Прощай, братва!


Какими бы чудовищными и уродливыми ни казались братки в пору их расцвета, через каких-то 10 лет они стали главной легендой целого поколения. Не Ельцин на танке, не баркашовцы у «Останкино», не даже безвестные герои и предатели чеченской войны, а именно бандиты останутся символом эпохи. Их воспевают (и будут воспевать) в киносагах, над малиновыми пиджаками и «голдой» издеваются в кинокомедиях. Их лексика стала частью «русского разговорного». Но теперь, когда говорят «разборка» – имеют в виду вовсе не яростную перестрелку парней в «адидасе» и на «бумерах», а спор интеллигентных людей. А когда говорят «наезд» – это почти наверняка про ментов.

«Милицейские крыши» пришли на смену бандитским. Все познается в сравнении: кажется, страна, по законам психологии, забыла «беспредел» и заскучала по чуть наивным и чуть романтичным браткам. А сами «бригадиры» и «быки» сняли судимости и золотые цепи и даже поменяли фамилии, чтобы устроиться в службы безопасности банков или завести легальный бизнес.

Новая жизнь киллера

«Да я скромнейший, законопослушнейший человек», – улыбается бывший киллер Виктор. Это одна из его любимых фраз. В мае 2004 г. законопослушнейший человек вышел на свободу – освободился условно-досрочно, сидел 9 лет. Во время суда он покорно ждал высшей меры, но суд учел, что на момент совершения преступных деяний Виктору было всего 19 лет. Он – бывший профессиональный убийца одной из самых жестоких группировок начала 90-х. В его деле не фигурирует ни одного заказчика – «пацаны» никого не сдают, – зато есть 18 доказанных эпизодов, и то потому, что остальные доказать не смогли.

Одна из «ликвидаций», в которых участвовал Виктор, стала эталоном «отмороженности». Человека пытались устранить, но он выжил. Его поместили в реанимацию, поставив охрану при входе в больницу, на этаже и даже в палате. Виктор и его напарник в форме бойцов спецназа деловито проверили документы у охранника на входе, разоружили его, потом сняли остальных, расстреляли жертву и спокойно ушли. «Каких я только тогда значков не надевал на эту форму, – не без удовольствия вспоминает Виктор хорошо сделанную работу, – даже “100 прыжков с парашютом”». Правда, вспоминая минувшее, Виктор всегда морщится: убивать на самом деле не так просто, как в кино показывают – «ты его режешь, а он бежит, орет, сопротивляется, истекает кровью».

Теперь Виктора принять за наемного убийцу так же сложно, как того лжеспецназовца: спокойный, самая обычная внешность, никаких особых примет или мускулатуры Шварценеггера. В настоящем Виктор – начальник службы инкассаторов одного из столичных банков. На работу его взял бывший сокамерник, а ныне директор этого самого банка – он угодил на нары ненадолго и, как уверяет Виктор, по чистой случайности: подставили конкуренты. А Виктор ему помог освоиться в тюрьме.

Долг платежом красен: начальник помог Виктору получить в ЦБ разрешение на работу инкассатором. Сыграло ли свою роль то, что судимость погашена, либо в базах данных действительно полный хаос, но разрешение бывший киллер получил. Теперь у него новая жизнь и новое имя – работает спокойно, зарплата стабильная, недавно женился и наконец-то сделал себе новые документы. В последнее время увлекся игрой на виртуальной бирже FOREX и имеет хороший дополнительный доход. Знакомые даже просят иногда сыграть «за них» – и охотно дают Виктору деньги: у него прекрасная репутация. Все знают, что этому человеку, когда-то убившему не один десяток сограждан, можно доверять.

По пути на кладбище

По поводу своего «темного прошлого» Виктор ничуть не комплексует – было, да, и что? Работа такая – Родину зачищать. После распада СССР мы получили государство без законов, говорит сотрудник московского управления по борьбе с организованной преступностью, вот бандиты и были теми самыми законами. Сейчас-то у него работа хоть и тяжелая, но результативная. А было время, когда борцы с организованной преступностью могли разве что собирать информацию о своих «подопечных» – жили, как на осадном положении. Реальная власть на местах принадлежала пресловутым ОПГ – организованным преступным группировкам. «Криминальные авторитеты заменили собой арбитражные суды и налоговые органы», – спокойно рассказывает бывший начальник управления информации и общественных связей Генпрокуратуры Леонид Трошин.

Исследователи полагают, что организованная преступность всегда подминает под себя те сферы, где нет правил игры, или где эти правила, напротив, слишком жесткие для легального бизнеса – будь то торговля наркотиками, игорный бизнес или строительные подряды.

В России 90-х такой сферой была коммерция в принципе – от банковского дела до торговли ширпотребом. Отсюда и грандиозные масштабы явления. «У нас ОПГ пытались создать некоторую предсказуемость и в принципе сделать возможными долгосрочные экономические отношения», – объясняет профессор философии Института общественного проектирования Вадим Волков. Проще говоря, братки «решали вопросы» – то есть создавали условия для развития бизнеса. Тот факт, что методы их были, мягко говоря, не слишком гуманными, – это лишь «показатель слабо развитой социальной структуры». Правил конкурентной борьбы не было – и бандиты 90-х придумывали эти правила сами.

Парню, отслужившему в армии, чаще «афганцу» или «качку» из дворового клуба, была одна дорога – в «бригаду», говорит оперативник УБОП. «Корпоративное управление» и создание мотивации были на уровне. Новичков «подогревали» деньгами, давали модный автомобиль – «восьмерку» или «девятку», – даже отпускные выплачивали и за границу отправляли, а потом за все эти блага он расплачивался жизнью, рассказывает оперативник.

Фильмы не врут, говорит Трошин: еженедельно на «стрелках» гибли десятки бойцов. Война между «беспредельщиками» и «ворами в законе», представителями славянских и кавказских группировок, – вот настоящая история России прошлого десятилетия, вспоминает оперативник УБОП. «Ребята сами себя уничтожали, – с некоторым сочувствием говорит офицер. – Жизнь рядового “боевика” была яркой, но недолгой».

Бандиты везде проходят один и тот же путь – от насилия через стремление к респектабельности к разложению, говорит Летиция Паоли, автор книги «Братство мафии. Организованная преступность в итальянском стиле». В начале 90-х она работала на итальянское Министерство внутренних дел в специальном отделе по борьбе с организованной преступностью. Потом изучала, что натворили в США ее соотечественники из «Коза Ностры» – организации, в которую входили 24 «семьи».

В начале XX в. они ехали в Штаты искать работу, а становились контрабандистами и торговцами нелегальным спиртным. Как и у бандитов-кавказцев в России их главными козырями была сплоченность и беспредельное насилие. После Второй мировой войны лидеры семей попытались легализоваться. Деньги потекли в строительный бизнес, казино и другие легальные проекты. В те времена мафия получила огромное влияние на власть и политиков. Но к 90-м годам от былого величия итальянской оргпреступности остались только воспоминания и эпохальные киноленты. Поток эмигрантов из Италии почти иссяк, а потому «семьям» не из кого было набирать новых бойцов. Итальянцы, родившиеся в Америке, предпочитали карьеру адвоката или бизнесмена тяжелой доле бандита. И главное – к тому времени были реформированы правоохранительные органы, откуда вычистили агентов «Коза Ностры». «“Семьи” существуют до сих пор. Возможно, их уже не 24, а меньше, и влияния у них уже нет», – констатирует Летиция Паоли.

Сильвестр воскрес

В России путь, занявший у итальянцев в Америке целый век, был пройден за десятилетие. Многие из тех, кто руководил бандами рэкетиров, лежат на кладбищах. Те, кто выжил, стали директорами солидных фирм, а некоторые трудоустроились и во властных структурах.

«Да все, кто мог, легализовались, – уверяет Илья, бывший телохранитель бывшего регионального “авторитета”. – Мой шеф скупил в городе все что мог, в том числе телевидение. Сегодня все депутаты местные – у него в кармане». Механизм простой: с помощью СМИ оказывается давление на «неправильных» депутатов, а стройфирма, которой руководит этот достойный человек, выигрывает тендеры. Почти как у итальянцев в Америке.

Бывает, человек приходит в легальный бизнес не из тюрьмы и не из «бригады», а с того света. На днях среди «бывших» распространился совсем уж фантастический слух. Легенда 90-х – Сергей Тимофеев, он же Сильвестр, возглавлявший группировку «ореховских», – в 1994 г. взорвался вместе с машиной на Тверской-Ямской, его изуродованное тело опознали по челюсти. «Позавчера я встречался с близким другом Сильвестра, – рассказывает бывший киллер Виктор. – Он говорит: возвращается Сильвестр из-за границы в Москву. Будет теперь легальным бизнесом заниматься».

Депутатская камера

Заслуженный тренер России по дзюдо Николай Новиков, с которым корреспондент Newsweek первый раз встретился в СИЗО города Тулы весной 1998 г., не умирал. Зато он был единственным в России человеком, ставшим депутатом не выходя из тюрьмы. Прокуратура обвиняла его и его учеников-дзюдоистов в вымогательстве, суд дал 7 лет, 6 из них он уже отсидел в СИЗО.

Сейчас бизнесмен Николай Новиков назначил встречу корреспонденту Newsweek в одном из самых «пафосных» мест Тулы – развлекательном центре «Корона», хозяин которого сидит в тюрьме. «Я засужу любого, кто посмеет назвать меня судимым или “авторитетом”, – сразу предупредил Николай Алексеевич, на чьих руках поблескивали несколько “конкретных” перстней. – Я ни в чем себя виновным не признал. Суд снял с меня все судимости за хорошее поведение. Я чист. Могу хоть в президенты России баллотироваться. Но я не буду – уже сыт этой политикой».

Свою предвыборную кампанию в 1996 г. Николай Новиков проводил из СИЗО: с избирателями встречались его доверенные лица. Потом его под конвоем на автозаке четыре года возили на заседания облдумы, где он был секретарем комитета по законодательству и контролю за правоохранительными органами. В думе ему надоело больше, чем в тюрьме. «Я же из-за политики этой и в тюрьме очутился. Это все покойный губернатор Николай Севрюгин. В 1992 году, когда мой подопечный Марченко выиграл первенство Европы, я зарегистрировал тульскую партию “Возрождение Отечества”. Молодой был тогда, дурной, справедливости хотел. А Севрюгин увидел во мне конкурента – и я оказался в тюрьме», – рассказывает свою версию бывший зэк.

Из политиков Николай Новиков переквалифицировался в бизнесмена. В 2000 г. «стал акционером тульского пассажирского автотранспортного предприятия №3»––«маленький бизнес, всего 18 автобусов, но на жизнь хватает». «Работаем и судимся с государством: мне область должна более 100 млн рублей за перевозку льготников с 2002-го по 2005 год».

Вроде давно остепенился, но жизнь по-прежнему сплошная борьба. «Это они [власти] никак успокоиться не могут, что я, Коля Новиков, которого пытались в тюрьме сгноить, такой живучий оказался». Новиков говорит, что его «милиция замучила проверками, все роют и роют». Настоящие рэкетиры.

Красные кровельщики

В 1976 г. в маленьком городке Георгиевске на Ставропольщине собрались на сходку несколько авторитетных воров. Инициаторами этой встречи были так называемые цеховики – представители теневой экономики. Итогом съезда стал договор, по которому цеховики юга СССР обязались платить 10% своих доходов блатным «за защиту». Так появилась первая «крыша». А уже через 15 лет «крышевание» стало главным бизнесом новоявленных российских бандитов.

По официальной статистике правоохранительных органов, уже в конце 80-х почти 90% всех коммерсантов постоянно платили дань братве. Один из самых модных шлягеров 1988 г. посвящался как раз объяснению корней этого явления: «Мы бывшие спортсмены, а ныне рэкетмены, ну что ж нам было – вены, по-твоему, вскрывать, когда героев спорта, ему отдавших годы, как говорится, мордой об асфальт». Из спорта в «бизнес» пришел и знаменитый атрибут рэкетира – спортивные костюмы. «Тогда считалось, что у кого цветов на “адидасе” меньше, тот и круче, – вспоминает один из “бывших”, Игорь. – Самыми крутыми считались чисто черные и белые».

К середине 90-х «крышевание» уже превратилось в развитый бизнес со своими правилами. Алексей в те годы работал телохранителем у одного из лидеров крупнейшей в Рязани ОПГ. Создавалась группа так: старый «вор в законе» выделил сыну стартовый капитал. Мальчик зарегистрировал охранное предприятие, получил для своих бойцов лицензии на оружие, снял небольшой офис в большом спорткомплексе. И начал знакомиться с соседями. «Сначала была гостиница, потом рынок, магазин автозапчастей, – вспоминает Алексей, – и все, кстати, бескровно». Все рано или поздно сами заключали договор охраны. По нему платили копейки, а реальные суммы шли налом. «Один урод был – очень долго упирался, ему написали письмо: останешься сначала без машины, потом без квартиры, потом без жены. Он не поверил – взорвали машину. Сразу же позвонил – мол, готов к сотрудничеству», – смеется Алексей.

Время от времени случались и разборки с другими «крышами». «Однажды приехали конкуренты на “стрелку”, – ностальгирует Алексей, – на пяти-шести машинах, типа крутые. “Стрелка” была на стадионе. Из тачек выходят, начинают пальцы гнуть – мол, освобождайте нам объект. А наше руководство им: на трибуны посмотрите. А на трибунах мы сидим, как на баррикадах, человек 200, только ружья помповые торчат. Очень быстро тогда те ребята уехали».

По словам Алексея, часть прибыли группировки отстегивалась в «общак» – папе, остальное шло на развитие бизнеса. И вздыхает: типичная история со стандартным финалом – лидера и ближайших помощников убивают, большую часть рядовых членов-«быков» после этого задерживают и сажают. На свободе остались казначей группы (тот самый, кого охранял Алексей) и еще несколько человек из «верхушки». Они быстро легализовались. Не забывая, кстати, отстегивать часть прибыли в «общак».

Закат начался, когда коммерсанты, изрядно уставшие от «спортсменов», нашли выход – создавать собственные службы безопасности, во главе которых, как правило, стояли бывшие работники МВД и КГБ. А тех, кто не в состоянии завести свою спецслужбу, «органы» стали «крышевать» самостоятельно. Такую «крышу» называют «красной» – это традиционный цвет ментов в арго. А защищают «красные кровельщики» не от братвы, а от таких же, как они, чиновников – пожарных, налоговых, милицейских и прочих проверяющих.

Только без беспредела

С 90-х изменилось немногое: законы по-прежнему исполняются плохо, а суды предвзяты. Но теперь экономическая жизнь страны регулируется не с помощью «беспредела», а с помощью коррупции. Переделом собственности – а это по сию пору один из самых выгодных бизнесов – занимаются не «бригады», а вполне легальные рейдеры, на которых работают многие выходцы из правоохранительных органов и «бригад».

А верным своему делу браткам остались только крохи: те, кто выжил, но не нашел себе места в легальном бизнесе, теперь «крышуют» небольшие фирмы и рынки. Причем в большинстве крупных городов сменился национальный состав банд. «Славяне» потерпели сокрушительное поражение в войнах 90-х. «Они сами себя изничтожили в борьбе за сферы влияния», – говорит сотрудник МВД. В Москве настоящих «русских» братков осталось меньше сотни, а «работают» они только там, где им разрешат этнические группировки: азербайджанцы, армяне, грузины, чеченцы, ингуши, китайцы. Да и им отведена скромная ниша – те же китайцы и азербайджанцы «трясут» почти исключительно своих гастарбайтеров.

А тех, кто различал «распальцовку вертикальную, горизонтальную и смешанную», уже не встретишь. Это ведь тоже показатель «эволюции вида». Раньше у братков был язык «для своих», а теперь в нем нет необходимости, говорит исследователь бандитской субкультуры Тамара Новикова – для легального бизнеса больше подходит современный русский язык, который, кстати, включил в себя множество слов из арго 90-х. «Осталось такое послевкусие», – говорит Новикова. Теперь каждый может спокойно «перетереть непонятки» с начальником и «забить стрелку» другу.

Светлана Метелева, Александр Раскин

runewsweek

You may also like...