Трофеи героиновой войны

Кто-то из знакомых попросил меня как журналиста, давно освещающего вопросы борьбы с наркоманией и алкоголизмом, помочь советом одной пожилой женщине: её внучка «села на иглу». Приехав по указанному адресу, я стала свидетелем этой абсолютно типичной ситуации. Действующие лица драмы – жертвы героиновой войны, которую мафия ведет с народом. Войны, в которой любая семья может оказаться беспомощным трофеем, ни у кого не найдя сочувствия и поддержки.

Лариса Петровна и в самом деле выглядит страшно измотанной. Говорит сбивчиво, нервно, как в лихорадке. Невооруженным глазом видно, что ей самой нужна психологическая помощь. Но винить её в капитуляции перед бедой не повернётся язык. Уж слишком много страданий выпало на её долю в последние годы.

В 2000 году от онкологического заболевания скончалась её единственная дочь. На попечении бабушки и деда осталась четырнадцатилетняя внучка Тонечка. Старики стали её опекунами. Хотя отец девочки жив и благоденствует, но у него давно другая семья. Беда, как водится, не ходит одна. Едва Тонечке исполнилось семнадцать, она вышла замуж за парня постарше. Как позже оказалось, с тёмными доходами и сомнительным образом жизни.

Внучка и её избранник снимали квартиру, и о том, что муж посадил Тоню на иглу, дед с бабушкой стали догадываться довольно поздно. Зависимость успела крепко взять девушку за горло. Об учёбе пришлось забыть. Тоня оставила сначала политехнический, куда поступила на бюджетной основе. Потом поступила в лингвистический университет – и тоже бросила. Узнав о том, что внучка выбыла уже из второго вуза, дед не смог это пережить.

Упал с инфарктом прямо на улице, выйдя по какой-то хозяйственной надобности. Он вообще не мог смириться с тем, что Тоня больна, что с их примерной, доброй, способной девочкой стряслось такое несчастье. Минуты ужаса и отчаяния сменялись у него приступами ярости. Он пытался остановить безумие, ограничивая свободу девушки, даже пускал в ход кулаки. Ничего не помогало. Она оказалась в капкане. Роковой муж её к тому времени уже бросил, а вот наркотик не отпускал. Проиграв бесплодную войну с новым, прежде неведомым врагом, дед, офицер внутренних войск, в 2006 году скончался. И Лариса Петровна осталась фактически один на один с кошмаром.

Обычный день её начинается рано с мытья полов в одном учреждении неподалеку от дома. Закончив уборку, 65-летняя женщина спешит домой. Как там Тоня? Тащить из дому вроде бы уже нечего (ах, как заблуждается наивная Лариса Петровна: внучка успела, в сущности, проколоть только свои личные вещи да пару бытовых приборов нестратегического значения). Тоня чаще всего спит до обеда.

Часам к трём бабушке вновь надо на службу: она моет ещё в одной организации, ведь пенсии катастрофически не хватает. Вернувшись к вечеру, она чаще всего застает записочку нежного содержания, написанную, похоже, не очень твёрдой рукой: «Бабуленька! Не теряй меня. Я скоро буду. Самой хочется поскорее домой! Люблю, целую. Твоя Тоша». И весь вечер длится томительное тревожное ожидание. Где Тоня? Что с ней? Конечно, ищет дозу. Хоть бы пришла домой. Пусть колется тут, у себя в комнате. Только не замерзает в сугробе, не пропадает в наркопритоне. Чтоб не обидели, не убили, не перешагнули с презрением упавшую на улице.

– Я уж ей говорю: «Ты хоть умри дома, не под забором!» – признаётся истерзанная страхами бабушка. – Её одно время поймали с «чеками». Мы с сестрой думали, посадят. Оно бы и лучше. В неволе отвыкла бы от зелья, научилась бы хоть какой-то работе. Так не тут-то было. Присудили условный срок. Теперь она приносит эту гадость домой. Покупает какие-то лекарственные препараты, составляет какие-то соединения и добавляет туда чуть-чуть героина. Нынче ведь наркотики значительно подорожали, да и достать их гораздо труднее. Вот и экономит. А чтобы эта непонятная смесь подействовала лучше, внучка садится в теплую ванну – и так «догоняется». Мне пришлось в ванной шпингалет вырвать. Я однажды испугалась, что она очень уж долго там сидит. Ворвалась к ней как раз вовремя. Тоня была уже лицом в воде, совсем «зависла», так бы и захлебнулась.

Честно говоря, даже как-то дико и удивительно слышать от почтенной интеллигентной дамы выражения из наркоманского сленга. Горько видеть, как деформации подвергается не только внучкина, но и её, Ларисы Петровны, психика. Если вдуматься, а не происходит ли то же самое со всеми нами? Те из нас, кто не сталкивался с героиновой чумой, тешат себя иллюзией непричастности к катастрофе, убаюкивают гарантией мнимого иммунитета, тщатся жить как бы в параллельном, изолированном от наркомании мире. А на самом деле мы все – в одной лодке.

Мы дышим одним воздухом. И в банке с солеными огурцами ни один свежий огурец не сумеет сохранить свою свежесть. Кто-то из мудрых сказал, что свобода – понятие всеобщее. Пока хоть один человек находится в рабстве, мы все – рабы. Рядом с нами, в Приангарье, только по данным официальной статистики, живут, а вернее сказать, медленно умирают 13,5 тысячи наркоманов. Реальное же их количество на порядок больше.

Между шестью и семью процентами жителей. Каждый пятнадцатый. И всё это – молодые, только начавшие жизнь люди. Те, кто призван учиться, творить, созидать, любить, создавать семьи, рожать и растить детей. Те, кому завтра в наследие останется всё, что сумели построить отцы и деды. Так можем ли мы чувствовать себя в безопасности и благодушно бездействовать?

Проблема наркотиков – не частная проблема отдельных семей. Она угрожает всем. И противостоять ей тоже можно только общими силами. Стараниями государства и общества. А между тем Лариса Петровна отовсюду слышит только одно: «Это ваша беда! Вы и расхлёбывайте». Так выпроваживали её из разных коридоров власти. Милиционеры, чиновники, просто втуне сочувствующие знакомые, даже сами врачи-наркологи говорят ей в один голос: «Оставьте надежду. Не пытайтесь даже лечить вашу внучку. Ей всё равно пропадать!»

Бабушка устраивала внучку на лечение в клиники на Гагарина, в Юбилейном. Отец Тони под её нажимом тоже участвовал в расходах. Но ведь в наркологических отделениях только снимают ломку, да и то, по отзывам самой Антонины, неэффективно. С самой же проблемой химической и психологической зависимости нужно работать долгие годы. Опыт такой реабилитационной работы у нас в стране пока ещё скромный. Результаты мизерные. А главное, он предполагает активное участие самого больного, требует его собственного жгучего желания бросить колоться.

– Что могут сделать отдельные семьи, убитые горем родители, чья нервная система так же надорвана, как и психика их больных детей? – спрашивает Вера Петровна, сестра Тониной бабушки. – Пока государство всерьёз, а не только на словах не возьмётся за эту проблему со всей решительностью, мы будем продолжать терять и терять молодёжь. Нужно действенное законодательство. Реальные суровые санкции против наркодилеров, против поставщиков. Нужен железный заслон на пути героиновых караванов. Необходим как воздух закон о принудительном лечении наркоманов. Почему бездействуют Дума, правительство, местные депутаты не выходят с законодательными инициативами, которые действительно могли бы повлиять на общую картину? Неужели слёзы таких, как моя сестра, останутся невидимыми миру…

Что я могла ответить Вере Петровне? Разве что цитировать собственные же статьи, в которых освещались рапорты наркоконтроля, центра профилактики наркомании, спецподразделений милиции, наркологических диспансеров. В этих рапортах отражена непосильная и неусыпная работа разных институтов власти по искоренению героинового зла. На бумаге они убедительны. Но воз и ныне там…

Наркобароны продолжают обогащаться. Наркоманы продолжают умирать. Чаша человеческих страданий продолжает и продолжает наполняться. Так кто же поможет запутавшейся Тоне и её бабушке? Я не знаю ответа на этот вопрос…

(Имена действующих лиц изменены по этическим соображениям.)

Марина Рыбак, ВСП