С днем «спекулянта»!

90 лет назад – 22 июля 1918 года – вышел декрет Совнаркома «О спекуляции». Направлен он был, прежде всего, против «мешочников». Подписи в конце – Ульянов-Ленин, наркомюст Стучка. Сухо перечисляются разные виды преступлений (прежде всего купля-продажа продуктов питания), формы содействия им (например, выписка подложных документов). И меры наказания – от полугода заключения до 10 лет. Хотя в жизни для «мешочника» было два варианта кары: или расстрел, или – если пожалеют! – то просто все отберут, и иди с глаз… Колоритнейшая история произошла летом 1918 г. на Николаевской железной дороге.

Покойница моментально пробудилась

«Бюллетень Московского городского продовольственного комитета» излагал дело так: «При осмотре товарного вагона была обнаружена покойница, лежавшая на возвышении. Около покойницы были зажжены свечи и стояло несколько румын и цыган, оплакивавших покойную. Агент инспекции толкнул покойницу. Та моментально пробудилась, после чего под «покойной» было обнаружено 12 пудов сахара, 12 п. гречневой муки, 8 п. пшеничной муки».

Факт взят из книги А. Ильюхова «Жизнь в эпоху перемен: материальное положение городских жителей в годы революции и Гражданской войны». Оттуда же – меновой курс, приведенный в нашей справке. Данные по Калуге и Смоленску. Сами делайте поправку – что можно было выменять в более зажиточной Москве, причем не на ржаную муку, а на пшеничную и сахар.

Справка

ПРИМЕРНЫЙ МЕНОВОЙ КУРС НА РЫНКАХ 1918–19 гг.

1 пуд ржаной муки – 30 фунтов керосина, или ситцевое платье, или 3 фунта махорки, или пара сапожных заготовок; 2 пуда – никелированный самовар, или новое ватное одеяло, или столовый стол, или сапоги; 3 пуда – стенные часы или хомут с уздечкой; 4 пуда – шуба; 5 пудов – трюмо.

3 меры картофеля – комод или шинель; 6 мер – пара валенок.

1 сотня яиц – 6 чайных приборов или керосиновая лампа.

1 воз сена – сапоги.

(По книге А. Ильюхова «Жизнь в эпоху перемен: материальное положение городских жителей в годы революции и Гражданской войны»)

Хлеб есть – хлеба нет

Красные газеты того времени иногда поминали предреволюционного царского продовольственного министра Риттиха: мы, дескать, действуем так же, как и он, только последовательнее – что ж нас критикуют всякие умники!

Риттих пытался разрешить роковую для тогдашней России проблему: как быть, если хлеб в стране есть и одновременно его нет?!

Россия вступила в Первую мировую, не думая, что может возникнуть продовольственный кризис. Урожаи накануне собирались отличные, страна была одной из первых в мировом зерновом экспорте. Тут – война. Выросла армия (а это сплошные затраты). Мужики уже с винтовкой, а не за плугом. Железные дороги заняты воинскими перевозками. Пошли перебои со снабжением городов, подскочили цены. Чтобы упорядочить ситуацию, плюнули на рынок, ввели твердые закупочные цены на хлеб. А еще продовольственные разверстки: каждой губернии сдать столько-то.

Урожай 1916 года выдался неплохим. Однако встал вопрос: как доставить хлеб в крупные города? По сотням причин, каждая из которых требует отдельного пояснения, к 1917 году выяснилось: на ключевых снабженческих постах сидят не те люди, речная навигация провалена, железнодорожники не справляются, телеги вязнут в бездорожье, в городах нет складов… Итог известен: перебои со снабжением Петрограда вызвали волнения, перешедшие в Февральскую революцию.

В Гражданскую войну (ситуация в разные ее периоды была разной, но к лучшему не менялась) картина оставалась, в общем, схожей. Хлеб был – на селе: мужики после революции побросали окопы, вернулись в деревни, занялись привычным крестьянским делом. И хлеба не было – в городах: рухнула финансовая система, деньги ничего не стоили, транспорт работал с трудом.

Белые в рыночные механизмы не лезли (точнее, до поры почти не лезли) – и на их территории народ не жировал, но и не голодал. А у большевиков…

Им надо было кормить крупные промышленные центры – от этого зависело обеспечение Красной армии. Но кормить не получалось: управленческим опытом новая власть не обладала, да и психологически изначально была настроена на силовые решения. Выход? Те же «твердые цены» (при безумной инфляции), «продразверстка» (в смысле: насильственный отъем «излишков» продовольствия). Плюс – отмена частной торговли (чтобы лавочники не вздували цены), «продовольственная диктатура»…

«Известия», 27.07.1918 г.: «Товарищи рабочие г. Москвы! Страшные голодные дни нависли над нами! Оглядитесь кругом – сколько свирепых беспощадных врагов вас окружает! (…) Голодом они хотят низвергнуть вас к своим забрызганным вашей кровью ногам! (…) Центральная власть делает все, чтобы хлеб был. Но кулаки не хотят хлеба дать голодным. Время не терпит! Хлебные излишки надо силой изъять у богатеев-кулаков. Все стойкие, выдержанные, не поддающиеся никакому соблазну и вполне дисциплинированные товарищи рабочие – записывайтесь в вооруженную продовольственно-реквизиционную армию!»

Спасительная «предприимчивая жадность»

Власть создала Продармию, под угрозой штыков выдирала у крестьян хлеб (порождая ответную ненависть), пыталась взять под контроль каждое зернышко, каждую картофелину. Наркомпрод Цюрупа падал в обмороки – пусть не голодные, как нам долго рассказывалось, но гипертонические кризы от переутомления у него действительно случались. И все равно – самые драконовские меры и половины нужного объема продовольствия не обеспечивали. 200 граммов хлеба со жмыхами в день – таков был паек, например, смоленского рабочего.

Если батька шапку не дал – так что, пусть уши мерзнут?

Спасительное самоснабжение – вот что позволило выжить тогда стране. А еще…

Когда в пункте А хлеба нет, а в пункте Б есть – обязательно кто-то отправится в дорогу, чтобы хлеб привезти. Пусть не ради человеколюбия, просто из чувства корысти. Дорога проляжет через линии фронта, путешественника будут ждать бандитские пули, чекистские кордоны, тифозная вошь. Что ж, риск лишь поднимет конечную цену продукта на рынке.

Путешественников этих звали мешочниками.

Александр Куприн, «Купол святого Исаакия Далматского»: «Я бы очень хотел, чтобы в будущей, спокойной и здоровой России был воздвигнут скромный общественный монумент Мешочнику. В пору пайковых жмыхов и пайковой клюквы это он, мешочник, провозил через громадные расстояния пищевые продукты, вися на вагонных площадках, оседлывая буфера или распластавшись на крыше теплушки, всегда под угрозой ограбления или расстрела. Я мог назвать много драгоценных для нашей родины людей, чье нынешнее существование обязано тяжкой предприимчивой жадности мешочника. Памятник ему!»

Памятник мешочнику

Памятник этот может быть разным. Можно, например, просто водрузить на пьедестал мешок. Ведь в таких мешках, подсчитано, только в 1919–20 гг. мешочники доставляли в российские города не менее 30 млн. пудов хлеба в год (64,4% всего объема). Можно воплотить некий отображенный литературой образ. Например, молодого интеллигентного москвича Васи из романа М. Осоргина «Сивцев Вражек» – он отправился на «продзаготовки», чтобы спасти умирающую от голода любимую: «Давно забыл, когда в последний раз мылся. Только одну ночь ехал на крыше вагона, обычно же ухитрялся занять багажную полку внутри – и сверху победно смотрел на груду тел человеческих, спаянную бессонными ночами, грязью, потом, бранью и остротами над собственной участью». Рейд начинается удачно: за «старое платье и летнюю кофточку Танюши» дали «целое богатство – полпуда гречневой крупы!». Можно изобразить цепкого, хитроватого крестьянина, поехавшего в город менять картошку на мануфактуру, – таких было большинство. А можно…

В этологии (науке о поведении животных) есть понятие – альфа-самцы: самые сильные, смелые, умные, хитрые в стае. Звериные законы тогдашней жизни и в сообществе мешочников отковали таких альфа-самцов, профессионалов этого рискового бизнеса. Здоровенный парень – обычно из бывших матросов, семинаристов, молодых рабочих. В необъятных галифе (из документов: «даже в карманах находят запасы муки, достигающие до 2 пудов»). Языкастый – чтобы отбрехаться при проверке. Но на всякий случай за пазухой – наган или бомба. Каждый – за себя, но, если надо, эти ребята объединятся, захватят поезд, прорвут кордоны. Так было, например, на станции Тихорецкая, прославившейся настоящими боями между мешочниками и заградотрядами.

…Чем-то это все напоминает «челночничество» начала 1990-х.

Именем Ильича

90 лет назад – 22 июля 1918 года – вышел декрет Совнаркома «О спекуляции». Направлен он был, прежде всего, против «мешочников». Подписи в конце – Ульянов-Ленин, наркомюст Стучка. Сухо перечисляются разные виды преступлений (прежде всего купля-продажа продуктов питания), формы содействия им (например, выписка подложных документов). И меры наказания – от полугода заключения до 10 лет. Хотя в жизни для «мешочника» было два варианта кары: или расстрел, или – если пожалеют! – то просто все отберут, и иди с глаз…

В общем, одна из многих тогдашних бумаг, пытавшихся регламентировать стихию. Были построже, были помягче. Реально мешочничество все равно пошло на спад лишь с началом НЭПа. Зачем эти декреты сочинялись? Ну как… Закон должен быть – пусть даже неисполняющийся.

Может, оно, порой, и лучше, что неисполняющийся?

Сергей Нехамкин, Аргументы