Из-за парты — на нары. Фоторепортаж из Прилукской «малолетки»

Освобождаясь из зоны для малолеток, юнцы задумываются, не вернуться ли обратно, чтобы не подохнуть на свободе …А в кабинете начальства Прилукской исправительной колонии для несовершеннолетних висит фотография Виктора Януковича. С глянцевого портрета на незрелых жуликов, воров, хулиганов смотрит президент страны — лучший из лучших, самый достойный, лидер, пример для подражания… 

Витьку посадили, считай, ни за что. Аж обидно за парня. Делов-то: украл инвалидную коляску. И не украл он ее совсем, эту скрипящую, на ходу разваливающуюся, со спущенным колесом таратайку, а одолжил. Дело было как.

Витька ж — сирота. Мать как-то взяла в банке в кредит 20 тысяч гривен, уехала в Россию, вроде за товаром — дело свое хотела открыть, и не вернулась. Батя Витькин — уголовник со стажем: начинал с мелкого воровства, затем разбои, убийства — нынче в пожизненном заключении. Так что воспитанием парня занимались вокзальные бомжи, подвальные бродяги и скрывающиеся от алиментов алкаши.

Во время милицейских облав и рейдов Витьку периодически отлавливали, помещали в приют, но оттуда он убегал, лишь хорошенько пообедав и свистнув пару наволочек — на клей и выпивку обменять. А недавно старшие товарищи, те, у кого язв на теле да отмороженных пальцев побольше, подкинули Вите идею: тебе бы костыли или коляску и в переход — руку протянуть, а то сидишь на наших харчах (это они заплесневелые объедки из мусорного контейнера называют харчами. — Авт.), дармоед несчастный. Парень и послушался.

Знаете, при железнодорожных вокзалах есть комнаты Красного Креста, там инвалидные коляски стоят без всякого присмотра… Полтора года дали Витьке. Жестоко? 15-летнему ребенку-то? Где правда на свете? Я тоже поначалу так думал. Но когда поговорил с самим Витькой, с воспитателями, с психологом колонии, пришел к выводу, что судье, который приговорил колясочного вора, надобно свечу пудовую в церкви поставить. Судите сами. Что Витьку ожидало в ближайшем будущем? Если бы зимой не замерз в обнимку с канализационной трубой в подвале или просто пьяный на улице, заразился бы от дружков туберкулезом.

Побывали мы в здешней библиотеке. Не поверите: читают! Так дружно и хором когда-то даже Беломорканал не строили, как здесь штудируют сочинения классиков отечественной и зарубежной литературы.

У трущобных эта зараза сплошь и рядом. Полгода—год — и лежал бы в морге с биркой на черном пальце: «Неопознанный». А может, свои придушили бы — чтобы меньше ртов на сворованную бутылку водки было. Словом, пропал бы Витька, как ни крути. А в колонии? Его вылечили от коросты и других болячек, он ест три раза в день — на обед перловка с мясом (я сам видел и пробовал. — Авт.), спит в тепле на мягкой постели, раз в неделю ходит в баню. Ах да, Витьку приучили чистить зубы, а то ведь у него изо рта несло, как из пасти старой лошади, что на бойню волокут.

Через несколько месяцев Витьке выходить по УДО (условно-досрочное освобождение: по тюремным правилам, не нарушающий дисциплины заключенный может выйти на волю после 2/3 срока отсидки. — Авт.). И опять же — что дальше? По-новой подвалы, венерические подружки, пьянь, тюбик клея на толпу?

Грех, поди, такое говорить (тем более в канун Светлого Христова Воскресения), но после освобождения самым лучшим для парня было бы… вернуться в колонию. Здесь его любят и воспитанники (так в колонии называют ребят — никаких «зеков»), и администрация. А как же по-другому? Витька — он, как сын полка, точнее, сын тюрьмы. Как в монастыре — Христа ради юродивый — негоже его обижать. У него даже фамилия и та Лупашко.

Психолог колонии Александр Бойченко рассказывал, что «усыновил» паренька — позовет к себе в кабинет чаю попить, домашними котлетами побалует, просто по душам поговорит. А тот и рад. Так что, будем надеяться, на свободе Витька долго не задержится: не коляску, так костыли утащит, и снова сюда. К трехразовому питанию и белым простыням. К жизни, в общем.

Семь лет за велосипед

Когда мы приехали в Прилукскую воспитательную колонию для несовершеннолетних, там как раз был концерт. Для ребят пели девчата из техникума — не помню какого. Посмотришь в зал — дети. Если бы не нашивки на телогрейках с хлоркой начерканной фамилией и номером отряда, и не воспитатели в погонах, — обычный школьный концерт.

Убейте, не могу представить этих зрителей сидящими на скамье подсудимых. Разве что — за школьной партой. Но не в клетке зала суда! У некоторых даже ноги с сидений до пола не достают. Шпана совсем. Вон Сережа Трофа еле выглядывает из-за плеча товарища. Господи, и ему дали срок? Он уже знает лязг замков камер (в СИЗО)? Знает, что часовой на вышке после команды «Стоять!» стреляет на поражение, а 186-я статья УК — это «гоп-стоп»?

…Сергею — 14 лет. И еще половину прожитого пареньку предстоит отсидеть в тюрьме (какими бы мягкими ни были постели и сытными обеды в колонии, но это тюрьма. — Авт.) — 7 лет 4 месяца сказано в приговоре. За то, что «велосипеда у дядька вкрав… він спав п’яний під забором, навіть обісцявся, а ми з другом йшли, побачили його і забрали веліка». А недавно освободившемуся киевлянину Алику А. за то, что вместе с дружками напали и зверски зарезали человека, дали… два с половиной года. Через год с небольшим убийца освободился по УДО.

Отличники по приговору суда

В колонии, кто на воле недоучился, заканчивает среднее образование. Обычная школа — на окнах даже нет решеток, обычные учителя — строгие и не очень, только ученики не совсем обычные. Среди них нет прогульщиков. О, попробовали бы! На первый раз замечание, потом лишение длительного свидания (до трех суток, когда приезжают родные. — Авт.), затем выговор, второй, третий, и об УДО можешь забыть. А условно-досрочное освобождение для заключенных (кто сидел, тот со мной согласится) — самые заветные слова. Нас встречает директор тюремной школы Виктор Лебедь.

Костюм-тройка, пускай не из дорогой заморской ткани, но выглажен так, как это может сделать только мужчина, туфли блестят, хотя на улице грязь, и разговаривает с улыбкой, будто «пятерки» ставит. Сразу видно — та еще интеллигенция, что недоест, недоспит, но конспект напишет и тетради проверит. «А какие оценки получают ваши ученики?» — интересуюсь у директора. «Во всяком случае, не те, с какими они попадают к нам», — отвечает Виктор Федорович, и показывает мне несколько первых попавшихся под руку школьных аттестатов с воли. Что? Неужели такое бывает?

По двенадцатибалльной системе одни «колы»! «Наши ученики, — директор видит мои круглые глаза, — это те, кто на свободе сидели за последними партами, либо их парты вообще пустовали и о своих хозяевах напоминали лишь выцарапанными словечками из нескольких букв». Зато в колонии их успеваемость растет. Тут ежели задали выучить отрывок из поэмы «отсель и досель», то никто возле доски не мычит и затылок не чешет, а отбарабанит Пушкина, как родную статью Уголовного Кодекса. Ох уж это волшебное слово УДО.

Побывали мы в здешней библиотеке. Не поверите: читают! Так дружно и хором когда-то даже Беломорканал не строили, как здесь штудируют сочинения классиков отечественной и зарубежной литературы.

Юный убийца

После окончания школы воспитанники поступают в ПТУ (профессионально-техническое училище. — Авт.), которое находится здесь же, за колючкой. Готовит оно каменщиков, плотников и слесарей. Нужные и востребованные профессии, причем как на воле, так и в тюрьме. Ежели срок большой, после «малолетки» заключенный переходит во взрослую ИТК (исправительно-трудовую колонию), а умеющий смастерить добротную тумбочку, гроб, или рамку для портрета нового президента — это уважаемый на зоне человек. Снег на плацу он не убирает.

Этому «матерому преступнику» с веснушками дали семь лет за кражу велика

Влад Левченко скоро получит диплом слесаря механосборочных работ. Школу заканчивал в СИЗО (почти год длилось следствие. — Авт.), здесь же сразу пошел учиться в профтехучилище. Будет напильником фаски с болтов снимать. А, поди, мечтал юристом стать (как все нынче) или фирмой руководить, как мама. Но, увы, разче что, лет через пять, и то, если с УДО повезет. Владислав сидит за убийство (ст.115 ч.2 УК). Жестокое и бессмысленное.

— Я с детства люблю военную форму, камуфляж, короткую стрижку, — Влад сидит передо мной, сложив, как прилежный ученик, ладони на столе, — видать, им положено всегда держать руки на виду. Угощаю пряником — не берет, гордый, а может, просто не дозволено. — Вот и пошел в скинхеды (бритоголовая молодежь, исповедующая частично идеологию фашизма, национализма и прочих измов. — Авт.).

Мы собирались и проходили маршем, держа в руках плакаты «Украина — для украинцев!» Как-то на Оболони (район в Киеве. — Авт.) мы с другом увидели нег…. гм… афро-американца (вот что тюрьма делает с человеком: раньше, поди, был «ниггером чернозадым»?), который продавал наркотики детям. Мы это знали точно, весь район это знал. Решили проучить… Но он оказался сильнее, разбросал нас. Тогда мы достали из карманов ножи…

Теперь Влад — убийца. Целых десять лет не будет зажигательных дискотек, поцелуев с девочками, гитары в подворотне, маминого торта на именины, футбола во дворе, компьютера с друзьями. А будет хождение строем: «Левой, левой!», подъемы спозаранку под дикий крик дневального, натирание до блеска параши. Подумайте об этом, ребята, перед тем как доставать ножи.

В зале аншлаг — на сцене девочки

P.S.
«Конечно, это (тюремное заключение. — Авт.) человека травмирует, но закаляет и дает возможность задуматься над жизнью намного глубже, чем в том случае, когда ты этого не знаешь или к этому не прикасаешься. Каждый человек, получает в жизни испытания, страдания, набирается опыта и платит за свои ошибки».

(Из выступления бывшего воспитанника исправительной колонии для несовершеннолетних, а ныне президента Украины Виктора Януковича.)

Виталий Цвид, фото Галины Перчук, Новая