Город в полукольце
Киев продолжает держать оборону. Город разделен рекой Днепр на две части. На правом берегу враг подобрался к самым окраинам столицы, уже несколько недель бои идут в пригородных поселках Ирпень, Буча, Мощун. Это к северу, северо-западу и западу от Киева. Перечисленные поселки, когда-то уютные, наполненные теплом, сейчас превращены россиянами в руины. Они стали местом чудовищной гуманитарной катастрофы.
Фронт здесь стабилизировался, зарылся в землю. У армии РФ пока нет сил продвигаться дальше, в городскую черту. Украинская оборона стоит прочно. Но именно отсюда, из северных и северо-западных предместий, российские войска бьют по жилым кварталам северной части Киева. Неясно, чего больше в этих преступных ударах: бессильной иррациональной злобы или осознанного, продуманного желания посеять среди киевлян панику.
На левом берегу ситуация иная, как и характер боевых действий. Здесь враг стоит гораздо дальше от города. Попытки продвинуться к пригородам – Борисполю, Броварам – закончились провалом, наступающая бронетехника была сожжена. Коммуникации россиян тут особенно сильно растянуты, передовые армейские части от границы отделяют десятки километров плохо контролируемой оккупантами территории. Здесь у путинских войск фактически нет тыла. За их спиной продолжают сражаться города-крепости – Сумы и древний Чернигов. Не взяты Конотоп, Прилуки, Нежин. Колонны снабжения постоянно являются объектами атак.
На правом берегу фронт напоминает Первую мировую: лютые артиллерийские дуэли, люди обеих армий врастают в землю, словно под Верденом. На левом берегу – другая война. Силы вторжения не могут из-за недостаточной численности контролировать всю территорию и выстроить непрерывную линию фронта.
На левобережной Киевщине много «серых зон», много опустевших сел, куда заходят то россияне, то украинцы. Война здесь – это рейды диверсионно-разведывательных групп, постоянное прощупывание противника, поиск уязвимых мест для локального, но чувствительного удара.
На какую из минувших эпох это похоже? Трудно найти аналогию. Возможно, что-то подобное было во время Гражданской войны, бушевавшей на руинах Российской империи. Только теперь вместо легендарного черного ворона из грустной песни в небе над пасторальными пейзажами парят разведывательные дроны – внимательные птицы новой войны.
«Азов»
Мы мчим в автоколонне через Киев на левый берег. Сперва я должен был ехать в кузове пикапа верхом на сложенных штабелями боеприпасах для гранатометов. «Тут боекомплекта килограмм пятьдесят, если с воздуха нас накроют, ничего не почувствуешь!» – хохочет Максим, белокурый румяный красавец в камуфляже. Но, подумав, мои спутники пересадили все же меня в салон одной из машин.
Проносимся колонной над Днепром по одному из неперекрытых мостов. Едем по пустынным проспектам, мелькают бетонные баррикады, противотанковые заграждения, блокпосты армии и нацгвардии. Вылетаем из города. Вот она, левобережная Украина, перед нами.
Моя колонна – это ребята из территориальной обороны «Азова». Объясню, что это такое. Это важно. Не следует путать то, что называется «территориальная оборона „Азова”» ни с обычной территориальной обороной, ни с полком Национальной гвардии «Азов», который сейчас держит героическую оборону в окруженном Мариуполе. Между ТрО «Азова» и полком «Азов» есть историческая связь, но это не совсем одно и то же.
Изначально «Азов» был батальоном. Его основал весной 2014 года, в первые дни войны, лидер организации «Патриот Украины» Андрей Билецкий – националист, политзаключенный режима Януковича, освобожденный из тюрьмы Революцией Достоинства. Именно батальон «Азов» очистил Мариуполь от сепаратистов в первые критические недели кампании 2014 года, когда украинская армия была фактически небоеспособна. «Азов» держал стратегически важный южный участок фронта – подступы к Мариуполю, берег Азовского моря – в 2014-2015 годах.
Батальон быстро превратился в полк, был включен в систему Национальной гвардии Украины. Во время относительного затишья 2016-2021 годов «азовцы» неустанно занимались военной подготовкой и к началу российского широкомасштабного вторжения стали одним из самых боеспособных подразделений украинских силовых структур. Все эти годы «прогрессивная» леволиберальная общественность на Западе шельмовала «Азов» в унисон с кремлевской пропагандой как «неонацистскую структуру». А «Азов», сжав зубы, готовился к большой войне с РФ, которая началась месяц назад.
В тот же период затишья 2016-2022 годов Билецкий и другие ветераны «Азова», временно оставив военную службу, вернулись в политику, создали так называемое азовское движение – обширную сетевую структуру. Ее костяком являлась новая партия Билецкого «Национальный корпус», но и помимо «НК» в сети было много организаций, групп, проектов, вплоть до книжного издательства.
Сейчас, в эпоху тотальной мобилизации украинского общества, «азовское движение» создало территориальную оборону «Азова», сражающуюся во многих регионах Украины. От других подразделений украинской территориальной обороны «азовцев» отличает наличие в их рядах большого количества опытных ветеранов, прошедших горнило войны на Донбассе. Фактически это не ополчение, а полноценные боевые подразделения.
Серые зоны войны
Углубляемся в восточную часть Киевской области. Машины поднимают дорожную пыль. Тихие, опустевшие села, рев наших двигателей разрывает эту тишину. «Азовцы» надевают шлемы, вставляют в «калаши» магазины. Здесь еще есть аванпосты ВСУ, но рядом та самая «серая зона», мы уже почти в ней.
В машине тихо играет музыка. Чеченского барда-сепаратиста Тимура Муцураева сменяет Алла Пугачева с песней «Позови меня с собой». Парни в форме с рунической символикой на шевронах обсуждают технические характеристики американских противотанковых комплексов «Джавелин» – их сейчас активно поставляют в Украину.
Говорят ребята по-русски – большинство «азовцев» из восточных, центральных и южных регионов Украины, преимущественно русскоязычных. Это те самые «неонацисты», которые, с точки зрения Кремля, «поработили украинский народ».
«Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит», – хрипит в динамике Пугачева.
«Серая зона». Так себе словосочетание для этих мест. Вокруг потрясающая, живая, дышащая весенней черной землей прекрасная Украина. «Украина, мать родная, песня-Украина», – вспоминается «Дума про Опанаса», баллада о другой великой украинской войне.
Останавливаемся в одном из населенных пунктов, выбранном командиром в качестве опорной точки. Спешиваемся. Людей в поселке осталось немного – в основном пожилые мужчины и женщины, к которым жмутся в огромных количествах собаки и кошки. Всех детей после начала войны из поселка отправили на запад. Молодежь по большей части пошла в армию и в волонтеры.
Бабушки и деды обступают «азовцев» – и вновь я своими глазами вижу, что такое народная война, народное единение. Люди предлагают «азовцам» свои хаты на постой, но бойцы, чтобы не подставлять мирное население под возможные огневые удары россиян, весь вечер роют землю, сооружают себе блиндаж. Лишь меня, как журналиста, расположили в хате. «Азовцам» местные тут же несут горы «закруток» в банках, картошку, молоко. Командир группы «азовцев» (и по совместительству лидер входящей в «азовское движение» организации «Авангард культурна спиiлка») Евгений Врядник расспрашивает селян об обстановке.
Общаюсь с местной жительницей – женщиной лет пятидесяти. Она на хорошем, правильном русском языке описывает мне, какой ужас они пережили в конце февраля, когда начались ракетные удары. Сейчас к взрывам уже привыкли. С горечью украинка говорит, что общение с родственниками из РФ, и так сократившееся после 2014 года, теперь прекращено совсем. Невозможно, пригибаясь под артобстрелом, слушать рассказы о том, что вас «скоро освободят от фашизма». Ни в какие позитивные перемены в России моя собеседница не верит. Она убеждена, что единственный выход – гнать российских солдат до государственной границы.
«А у вас нет случайно сока березового с цитрусовыми?» – интересуется «азовец» у одного из селян – пожилого, но мощного мужика с обветренным крестьянским лицом.
Я немного удивился такому вопросу, адресованному жителю села воюющей страны. Но мужик спокойно отвечает:
«Конечно есть», – и приносит две трехлитровые банки березового сока с мандаринами. Щедрая Украина.
«Вы, хлопцы только хотя бы одного пленного гада мне приведите», – улыбаясь, говорит мужик «азовцам».
Российские БТРы
Свои боевые задачи «азовцы» здесь решают во взаимодействии с армией, которая обеспечивает их разведданными. Если на правом берегу, где-нибудь под Мощуном, солдаты могут не видеть противника сутками, слушая гул своей и вражеской артиллерии, то здесь враг все время рядом. Заместитель Евгения Врядника Максим (который шутя обещал мне быструю смерть при взрыве боекомплекта в пикапе) уже на следующий день после нашего приезда видел во время разведки российский БТР.
«Я залег в “посадке” и вижу, как что-то колышется над травой. А это пушка БТР, задранная вверх. Российский БТР-82. Он мимо меня едет медленно и тихо, как в замедленном кино», – рассказывает с горящими глазами Макс.
Одной из боевых задач у ребят был рейд вглубь «серой зоны» и засада с гранатометами РПГ-7 на грунтовой дороге между селами. Там, по данным разведки, периодически курсируют российские БТРы.
Группа ушла «на задачу» утром, мы с оставшимися в поселке «азовцами» ждем, прислушиваясь ко все более близким разрывам. Но это не звуки боя ушедшей на задание группы – это минометная дуэль российской и украинской армий в другой точке. Взрывы все ближе, земля гудит, как набат.
Парни возвращаются разгоряченными, запыхавшимися, с шумом сдирают с себя бронежилеты. Не хватает одного человека – Макса. «Макс – легкий трехсотый, повезли в больницу». То есть легко ранен. «Эх, жаль, камера гоу-про вовремя не сработала», – выдыхает с улыбкой высокий молодой боец Антон.
Антон – россиянин, политэмигрант, обвинявшийся в РФ в поджоге пермского офиса «Единой России» и участии в экстремистском сообществе. Перед приговором суда был на подписке о невыезде, решил покинуть РФ и пешком нелегально перешел украинскую границу. Поступок оказался правильным: Антона приговорили к пяти годам колонии. Сейчас он воюет в «Азове». Вообще в «Азове» всегда было очень много русских, политбеженцев из РФ. Много их и сейчас. Есть в «Азове» и белорусы. Многие мои «азовские» знакомые подчеркивают, что «Азов» – это не только про Украину. Это и про освобождение Восточной Европы от тирании.
Бойцы рассказывают, как все прошло «на задаче». Российская бронетехника выкатилась на «азовцев» гораздо раньше, чем те рассчитывали, – украинцы были еще в походном порядке и только подходили на место, когда на дороге появились четыре БТРа с десантом на броне. Вспыхнул бой. БТРы не могли вращать башнями из-за сидящего сверху десанта, который, в свою очередь, не мог спешиться, так как техника шла на высокой скорости. Россияне, имевшие большое численное превосходство, все же перепугались и решили проскочить засаду, отстреливаясь из автоматов. «Азовцы» тоже отработали по россиянам из «стрелковки», а также попали в один из БТРов уходящей колонны выстрелом РПГ-7. Типичный бой типичной войны, когда у обеих сторон все пошло не по плану.
Но основная работа «азовцев» в этом районе – посты-секреты и борьба с вражескими ДРГ. Это нудная, крайне утомительная задача, но необходимая на войне. Огромную часть времени воюющий человек тратит в ожидании момента для удара.
Украинская ночь
Максим с ногой, простреленной из «калаша» калибром 5,45, сумел отступить с группой своим ходом и даже прошел вброд небольшую речушку. Вскоре он был привезен в «располагу» соратниками из госпиталя, где извлекали осколки раскрошившейся пули. Ложиться в палату Макс отказался, вернулся в строй. Теперь слегка хромает, ему колют антибиотики.
Макс – человек войны. Воевать ему реально нравится, fighting instinct у него зашкаливает. При этом он тотально весел и позитивен в любой момент своей жизни – даже получив ранение. До войны Макс увлекался путешествиями. В организации «Авангард культурна спиiлка» он организовывал походы по местам, связанным с героической историей Украины. Уже совсем перед войной с соратниками путешествовал по урочищу Холодный Яр. Когда-то там зародилась Колиивщина, а в годы Гражданской войны была суровая партизанская республика Холодного Яра, сражавшаяся против большевиков.
Но не исключено, что украинцы грядущих поколений будут ходить в походы по местам подвигов Максима и его «азовцев».
Вечером в блиндаже старший командир Евгений обсуждает с бойцами планы. В полумраке вездесущие коты трутся о ноги бойцов. За окном та самая украинская ночь, которую не знают и не понимают «москали». Живая, густая. Ночь Гоголя и его панночки, ночь языческих богов и ведьм. Над Киевщиной склонилась круглая, как щит варягов, луна.
На спальном мешке лежат книги из походной библиотеки командира «азовцев»: «Бхагавад Гита» и «В стальных грозах» Эрнста Юнгера.
После нескольких разведывательных рейдов и бдения на постах-секретах «азовцы» едут в Киев – вызвали в штаб, ждут новые дела.
Прощаясь, одна из местных старух со слезами обнимает Евгения, сурового бородача с автоматом. Сцена, которую мы многократно видели на советских пропагандистских полотнах про войну 1941-1945 годов, – вот она, в жизни, во плоти, здесь и сейчас. Не казенная агитация, но пронзительная реальность. Любовь к своим военным у украинцев сейчас огромна.
Возвращаемся в Киев вечером. В машине у «азовцев» играет песня «Проклятый старый дом» «Короля и шута». В сумерках особенно хорошо видно, насколько опустел город, насколько он подчинен стихиям войны. Темные силуэты многоэтажек, в которых лишь по десятку золотых квадратиков живых окон. Половина жителей столицы уехала, большинство других ответственно соблюдают светомаскировку. Над широкими проспектами и блокпостами завыли сирены воздушной тревоги.
Автор: Роман Попков, специальный корреспондент в Киеве; «Вот Так»
