Трое бывших заложников российских боевиков, вместо следователей, сами собирают доказательства их преступлений
В украинских реалиях едва ли не единственный шанс добиться продвижения следствия — активное участие в процессе самих пострадавших.
Александр Грищенко, Ирина Довгань, Валерий Харчук в разное время пережили похищение, незаконное лишение свободы и последующие пытки в подвалах российских боевиков на временно оккупированной территории Донбасса. После плена их жизнь изменилась, новых вызовов стало только больше. Уже семь лет они собирают доказательства — документы, фото и видеоматериалы в надежде, что следователи все же обратят на них внимание. Ради справедливости они настроены дойти даже до Европейского суда по правам человека, отмечает издание ZN.UA.
«Судебные вопросы нужно решать немедленно, ведь уже семь лет длится волокита с расследованием дела, — говорит волонтер и бывшая пленная Ирина Довгань. — Мои показания есть в Генпрокуратуре и военной прокуратуре. А единственная структура, которая за семь лет так и не взяла у меня показания, — это почему-то СБУ. В принципе, я понимаю, почему никого не интересуют мои свидетельства. Ведь никакого расследования по моему делу не ведется. После освобождения я была предоставлена сама себе. Но у меня была семья. Поэтому, считаю, мне было немного легче, чем тем пленным, у которых вовсе не было поддержки.
После того как этот снимок появился в газете «Нью-Йорк Таймс», боевики отпустили Ирину Довгань (фото газеты «Нью-Йорк Таймс»)
В августе 2014 года меня похитили и взяли в плен участники незаконных вооруженных формирований. Во время плена боевики меня пытали, это длилось почти неделю. Потом мой случай широко освещали медиа. А после освобождения я продолжала общественную деятельность и публичный образ жизни как в Украине, так и за рубежом, в том числе в составе официальных делегаций.
Уголовное производство было открыто в 2014 году. Это почти сразу после похищения, но за несколько лет я не получила никакой информации о юридической судьбе этого дела, поэтому в 2016-м подала еще одно заявление — в ГПУ. По этому заявлению в том же 2016 году следователи полиции начали другое уголовное производство. И в течение трех лет эти два дела расследовали параллельно разные органы досудебного расследования. При этом ни по одному из открытых дел меня не допрашивали как потерпевшую.
Только в прошлом году прокурор объединил оба производства в одно дело, но это опять-таки не повлияло на ход расследования. В том же 2020 году я уже по собственной инициативе дважды подавала следователю ходатайство, чтобы меня допросили как потерпевшую, но ни на одно из них ответа не получила.
В ходе досудебного расследования следователи прибегали к «следственным действиям» иного рода: изучали мою страницу в Фейсбуке и информацию на новостных ресурсах, а также составляли протоколы о допросе в качестве свидетелей лиц, которым не могли быть известны обстоятельства совершения уголовного правонарушения, поскольку эти люди никогда не были знакомы со мной, жили в других населенных пунктах, не были очевидцами преступления».
Ирина может подробно рассказать о своей волонтерской деятельности, как вместе со знакомыми помогала украинским военным летом 2014 года, что и стало причиной похищения и пыток. Кроме того, она может свидетельствовать и по другим делам, связанным с преступлениями на Донбассе, ведь во время плена видела, как незаконно удерживали и пытали других людей.
«Меня пригласили в Генпрокуратуру Украины, я рассказывал несколько часов. Потом меня вновь пригласили изложить детали плена, но я ответил, что уже все рассказал. Я также наблюдаю за боевиками в Луганске и собираю доказательства по своему делу самостоятельно, так что передал этому второму следователю все собранные документы. И опять — никто ничего не делает, а дело стоит на месте», — рассказывает еще один бывший пленник, врач-ветеринар Александр Грищенко.
«Когда я приехал в Киев на следующий день после освобождения из плена, меня повезли в МВД, — рассказывает депутат горсовета в Рубежном и бывший пленник Валерий Харчук. — Оттуда с помощником министра повезли к следователю Печерского райотдела. Следователь допрашивал меня несколько часов, мы пытались восстановить все в деталях. Открыли производство.
Я уехал в Турцию отдыхать. Вернулся и поинтересовался материалами уголовного дела. Мне сообщили, что есть свидетель моего похищения, который тогда проезжал мимо дачи. Надо, чтобы его допросили в Рубежном. Город еще, так сказать, под квазиоккупацией. Однако контакты есть. Силовики отзываются, что-то они готовы делать.
Я звоню помощнику министра и говорю, что это нужно добавить в материалы дела. Все это длится месяц, — в прокуратуре ищут мое дело, я туда езжу. Но потом районная прокуратура передала дело в городскую, а там сменился прокурор. Я пытаюсь к нему попасть, ведь тогда же мне друзья сообщили, что материалы моего дела отправили по территориальности — в Луганск. В захваченное помещение городской прокуратуры! А там указаны свидетели, очевидцы и все такое. Я пытаюсь им об этом сказать, но никто же не выходит в приемную.
В конце концов, с энной попытки я ворвался в помещение прокуратуры, вызвал туда милицию. Меня пропустили. Ожидаю в приемной нового прокурора. Говорю: вы бандитам передали материалы уголовного дела и утверждаете, что это нормально? Он отвечает: «Да».
Я ушел. Больше ничего не видел, не знал. В 2019-м написал запрос, где мое дело. Ответили, что в Харькове, и все.
Я собираю улики. У меня есть видео с места преступления. Меня похитили в поле, когда я приехал на встречу на своей машине. Боевики ее обстреливали. Все, что до сих пор сделали в полиции, — собрали на том поле гильзы. И конец расследованию.
Сотрудники СБУ постоянно подчеркивают, что непосредственные участники похищения были в масках. Но каким-то образом они установили, что исполнителем был Рома Цыбенко. Это житель Рубежного, вступивший в бандформирование. Что касается заказчика, долгое время мне указывали на Хоменко. Но это потому, что им самим так выгодно. Конечно, я хочу, чтобы всех бандитов нашли и осудили. Считаю, что амнистия — это попустительство убийствам и пыткам. Хотя знаю, что после окончания военных конфликтов подобное — нормальная мировая практика. Даже военных преступников оправдывают — Сербия, Хорватия. Несмотря на то, что они являются участниками конфликта. А вот мирные жители, предприниматели — участниками конфликта не являются.
Считаю, что Украине, чтобы добиться справедливости, нужно акцентировать внимание на незыблемых европейских институтах и говорить о мародерстве, убийствах мирных жителей, пытках, незаконной эксплуатации частной собственности».
Доказательства собирают не только пленные, но и правозащитники.
Согласно исследованиям правозащитников Восточноукраинского центра общественных инициатив, если украинская правоохранительная система и осуждает преступников из незаконных вооруженных формирований, то крайне редко. А дела влиятельных комбатантов затягивает или не расследует вовсе. Опираясь на новый отчет «В атмосфере безнаказанности: проблемы привлечения к ответственности лиц, причастных к незаконному лишению свободы гражданского населения во время вооруженного конфликта на Донбассе», правозащитники утверждают: ситуация с правосудием до сих пор тяжелая. Но если иметь силы и время и рушить эту скалу, то случаются и дела, которые суд рассмотрел в пользу пленных.
«В украинских реалиях едва ли не единственный шанс добиться продвижения следствия — активное участие в процессе самих пострадавших, — комментирует глава ОО «Восточноукраинский центр общественных инициатив» Владимир Щербаченко. — Это звучит абсурдно, но они своими силами собирают доказательства. Им необходимо регулярно знакомиться с делом, требовать от следователя совершения определенных следственных действий. Это несмотря на то, что эти люди пережили плен, пытки и оказались после освобождения без денег, без жилья, с подорванным здоровьем. Они оказались в ситуации, когда следствие не ведется годами, а преступники, совершившие ужасающие преступления против человечности, остаются безнаказанными».
Автор: Лика Джерельна, журналистка «Восточноукраинского центра общественных инициатив»; ZN.UA
Tweet