты у нас не сделали реформы, никакой Саакашвили у нас не сделал из Одессы Батуми. Никакая война не закончилась, никакой Минск не лопнул. Пришло понимание того, что Савченко – это не наш национальный герой, борцы с коррупцией мало чем, а иногда ничем не отличаются от коррупционеров. Пришло понимание, что формализованные борцы с коррупцией, большое количество антикоррупционных органов еще не означает победы над этим злом и даже начало войны. Это постепенно приходило. Отказ от мобилизации не означает появление высокопрофессиональной контрактной армии.

В этом есть положительные моменты. Потому что вектор развития общества, скорость, с которой общество развивается, цели, которые полагаются, всё равно определяются достаточно небольшой прослойкой людей. Это в нашем случае процентов 10. Но даже эти 10 процентов людей: энергичных, спортивных, патриотичных (как угодно их называйте) —они всё равно находились в плену каких-то иллюзий. Они устали ждать, им хотелось всё быстро и сейчас, «сейчас» не наступило.

Очень важно, как они переживут это мучительное избавление от иллюзий. Они впадут в апатию, у них начнётся фрустрация или, наоборот, они начнут медленно, но верно «лупати цю скалу», чтобы 17-й год был годом прорывов. Я не жду колоссальных прорывов, но каких-то успехов и удач, которые можно будет пощупать руками.

— Избавление от иллюзий, с одной стороны, задаёт планку реалистичного прогноза и осознания потенциала страны для внутренних изменений. С другой стороны, избавление от иллюзий – это атмосфера внутреннего разочарования. Насколько велика угроза реванша, потери веры в себя, которая стоит перед страной на рубеже 16-17-го годов?

— Риск такой, безусловно, есть. Я думаю, что реванш, если будет, то не в той форме, в которой его все ожидают. Приход к власти условного Оппоблока, возвращение забытых, но не посаженных персонажей. Думаю, что реванш будет означать возврат к старой системе ценностей. Потому что сегодня система существует по тем же правилам, но с оговорками. Есть некий момент рефлексии, опаски, оглядки на окружающих. Потому что чем прекрасен был 13-14-й год и Майдан?

Тем, что власть гораздо больше рефлексирует на общественное мнение, она боится. То есть она всё равно ворует, она всё равно хамит, всё равно бездельничает больше, чем хотелось бы. Она всё равно лукавит, но она оглядывается. И этот момент не позволяет повернуть вспять, отмотать назад, вернуться в то же стойло, в котором мы находились до окончания Революции Достоинства. Поэтому до какой степени будут разочарованы люди? Это будет определенная трансформация, это не будет пораженческое настроение, это будет трансформация сознания. У Джорджа Оруэлла есть прекрасная серия очерков «Памяти Каталонии».

Он уехал в Испанию добровольцем на войну, будучи убеждённым левым, марксистом. Его столкновение с реальной войной, которая не имела ничего общего с той войной, которую он себе представлял. И его столкновение с носителями тех идей, которые он исповедовал до попадания на войну, привело не к разочарованию, а к переосмыслению. То есть он вернулся с войны антифашистом, но и антисталинистом и антикоммунистом. То есть он не стал от этого хуже или лучше, не стал глупее или умнее, он стал мудрее. Мне кажется, что столкновение с реальностью для очень многих талантливых людей, для которых Революция Достоинства стала социальным лифтом,  —это избавление от иллюзий, которое позволит помудреть.

Во-первых, рассчитать свои силы на дистанции, во-вторых, не хвататься за всё сразу, а выбрать определенное направление, в котором себя реализовывать. Возможно, усилит поиск себе подобных, для того чтобы это превращалось в организованные группы, благодаря которым общество и страна будут развиваться быстрее. Это моё пожелание и надежда, мне хотелось бы, чтобы так было. Потому что, я считаю, людей, способных переосмыслить и помудреть за эти пару лет гораздо больше, чем думает власть, которая не заинтересована в таком «помудрении» наиболее активной части населения.

— Порой звучит мысль, что в Украине под одним зонтиком уживается две страны: «Украина Фейсбука», та самая активная страна, о которой вы говорите, которая выходит на Майданы, пытается реформировать и перестраивать страну, чтобы та существовала по новым правилам. И есть «Украина холодильника», ценности которой сосредоточены вокруг вопросов бытового выживания. Вы говорите о трансформации «Украины Фейсбука», активной, пассионарной, которая пытается быть агентами реформ. А «Украина холодильника» меняется?

— Во-первых, всегда активная часть населения влияет на пассивную. Можно найти «Америку холодильника», «Британию холодильника», «Германию холодильника». Они голосуют за «Альтернативу для Германии», за Трампа, за Брекзит. В Греции, по моему, полстраны «Греция холодильника». Всё зависит от того, насколько эта активная часть активна, насколько она влияет на происходящее. А влиять она может разными способами: от личного контакта до личного примера. И насколько заразительным будет этот пример и насколько широкими будут контакты, от этого будет зависеть, как будет меняться «Украина холодильника».

«Украина холодильника» меняется. С 2014-го года она менялась гораздо более активно, чем можно было ожидать. Учитывая 25 лет откровенной стагнации. Заплывание жиром мозга везде имело место, независимо от региона. В самых разных регионах, например, на Востоке и Юге, где у меня много друзей и знакомых, для людей впервые появился повод, чтобы подумать, где и зачем они живут. До сих пору у них такого повода не было. До сих пор их жизнь протекала по клише-шаблону, и такой серьезный стресс заставил задуматься над тем, для чего и где они живут. Далеко не все нашли на это однозначный ответ. Некоторое количество людей вышло из спячки, этот стресс был необходим именно для того, чтобы какую-то часть населения , которая жила между холодильником и телевизором и больше ничем не интересовалась, заставить просыпаться.

Сейчас этот процесс затормозился, но есть надежда, что он не является необратимым. Есть какая-то черта, за которую большая часть населения не зайдёт, даже «население холодильника». Появились некоторые ценности. Появилось нечто, что является поводом для объединения. И, как бы цинично это ни звучало, «Украина холодильника» начала меняться и под влиянием войны. Я неплохо знаю настроения в Харькове и Харьковской области, и в 2014-м году был непродолжительный, очень опасный период, и мы могли достаточно легко иметь еще и ХНР.

Сейчас это практически невозможно, потому что по телевизору и в интернете можно посмотреть, во что превратилось Широкино, ни в какой Балаклее, ни в каком Люботине не хотят у себя под домом такой радости. И это тоже заставляет думать о тех вещах, о которых думать не хотелось и о которых думать было не надо. Теперь приходится. Такие размышления мучительны, как и любые размышления, они не обязательно приведут к тем выводам, к которым хотелось бы активной части населения, но этот процесс всё равно происходит. Холодильник всё еще играет роль, но, помимо него, появляются другие предметы, которые приковывают внимание той части населения, которая раньше за пределы дуализма холодильник-телевизор никогда не выходила.

— Разные страны живут в разном историческом времени. Какие-то страны, как государства Северной Европы, живут в 2016-м и готовятся перейти в 2017-й, а какая-нибудь Центральная Африка живёт в 18 столетии. А Украина, на ваш взгляд, в каком историческом времени находится?

— Немного обидное будет сравнение, но мы находимся в постколониальной ситуации. Мы уже не колония, но что мы строим и что будет дальше не вполне понятно. Момент растерянности. Если посмотреть на развитие разных колоний, то они двигались в зависимости от того, находились ли люди (вожди, моральные авторитеты) которые точно определяли цель, средства её достижений и необходимые месседжи, которые нужно доносить до населения куда надо двигаться, каким образом и на какие жертвы надо идти. В каких-то странах такие люди находились, в каких-то нет.

То есть общество по тем или иным причинам не выталкивало их на поверхность. В чем была проблем? Элит не было в колониях, потому что по определению их не могло быть. Умное опасное – уничтожается, умное неопасное – забирается в доминионы (туда, где может реализоваться). Поэтому всё, что имело какую-либо ценность, уезжало и реализовывалось там: в Италии, России, США, Германии и т.д. А всё умное и опасное втаптывалось в землю. Здесь проблема с кадрами, с качественным человеческим материалом. Элиты нет, есть персонажи, которые себя так называют, но таковыми не являются.

Мы постколониальное государство еще и потому, что у нас нет чётко определенных целей и нет людей, которые способны этой территории, населенной людьми, часто очень умными, способными, но не оформленными и не самодостаточными, указать цель и путь. Чёткий, понятный, доступный и реалистичный месседж: куда мы идём, как, зачем и на какие жертвы мы должны идти ради этого. То есть вот перечень жертв, вот длинная дистанция, вот досягаемая цель (не ЕС через 5 лет).

— 2016-й год стал моментом одной внутренней трансформации, ведь до 2014-го Украина была полем конкуренции Европейского и Российского Мифа. В 2014-м он исчез с карты политического предложения, остался европейский. И уровень еврооптимизма в Украине на протяжении двух лет был очень высоким. Но 2016-й год, с чередой брекзит-победа Трампа-победа популистов в ряде стран ЕС-задержка с безвизовым режимом, рискуют превратить Украину из еврооптимиста в евроскептика. Насколько это будет значимым фактором в 2017-м году?

— С моей точки зрения, это положительный факт. Я приводил примерный перечень иллюзий, от которых мы избавились. Европейский миф – это еще одна иллюзия, от которой мы избавились. Вроде бы исчез некий ориентир. На самом деле это ситуация, которая сама подсказывает выход. Когда нет иллюзий, далекой, сырой, неоформленной мечты, а есть реалии, то остается два варианта. Заворачиваться в белую простыню и ползти в направлении Берковцов или Лесного кладбища или начинать что-то делать.

Потому что есть масса примеров, когда государства, не оформленные, не инкорпорированные в какие-то структуры, нормально реализовывались. Хорватия, когда ей дали понять, что в обозримом будущем она не будет членом ЕС, начала развивать сама себя. И ЕС стало приятным бонусом, но, если бы его не стало, это никоим образом не повлияло на то, что происходило и происходит в этом государстве. При том, что там масса разных проблем. Они выбрали себе путь: мы будем выбираться из этого сами, не ставя никаких целей. Израиль, который находится на стыке двух миров, чётко определил себе место и цели, средства и, не стремясь куда-нибудь, просто начал строить государство, которое стало одним из самых влиятельных не только в регионе.

Когда у тебя нет вариантов, ты стоишь перед стенкой, и у тебя два пути: либо пускать себе пулю, либо брать молоток и стену долбать. Для того, чтобы территория, которая за этой стенкой находится, была тобой освоена, засеяна, вспахана, собран урожай. Стена – это не всегда плохо, это означает, что у тебя нет выбора, ты должен либо умирать, либо двигаться дальше. У нас ситуация, когда мы должны двигаться дальше, и есть ощущение, что достаточно высокий процент населения это всё-таки понимает. Что двигаться необходимо, необходимо бороться с тем, с чем нужно бороться, без чего государство просто не жизнеспособно.

Государству нужно вернуть управляемость. 25 лет наблюдаю за политиками и пишу о политике, мне есть с чем сравнивать. Я не помню, чтобы государство было до такой степени неуправляемым, до какой оно является сейчас. Управляемость государства практически отсутствует, такого не было никогда. Оно было хуже управляемо, лучше, можно было спорить о методах этого управления, о логике, о соответствии вызовам времени, о Конституции и так далее. Оно было худо-бедно управляемым, сейчас оно не управляемо.                 

Государство не может победить коррупцию, тем более в обозримом будущем, но оно может создать максимальную нетерпимость к коррупции., потому что иначе оно перестанет существовать. Оно должно определить для себя приоритеты, их не может быть много, как у нас определяют 100-120 приоритетов — это означает, что приоритета нету. Их должно быть два или три, и на них нужно сконцентрироваться для того, чтобы вытянуть за счёт этих сфер (где будут аккумулированы лучшие силы, не только финансы но в первую очередь человеческие) страну. Стена, в которую мы упёрлись, это окончательное прощание с иллюзиями, потому что 2017-й год будет еще хуже.

Трамп, какой бы он ни был, это будет не Обама, которому Украина была бесконечно далека, но который в любом случае ощущал себя политиком, ответственным за происходящее в мире. Трамп не выглядит таким человеком. На выборах в Германии, даже при условии победы Меркель, что более чем вероятно, настроения будут совсем другие, и она будет корректировать свою политику в зависимости от настроений. Во Франции, что совершенно очевидно, не будет президент, благожелательный к нам.

Будут выборы в Голландии и Австрии, вполне очевидно, что будут серьезные потрясения в ЕС. То есть сама ситуация подталкивает нас к тому, чтобы не осматриваться, не рефлексировать, не ловить взгляды, а сосредоточиться на том, что перед нашим носом. У нас выбора другого нет: мы или выживем, или разваливаемся. Я не думаю, что здесь даже та часть «Украина холодильника» очень хочет развала этой страны. Вопрос, готова ли она к сверхусилиям, чтобы этому воспрепятствовать.

Но стресс всегда носит оздоровительный характер. Стресс – это не обязательно прелюдия к гибели, это очень часто это излечение, особенно если речь идёт о государственной политике, о становлении и формировании государства. Потому что государства у нас все эти 25 лет не было. Оно было декоративным в большей степени, чем нам хотелось бы думать. Это была территория, в которой была атрибутика, формальные правила, но полноценного, самодостаточного, самостоятельного государства не было. Мы его только строим.

И чем хуже внешние условия, тем выше вероятность того, что появится процент людей, который просто захочет оставить след в истории, чтобы их сыновья или внуки гордились тем, что их отец или мать были отцами-основателями этого государства. Это очень амбициозная штука, она очень подпитывает многих людей. Потому что здесь амбициозных людей всё равно хватает. Если бы их не было, не было бы Майдана, волонтёров, добровольческих батальонов, которые, как бы к ним ни относились, заткнули огромную дыру на фронте, без которых это государство не существовало бы в тех границах, в которых сейчас существует.