Криминальный корреспондент — об эволюции преступности и о коронации «воров в законе» по Skype

Об уходящей профессии

–  Сколько вы уже работаете в криминальной журналистике? Лет двадцать?

— В криминальной журналистике я с 1992 года. Вообще я профессиональный диск-жокей. Я единственный, кто окончил в СССР курсы диск-жокеев в Институте повышения квалификации работников культуры. Я вёл дискотеки и ни о чём не думал. Однажды у меня на дискотеке бандиты забили битой человека, и я понял, что надо что-то менять в этой жизни. Пришёл на кабельное телевидение в Лобне и говорю: «Давайте какие-то новости криминальные делать».

Я их вёл, пока на меня бандиты не наехали (утюг на живот поставили), и я после этого полгода побегал-поскрывался, а потом пришёл во «Времечко». Там набил руку на репортажах, а потом ушёл на НТВ, работал и на Рен ТВ, и на ТВ Центр. Туда в конце концов набились все те, кого выгнали с Первого канала и с НТВ. Я до последнего держался. С 2005 года я параллельно работаю в «Новой газете».

–  Кажется, вы один из последних настоящих журналистов-расследователей в стране.

— Власти сделали всё, чтобы убить расследовательскую журналистику, она стала неактуальной. А я же ещё занимаюсь коррупцией в МВД, в ФСБ, ворами в законе. Это кропотливая и неблагодарная работа.

–  Как вам сейчас работается? Как читатели реагируют? Полицейские благодарят за ваши расследования?

— Да, пишут. Но в основном, конечно, пишут, что я не люблю Россию. Я — враг. «Зачем вы всё это рассказываете, кому это всё нужно?», «Кому нужна ваша правда?» То есть в их понятии патриот — это тот, кто должен хвалить страну.

–  Несколько лет назад было ощущение, что с организованной преступностью в Москве покончено. Не было слышно больше ни о солнцевских, ни об ореховских. Потом в центре Москвы убили Деда Хасана, и все вдруг узнали, что воры в законе по-прежнему существуют, ходят по тем же улицам, что и мы. В этом году опять среди бела дня расстреливают юристов, и до сих пор не известно, кто убивал по ночам водителей на трассе «Дон».

— Если мы говорим об организованной преступности, во главе которой стоят воры в законе, коррумпированные чиновники и силовики, то она перешла на пять ступеней выше. Те же уголовные авторитеты или воры в законе вошли в бизнес, а деньги любят тишину. Им сейчас не надо устраивать громкие разборки, ходить в малиновых пиджаках с золотыми цепями. По моим данным, у нас члены ОПГ — депутаты Госдумы. Те же солнцевские владеют долями в крупнейших аэропортах, в золотодобывающих компаниях — где их только нет.

Но на самом деле всё осталось по-прежнему: даже здесь, в ближайшем Подмосковье, в каждом городе есть смотрящие. У некоторых смотрящих есть свои приёмные, как у Деда Хасана. Если туда зайти, в эту приёмную, там так же сидит народ: один просит построиться, второй — подешевле похоронить своего родственника, третий (я был свидетелем), милиционер, говорит: «Я не прохожу аттестацию, можно я пойду в депутаты?» Все всё равно под ними.

Конечно, они отдали часть своего криминального бизнеса чиновникам и силовикам. Когда чиновники и силовики начинают воровать, они играют на их поляне, значит должны играть по их правилам. Например, крупный чиновник или генерал наворовал, и ему надо свои деньги прятать: либо обналичить, либо во что-то вложить.

Ни он, ни его семья не могут светиться. Они обращаются к криминальным авторитетам: «Ребята, помогите». Оперативник или чиновник среднего звена понимает, что рано или поздно он попадётся. И они задумываются: «А куда я пойду после службы?» А делать они ничего практически не умеют, поэтому каждый ещё на службе присматривает себе криминального авторитета, к которому может потом пойти. 

Об убийствах на трассе «Дон»

–  А что вы думаете про это банду GTA? Зачем они это делают?

— Я тоже не могу понять мотив. Причём среди них, я на сто процентов уверен, есть проститутка-наводчица. Задержанные из Средней Азии — это бред. У нас только по стране бегают особо опасных преступников десять человек, которые на всё это способны. Из них пять как раз подходят по мотивам под эту банду. Когда я общался с оперативниками, они говорили, что есть ощущение, что водителей убивают люди со спецподготовкой, например, те, кто прошли горячие точки.

Один из них, например, стрелял на бегу, и все пять пуль попали водителю в голову. Такого человек с улицы не сделает. А нам кого предъявили? Киргиза. А где горы оружия? Кроме того, у нас в бегах половина осетинской банды киллеров, которая убила двух мэров Владикавказа. У полиции нет вообще никаких зацепок: ни сотовых, ни раций. Пропал с места убийства iPhone, он не включается. Фээсбэшники пустили машину-лодку, которая может на ходу прослушивать телефон. Но ничего.

О Человеке-пауке

–  Полиция действительно сейчас хорошо технически вооружена?

— Во многих уголовных делах при захвате заложников у полиции нет ничего. Они просят купить им новые телефоны, оплачивать бензин. Компьютеры старые. Ничего нет. Та же история с камерами на дорогах: там должны быть определённые камеры с хорошим разрешением, чтобы фиксировать номер и потом в специальной программе вычислять машины, которые находятся в розыске. Что менты сделали? Дешёвых камер наставили, а они номер не считывают. У них по этому поводу были недавно скандалы.

–  Мне говорили, что 90 % уголовных дел раскрываются при помощи перехвата сигнала сотового телефона. Это действительно так?

— Многие преступники на этом как раз горят. Надо постоянно менять телефоны (слушают же не симку, а телефон). Даже если у тебя девять телефонов, в любом случае спалишься — в номерах запутаешься.

–  В этом году сменили главу подмосковной полиции. Теперь им стал Виктор Пауков, которого, как я слышала, прозвали Человеком-пауком.

— Человек-Кузьмич.

–  Кто он такой?

— Он близкий друг Колокольцева. 

О приёмной Деда Хасана в Союзе писателей

–  Кстати, какие самые криминализированные подмосковные города?

— Статистики нет, везде всего хватает. Но в основном это те районы, где есть земля. Например, в Лобне нет земли, тут взять нечего, поэтому мало коррупционных скандалов. А Химки, Дмитровский район, Одинцово — вот где есть земля. Талдомский район — земли много, но туда никто не едет, поэтому там больше преступности бытового уровня. А в Москве сейчас уже нет чёткого деления, что за район Перово, например, отвечают перовские.

–  То есть солнцевские, измайловские — всё это дело прошлое?

— Солнцевские обязательно есть. Солнцевские и измайловские в своё время сделали очень умный шаг: вместо того чтобы сидеть по ресторанам и пальцевать, они вкладывали деньги, которые отнимали рэкетом, в коммерческие структуры по всей стране. Это реальное ОПГ, у них есть деньги, они могут влиять на ситуацию.

–  А какие ещё из крупных ОПГ остались в городе?

— Из известных — это клан Шакро и Деда Хасана. Все привыкли говорить «клан Деда Хасана», а Шакро покруче. Он сейчас в испанской тюрьме, но, говорят, его тайно уже депортировали сюда. Он занимался криминальной экономикой, а Дед Хасан решал вопросы. К нему туда, в «Старый фаэтон» на Поварской, — там у него офис был — приходили люди.

–  У него, кажется, недалеко от Поварской была приёмная, вы писали?

— Они выгнали редакцию, кажется, журнала «Дружба народов» и снимали офис в Союзе писателей. Туда прямо к нему очередь была, секретарь, все приходили.

–  Он работал третейским судьёй? Как это устроено вообще?

— Есть вор в законе, есть тот, кто за общаком смотрит, начальник службы безопасности, секретарь, начальник делопроизводства. Там всё так же устроено, как везде. В криминальном мире постоянно происходят какие-то конфликты, и кто-то должен их разруливать. Те, кто относил себя к клану Деда Хасана или к дружественному клану, ездили к нему. А как такую массу народа разместить? Всё у них было по записи.

О Косте Могиле, который искал святой Грааль

–  Интересно, что это параллельное государство.

— Да, так оно и есть. Любой мэр города в России должен это учитывать. В 1990-х годах именно они всё построили, захватили все лакомые куски, и многие мэры раскручивались на деньги из воровского общака. Бандиты этого не забывают никогда. Поэтому, когда убивают крупного вора в законе или авторитета, многие чиновники вздыхают с облегчением, потому что больше нет свидетеля того, как они стали депутатами и большими патриотами.

–  Я помню заметку одного криминального журналиста о том, что похороны криминального авторитета — это очень важное событие, туда обязательно надо идти и смотреть. По тому, кто туда приходит и кто в какой последовательности идёт за гробом, можно многое узнать о расстановке сил в группировке. Вы ходите на такие похороны?

— Раньше ходил. Сейчас — нет.

–  Не зовут?

— Я имею другие источники информации, и мне прекрасно известно, какой уровень у того или иного вора в законе, кто из чиновников с кем дружит. Я в своё время был в Питере, расследовал убийство Кости Могилы, партнёра многих нынешних обитателей Кремля. Он переехал в Москву, был соседом Аллы Пугачёвой, и его здесь расстреляли. Когда я приехал в Питер, мне повезло, мне даже бандюки прислали съёмочную группу в подмогу. Сказали: «Если вам нужно, вот».

И в какой-то прекрасный момент знакомый Кости Могилы дал мне его записные книжки, в которых была огромная пачка долговых росписок. Кто брал у него в долг? Известные деятели культуры, чиновники, их жёны. Допустим, одна довольно известная артистка, член «Единой России», пишет: «Костя, миленький, мой мудак опять проигрался. Дай, пожалуйста, 30 тысяч у. е. Срочно». Он хранил все эти долговые расписки, но, насколько я знаю, никогда не просил таких людей отдать долги. Он был очень богатый, даже посылал экспедицию на поиски святого Грааля.

–  Куда?

— Ну, люди ездили, миллион баксов схавали. 

О разрешении жениться

–  Вообще, конечно, интересно их мировоззрение. Оно как-то меняется со временем?

— Когда с ними говоришь, они рассуждают так: «Ты не подумай и передай наверху: я Россию люблю». Многие говорят: «Я не обокрал ни одного приличного человека. Я обкрадываю чиновников, которые сами наворовали». Сейчас, после убийства Деда Хасана и Япончика, тенденция такая: «Хватит нам сидеть под грузинами, они тут устроили нам, из-за них гибнут наши товарищи», славянская ветка появилась. Но появилась и молодая поросль воров в законе. Циники, которые свободно общаются с журналистами. Я им звоню, надо же как говорить: «Привет ворам!» — «Свободу бродягам». Они смеются.

Сами всё прекрасно понимают, видят и не замазаны в прошлых воровских войнах. Но нравы воровские упали. Они же сотрудничают по разным направлениям с силовиками, но теперь не западло быть агентом, и они сами покупают себе место в этой базе. Стоит это 100−300 тысяч долларов. И если тебя берут на какой-то стрелке, тебя обязаны отпустить как агента. Я тут с одним разговаривал, он говорит: «Какой я был молодец, что не стал вором в законе! Сейчас бы меня мутузили, а так я — никто, в иерархии — смотрящий, могу жениться».

–  А воры в законе не могут жениться?

— Нет. Они могут только сожительствовать, потому что потом начинаются разборки с квартирами. Вор в законе не может на себя оформлять никакую недвижимость, он — бродяга. У них прошло, правда, несколько ходок, где они решили, что теперь можно жениться, прописываться, быть учредителями каких-то структур, потому что очень много разборок. Человек садится в тюрьму, его суженая устала ждать, нашла себе другого, а квартиру отжала.

–  У них есть корпоративная этика?

— По идее, они должны помогать своим братьям, которые попали в тюрьму. Для этого создан воровской общак. Все деньги, которые они зарабатывают, они по идее должны отсылать на зону и поддерживать своих. Но часто этим «воровским братством» пехоте (рядовым преступникам) просто морочат голову, а сами покупают особняки в США. У них там тоже нужно антикоррупционную кампанию проводить.

–  А каких женщин они выбирают? Что у них за сожительницы?

— В основном это официантки, бывшие певицы.

–  Кризис на воров в законе как-то влияет?

— Больше бизнесменов, которые в долгах. Сейчас, я думаю, ещё один виток разборок начнётся. Это мир очень сложный. Вор в законе — это хороший стратег и организатор. Конечно, у них порой смешные бывают войны между собой. Например, где-то сидели на сходке, и, допустим, какой-то кавказский вор в законе слишком длинный тост говорит. И другой ему: «Ну ладно, хватит, давай». — «Ты меня перебил?» — «Да, я тебя перебил, потому что надо уважать людей!» — «А ты меня не уважаешь?» И из-за этого целая война с перестрелками. Такие случаи были: приехала пехота и постреляла вора в законе. 

О коронации по Skype

–  Какие у этих людей привычки? Что они любят? Куда ходят?

— Тут всё зависит от вкуса. Япончик любил собираться в «Тайском слоне» на «Полежаевской», у азербайджанских товарищей — свои места, у армян — свои. Вообще, конечно, принято у воров в законе иметь свой ресторан, ты должен записать о себе песню. Там могут быть такие слова: «Дорогой Армен, куда мы без тебя, если не ты, солнце померкнет». И на храм надо деньги дать. Но воры в законе тоже разные бывают: есть те, кто миллиарды контролируют, а есть те, у кого бригада барсеточников четыре человека. Но иной раз, когда ведёшь расследование, бывает, что вор в законе гораздо порядочнее, чем генерал или полковник ФСБ и МВД.

Воры держат слово. Генералы и полковники живут одним днём: сегодня хапнул — его уволили, и он исчез. А у воров люди, коммерческие структуры, жёны, дети. Они думают о будущем. За решением многих проблем чиновники обращаются к ворам в законе. Когда взяли в заложники полпреда в Чечне Власова, обратились к Деду Хасану, который участвовал в освобождении. Деда Хасана просто так не возьмёшь, ему экстази подбросили. Там все воры смеялись: «Дед Хасан на дискотеку собрался!»

–  А что с наркотрафиком?

— Это важная часть дохода. Все так или иначе завязаны на наркотрафик или знают о нём, но не препятствуют. Там очередь выстроилась из представителей наркоконтроля на службу в Таджикистан или Узбекистан. Два года поработал, приехал сюда — и тут всё сразу же: квартира, машина. Там бешеные деньги. У азиатов не было воров в законе своих. Сейчас короновали двоих, чтобы они как-то московских и питерских выходцев из Таджикистана и Узбекистана держали под контролем. Это очень умный ход преступного сообщества.

–  Как коронуют?

— Сейчас новая тенденция — чтобы короновать, необязательно собирать сходку. Это опасно, потому что много стукачей. Сейчас можно короновать по «Скайпу». Допустим: «Валера, здравствуй». — «Здравствуй!» — Мы тут поговорили, ты теперь — вор в законе. Поздравляю!» Раньше сначала воровской подход должен был быть, предложение. За тебя поручители должны быть — другие воры в законе, которые тебя хорошо знают. Это всё подробно обсуждалось. Кровь младенцев, там, конечно, не пили, но всё было достаточно серьёзно. Так же и раскороновывали: «Так, ты теперь не вор в законе. На тебя — компромат». Например, выяснилось, что он когда-то в армии служил или сотрудничал с властями.

–  В армии нельзя служить?

— Нет. Ты — вор. Ты не должен сотрудничать с властью, не должен встречаться с журналистами. Там много ограничений.

–  Если сравнивать российскую организованную преступность с европейской, то в чём отличия?

— В Европе, конечно, они понесли колоссальные потери, потому что в открытом обществе им тяжело работать. В Италии сняли цензуру с прессы, сделали независимыми суды, и чиновник, замешанный в контактах с криминалом, слетает, а у нас становится депутатом Госдумы. Велосипед-то не надо изобретать: политическая воля нужна, отмена цензуры, свободные выборы, и преступность тут же падает.

–  Как они относятся к Путину?

— Так они говорят: «Владимира Владимировича мы уважаем. Он — собиратель». Многих воров в законе теперь не пускают в Европу, и они вдруг стали ярыми патриотами.

–  Куда они теперь ездят?

— Многие ездят в Абхазию. В Крыму практически все крупные воры в законе имеют недвижимость. То есть он и так был наш. В Крыму достаточно серьёзные местные банды. В прошлом году у них трёх мэров городов завалили. То есть всё как в девяностые.

–  Какие у них музыкальные пристрастия?

— Лепс. Он же свой, раскрутился на бандитские деньги. Киркорова почему-то очень любят. Я говорю: «Он же гей!» Они: «Кто гей? А мы со своей собрались к нему на концерт!» Они такие же телезрители. Иной раз поражаешься, когда они говорят: «Ну как же, по телевизору сказали!» Я говорю: «Ну ты по своим каналам проверь». — «А, ну да». Но рэп я не видел, чтобы кто-то из них танцевал.

–  Интернетом они пользуются?

— Мало кто. Старые — не умеют. Даже 40-летнего одного знаю, он говорит: «На хер мне это надо». У него секретарша есть.

–  А вы сами пользуетесь?

— Конечно, «Одноклассники» и «ВКонтакте» — это же самое лучшее место, чтобы пробивать людей. Там же все пасутся: фээсбэшники, менты.

–  Да, мне говорили, что все личные сообщения ФСБ могут прочитать. А Facebook?

— Пока нет. 

О московских рынках и попрошайничестве

–  Когда была история с овощебазой, говорили, что рыночный московский бизнес весь контролируется криминалом. Это до сих пор так?

— Конечно. Всё же на взятках, поборах, плюс на этих фурах доставляют наркоту. Причём эти же деньги, которые с рынков собирают, потом продают банкам. Это же тоже под контролем воров в законе. Но это больше азербайджанский бизнес, лаврушников. Помнишь, Черкизон был? У меня есть прослушки, как смотрящий за таможенными брокерами в Калининграде звонит своему другу на Черкизон и говорит: «Слушай, Валер, тебе там 200 тысяч долларов принесут, ты спрячь у себя». Тот говорит: «Некуда». — «Как некуда? Ты чё? Там просто чемоданчик». — «Некуда. Всё забито. Китайцы миллиард принесли. Мы всё забили». — «А там, у ментов?» — «И там забито всё!» — «Да что, сложно чемоданчик спрятать?» — «Да некуда! А с собой возить я его не буду!» Они ещё морг арендовали, и туда приносили бабки.

–  Я разговаривала с поволжскими фермерами, они рассказывали, что набрали машину лука и поехали продавать его в Москву. И на каждом посту их останавливали и давали понять, что надо дать денег. И ближе чем на 100 километров к Москве так и не пустили, там им и пришлось всё продать.

— Да, я писал об этом: с каждой буханки хлеба мы вынуждены платить 15 % — это доля чиновников и криминалитета.

–  Вам, наверное, уже неинтересно детективы смотреть. «Глухарь» какой-нибудь.

— Они у меня воруют истории. Я же вижу — это моя история, которую я рассказал.

–  Но вы их смотрите?

— Нет. Зачем? У них-то вымышленные, а у меня реальные люди.

–  Что будет с этим криминальным миром?

— Я пришёл к выводу, что, пока мы не будем стремиться стать нормальной европейской страной, где СМИ занимается настоящей работой, где работают законы, ничего не изменится.

–  А попрошайничество?

— Цыгане этим делом заведуют. Многие цыгане приезжают из Краснодара, из Сочи, ищут девочек-мальчиков. Я с одной молодой женщиной без ног познакомился. Она рассказывала про издевательства цыган. Я ей говорю: «Давай я тебе помогу». — «Нет, не надо. Я не хочу обратно в дом инвалидов. Пожрать у меня есть. Видишь, я себе новый телефон купила». Попрошайничество — это криминальный бизнес.

–  Давать нельзя?

— Если ты хочешь цыганам помочь, то пожалуйста. Мы проследили цыганку года четыре назад, которая собирала деньги со всех инвалидов на трёх станциях. Их выкупают из домов инвалидов или в аренду берут из домов престарелых. Им тоже хорошо: одно дело — в палате лежать, а так хоть деньги какие-то у них есть.