КОРОЛЬ МОЛДАВАНКИ

“…Вам двадцать пять лет. Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и притянули бы небо к земле. А папаша у вас биндюжник Мендель Крик. О чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите иметь, а он заставляет вас умирать двадцать раз в день. Что сделали бы вы на месте Бени Крика? Вы ничего бы не сделали. А он сделал. Поэтому он Король, а вы держите фигу в кармане”.Бывает же так: выходишь на улицу — и тебе сразу же везет. Я собирался купить новый номер журнала “Юность” с нашумевшей повестью Толи Гладилина “Хроника времен Виктора Подгурского”. Номер этот, несмотря на огромный тираж журнала, стал бестселлером, но у меня был добрый знакомый в книжно-журнальном киоске у кинотеатра “Центральный” на Пушкинской площади, он мне откладывал печатный дефицит.

“Юность” он достал из-под прилавка. Расплачиваясь, я пробежал глазами по витрине и сначала подумал, что мне это привиделось. Совершенно открыто под стеклом стоял недавно вышедший томик Исаака Бабеля. После ХХ съезда КПСС к нам начали возвращаться некоторые реабилитированные авторы. Появление И.Бабеля вызвало в Москве подлинный бум.

В книжных магазинах выстраивались змееобразные очереди, “чернокнижники” на Кузнецком и в проезде МХАТа заламывали за томик в сером переплете баснословные цены. И вдруг искомая мною книга совершенно открыто стоит в обычном книжном ларьке. С богатой добычей я пошел вниз по Горького и решил зайти в “Националь”, пообщаться с друзьями.

Обеденное время кончилось, и кафе было полупустым, только у окна сидел мой друг, ассистент кинорежиссера Лукова Леня Марягин, а с ним плотный крепенький мужичок в двубортном костюме стального цвета — Исаак Маркович Зайонц, знаменитый деятель с “Мосфильма”. Когда-то он был директором картины “Веселые ребята”. ]

Я поздоровался. Присел к ним за стол. — Раздобыли Бабеля?.. — Зайонц взял в руки книгу. Он усмехнулся и начал ее листать: — Вот, послушайте откровения Реба Арье-Леб. И Зайонц звучно, по-актерски, прочитал кусок из рассказа “Как это делалось в Одессе”:

“…Вам двадцать пять лет. Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и притянули бы небо к земле. А папаша у вас биндюжник Мендель Крик. О чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите иметь, а он заставляет вас умирать двадцать раз в день. Что сделали бы вы на месте Бени Крика? Вы ничего бы не сделали. А он сделал. Поэтому он Король, а вы держите фигу в кармане”.

Он прочитал, вернул мне книгу и сказал: — Золотая проза, молодые люди. Сейчас никто так не напишет. А Беню Крика по кличке Король я знал. Вернее, его прототипа. Звали его Моисей Винницкий, а кличка у него была Мишка Япончик. Я тогда работал в Одесской ЧК и принимал участие в его ликвидации… Так я впервые услышал о знаменитом одесском налетчике.

Я забыл об этом разговоре и вспомнил его через несколько лет, когда приехал в Одессу в командировку и между делом начал интересоваться судьбой Мишки Япончика.

Одесса. Ноябрь 1918 года. Красных выбили гайдамаки. А их в свою очередь прогнали части Добровольческой армии. В городе царили хаос, разруха, бандитизм. Одесса становится зоной французских интересов. Скоро, очень скоро в порт должны войти корабли с солдатами Иностранного легиона, сенегальскими стрелками и морской пехотой.

Но до этого в городе надо навести хоть приблизительный порядок. Нужен человек, который возглавит разрозненные подразделения белой армии, организует надежную оборону и покончит с бандитами и большевистским подпольем.

Французский консул Энно и знаменитый монархист Василий Шульгин находят такого человека. Генерал-губернатором Одессы и командующим войсками становится человек с фамилией провинциального актера — Гришин-Алмазов. Он — генерал-майор артиллерии. Ему тридцать восемь лет. За его плечами две войны — японская и мировая.

Офицеры-добровольцы впервые слышат о таком генерале. Они знают только командира мортирного дивизиона подполковника Гришина. Им неизвестно, что, внезапно став военным министром Сибирского эсеровского правительства, Гришин за несколько дней производит себя в полковники, а потом надевает генеральские погоны. Он среднего роста, большеглаз, для офицера хорошо образован, решителен и жесток.

За несколько недель он объединяет разрозненные части, создает фронт и начинает наводить порядок в городе.

Круглые сутки по Одессе, днем и ночью, ходят офицерские патрули. Уголовников расстреливают на месте. Контрразведка вместе с вновь созданной полицией устраивают широкомасштабные облавы. Однажды Гришин-Алмазов получает письмо. Король одесских налетчиков Мишка Япончик предлагает ему оставить уголовников в покое: “Мы не гайдамаки и не большевики” — и за это обещает не трогать белых офицеров.

У любой войны есть определенные правила. Но это не относится к гражданской. Она всегда порождает беспредел и кровь. Я не читал этого письма. Но по архивам и воспоминаниям я хорошо представлял Гришина-Алмазова. Офицер, прошедший две неудачные войны, следовательно, человек предельно озлобленный.

После тюрьмы, в которую его упрятали большевики в семнадцатом году, после ожидания расстрела и побега он ушел в подполье, где под псевдонимом Алмазов руководил офицерской боевой организацией. Когда же против большевиков восстал чехословацкий корпус, он вместе с чешским капитаном Гайдой кроваво давил выступления большевиков в Новониколаевске, Челябинске и Омске. В тридцать восемь лет он успел побывать военным министром в омской эсеровской Директории. Гришин-Алмазов не щадил ни себя, ни, естественно, других. Это испугало либералов, и его убрали с поста военного министра. Его должность занял адмирал Колчак.

Но Гришин-Алмазов никогда не прощал обид. Вместе с атаманом Красильниковым и комендантом Омска полковником Волковым они участвуют в заговоре против эсеров и приводят Колчака к власти в Сибири. Но сделал он это не ради легендарного адмирала, а стремясь отомстить председателю Директории эсеру Авксентьеву и его правой руке Зензинову. При аресте их до полусмерти избили казачки Красильникова. Он помогал свергать правительства, а тут какой-то вор… Безусловно, письмо Короля Молдаванки он посчитал оскорблением своей офицерской чести и объявил Япончика личным врагом. Это был бесклассовый конфликт, разборка двух авантюристов.

Покушений на свою жизнь Гришин-Алмазов не боялся. У него был особый татарский конвой: семьдесят кавалеристов поклялись на Коране в верности генералу.

Начальник контрразведки подполковник Бразуль получил точные указания, и его агентура была четко сориентирована на выявление бандитских притонов и блат-хат.

Контрразведка — организация военная, она работала умело и четко. Через неделю подполковник Бразуль положил на стол генерала рапорт. Были сформированы офицерские отряды. Переодетые в штатское добровольцы проникли на Молдаванку, окружили притоны и забросали их гранатами. Погибло около пятидесяти бандитов, а сколько непричастных — никто не считал. Война — она и есть война.

Много позже большевистские газеты напишут об этом как о карательной экспедиции в рабочие районы Одессы.

Но и Япончик не прощал обид. Его люди начали убивать офицеров. В основном окопников, вырвавшихся с фронта в веселую Одессу. Тогда Бразуль разыскал трех оставшихся в живых опознавателей из почившей в бозе сыскной полиции.

В те давние времена, когда не очень надеялись на фотографию и дактилоскопию, в летучих отрядах сыскной полиции служили чиновники с потрясающей зрительной памятью.

Они присутствовали при допросах, проводили время в тюрьмах и на пересылках, запоминая лица преступников. Профессия эта в русском сыске считалась весьма почтенной.

Вместе с офицерами опознаватели ходили по ресторанам, казино и варьете центра Одессы и выявляли бандитов.

Их немедленно расстреливали в ближайшей подворотне. Бандиты Япончика покинули центр любимого города и затаились на Молдаванке, Пересыпи, Дальних Мельницах.

Грабить банки и почты они начали в близлежащих городах. На окраины добровольцы не лезли: там кроме бандитов были рабочие дружины, а в знаменитых катакомбах прятались красные партизаны. Город поделили на сферы влияния.

Но белые недолго удерживали юг Украины — им пришлось оставить Одессу и отступить в сторону Новороссийска.

В город пришли красные. Заработали ЧК и уголовный розыск. Перемена власти стала для Мишки Япончика трагедией. Он не просто был налетчиком, а стал и удачливым коммерсантом. Не правда ли, все повторяется?..

Он владел рестораном-варьете “Монте-Карло” на Мясоедовской улице, дом 6, и лучшим в городе киноиллюзионом “Карсо” на Торговой. У него были далеко идущие планы — покупка двух казино и Одесской кинофабрики.

Так все-таки кем был человек, с которого Бабель писал своего Беню Крика?

Для ответа на этот вопрос давайте посетим Запорожскую улицу на Молдаванке.

У этой улицы по сей день дурная слава. Издавна это была улица воровских притонов, сомнительных пивных и грязных публичных домов. Именно там 30 октября 1891 года в семье еврейского фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого родился сын Мойше-Яков, которого потом запишут как Моисея Вольфовича Винницкого.

Когда ему исполнилось пять лет, умер отец-кормилец, и в десять лет мальчик пошел учеником в матрасную мастерскую.

Надо было помочь семье: он у Доры Зельмановны был пятым. Одновременно он посещал еврейскую школу и закончил четыре класса, то есть по тем временам получил начальное образование. Со свидетельством об окончании начальной школы человек мог сдать экзамены на первый классный чин, получить фуражку с кокардой и стать чиновником, мог пойти вольноопределяющимся в армию и держать испытания на прапорщика, пойти в телеграфисты или в полицию.

Мог бы, если бы не был евреем. Поступить же в реальное училище Цукермана и получить среднее образование не было средств. И Мойша Винницкий в шестнадцать лет идет работать электриком на завод “Анатра”. У него была перспектива стать мастером, неплохо зарабатывать, завести свою семью, но в жизнь вмешалась большая политика.

После постыдного поражения в японской войне под давлением общественности Николай II даровал Манифест о гражданских свободах. Для юга Российской империи этот странный документ стал поводом для еврейских погромов.

“Черная сотня” благодаря царскому манифесту стала легальной организацией.

По Одессе тоже прокатилась волна еврейских погромов. Молодежь Одессы, евреи, украинцы и русские, взяли в руки оружие и объединились в боевые дружины для борьбы с погромщиками. Мойша вступил в отряд анархистов-террористов и с пистолетом в руках защищал Запорожскую улицу от черносотенцев.

Наконец полиция проснулась от недельной спячки и стала наводить порядок. В городе все утихло. Но Моисей Винницкий не вернулся на завод. Смолоду взяв в руки пистолет, он не расставался с ним до конца жизни.

Он считал себя не бандитом, а идейным борцом. В их группе в основном была молодежь, бывшие гимназисты, студенты, рабочие. Национальный состав — самый пестрый. На борьбу с тиранией нужны были деньги. Поэтому группа поначалу обложила данью одесских коммерсантов.

Они производили эксы (экспроприации), врывались в богатые квартиры, вязали хозяев, забирали драгоценности и деньги. Грань между эксом и обычным налетом постепенно размывалась. Ведь деньги можно просто поделить, чтобы каждый революционер не испытывал материальных трудностей.

Моисей Винницкий был смуглым, широкоскулым, с раскосыми глазами. Поэтому в своей группе, именовавшейся “Молодая воля”, он получил кликуху Япончик. А имя Моисей отпало само собой, и он становится анархистом-боевиком Мишкой Япончиком.

В 1907 году Мишка Япончик руководит налетом на мучную торговлю Ландберга. Пришлось пострелять в воздух, но зато улов был неплохим. Следующий налет был на квартиру ювелира Ланфера в октябре того же года. Здесь взяли очень много. Как говорят налетчики: “Ушли тяжелые”. Но Винницким занималась не только сыскная полиция, но и охранное отделение. Он был для политической полиции не просто налетчиком, анархистом-террористом.

Его арестовали там, где Япончик меньше всего ожидал, — в самом шикарном публичном доме Одессы. Мишка Япончик, как, впрочем, и другие уголовники, ходил сюда совершенно спокойно.

Хозяйка дома, мадам Мозес, исправно платила полиции большие деньги, и они не только оберегали ее от налетов, но и не мешали гостям веселиться.

В декабре 1907 года охранному отделению стало известно, в какой день в публичный дом придет один из руководителей боевой организации эсеров. Облава была неожиданной и проводилась жестко. Мадам Мозес опомниться не успела, как в доме появились холодновато-вежливые жандармские офицеры, филеры в штатском и чиновники охранки.

Один из филеров случайно опознал среди гостей Мишку Япончика. Второго апреля 1908 года окружной одесский суд вынес свой приговор. Моисей Винницкий был лишен всех прав и состояния и отправлен на каторжные работы в Сибирь на двенадцать лет.

Пришлось Мишке Япончику сменить лазоревый пиджак из мануфактуры Френкеля на полосатую куртку с бубновым тузом на спине. На каторгу он попал как политический, но крепко сошелся с уголовниками: вместе с ним тянули срок несколько знаменитых московских налетчиков.

Но грянул семнадцатый. И министр Керенский объявил всеобщую амнистию. Мишка Япончик на свободе. Он приезжает в Москву к своим друзьям по каторге. Зачем — неизвестно. Никаких данных об этом в архиве уголовно-розыскной милиции Москвы нет.

В Москве Япончик задержался ненадолго. Домой! Домой! Скорее в милую Одессу… Домой приехал не мальчик-анархист, а каторжанин, воровской “Иван”. (В те времена так именовались преступные авторитеты, которых позже начнут называть законниками.)

Из старых подельников и фартовых ребятишек он сколачивает банду. А в это время в городе идут бесконечные бои между гайдамаками и белыми.

Пользуясь неразберихой, банда Япончика берет на Ближних Мельницах почтовое отделение. Куш приличный, но все же меньше, чем ожидалось. Тогда Мишка Япончик планирует налет на румынский игорный клуб.

Бандиты одеваются в матросскую форму — ее Япончик одалживает у знакомого анархиста на вещевом складе Черноморского флота. На бандитах — бескозырки с надписями “Ростислав” и “Алмаз”. Они врываются в клуб в самый разгар игры и “именем революции” забирают 100 тысяч, после этого изымают у посетителей драгоценностей и денег еще на 200 тысяч. Эта операция наделала в Одессе много шума.

Даже песня появилась: “Ростислав” и “Алмаз” — за республику, Наш девиз боевой — резать публику…

Все налеты остаются без последствий. В Одессе некому бороться с бандитами. Полиции как таковой не существует. Милиция, создаваемая каждой новой властью, непрофессиональна и бессильна.

Город постоянно переходит из рук в руки — властям не до уголовников. Решаются вопросы политические. Мишка Япончик умело стравливает различные банды. Главари их, такие авторитетные, как Цыган, гибнут в разборках, а Япончик постепенно берет под свой контроль все одесские окраины.

Он первым создает воровской “общак” и становится его казначеем. Деньги, полученные от налетов, он не прогуливает, как раньше, в кабаках, а вкладывает в дело.

Он держит одесскую барахолку, торгует “живым товаром” и наркотиками. Но вместе с тем он не прерывает своих старых контактов с анархистами, дает оружие большевикам-подпольщикам, малую толику награбленных денег раздает в рабочих кварталах.

Делает он это не от горячей любви к революционерам, а на всякий случай. Слишком уж часто меняется власть в городе. И он оказался прав. В 1919 году в Одессу входят части Красной Армии, чтобы остаться в ней навсегда.

Военное положение под Одессой очень сложное: к городу рвутся петлюровцы, деникинцы наступают со стороны Новороссийска, окрестные уезды горят в пламени восстаний.

Япончик приходит в Особый отдел 3-й армии и предлагает организовать особую часть из одесских “борцов за свободу”, то бишь бандитов. Время было тяжелое. Каждый штык мог оказать неоценимую помощь. Япончика поддержал руководитель одесского ЧК, знаменитый Реденс, который покровительствовал Королю Молдаванки.

Что связывало одесского бандита и будущего свояка Сталина, впоследствии начальника московского Управления НКВД, неизвестно. Но факт остается фактом. Реденс поручился за Япончика.

Мишке Япончику разрешают сформировать батальон особого назначения. Но формирование новой воинской части шло настолько успешно, что батальон был переименован в 54-й, имени Ленина, советский стрелковый полк 3-й армии.

Командиром полка был назначен Моисей Винницкий, комиссаром — Александр Фельдман, бывший анархист.

Перед отправкой на фронт полк прошел парадным маршем по улицам Одессы. Его командиру военком города вручил серебряное революционное оружие. Полк состоял из трех батальонов. Два из них были сформированы из добровольцев — одесских налетчиков.

В июле полк прибыл в распоряжение штаба 4-й дивизии, которой командовал И.Якир.

В первом бою одесские бандиты показали себя с хорошей стороны. Они лихо забросали гранатами петлюровские окопы и выбили самостийников с позиции.

Но противник подтянул артиллерию и после короткого обстрела вернул занятые позиции.

Налетчикам война не понравилась. Одно дело — грабить безоружных и вступать в перестрелки с уголовкой, и совсем другое — сидеть в окопах под обстрелом трехдюймовок.

Часть бандитов бросила позиции и решила самостоятельно добираться до Одессы, а другая часть сподвижников Япончика начала митинговать и угрожать командованию.

Чем это кончилось, свидетельствует архивный документ. Автор его не очень разбирался в воровских кликухах, поэтому кое-что перепутал.

“Одесскому окружному комиссару по военным делам. Доклад. 4-го сего августа 1919 года я получил распоряжение со станции Помошная от командующего внутренним фронтом т. Кругляка задержать до особого распоряжения прибывающего с эшелоном командира 54-го стрелкового Советского Украинского полка Митьку Японца.

Уездвоенком М.Синюков”.

Видимо, “огородная организация” в те годы была еще одним синонимом расстрела.

Константин Паустовский в своей книге “Повести о жизни” писал, как Бабель поселился на Молдаванке в квартире наводчика Цыреса. Бандиты не очень приветливо встретили появление этого “фраера”. Но все же Бабеля не трогали. Бог с ним, пусть собирает свой молдаванский фольклор. Тем более что он уже был известным литератором и дружил с “босяцким писателем” Максимом Горьким.

Несколько месяцев прожил Исаак Бабель в самом центре одесского бандитизма.

После того как бандиты убили Цыреса за туфтовую наводку, Бабель вернулся домой, собрав материал для “Одесских рассказов”. Так родился Беня Крик.

В 1926 году по сценарию Бабеля на Одесской кинофабрике режиссером Владимиром Вильнером был снят фильм “Беня Крик”, в основу которого писатель положил судьбу Моисея Винницкого.

У фильма была короткая жизнь. Несмотря на столпотворение у кинотеатров, он был запрещен лично Лазарем Кагановичем. Прошло шестьдесят лет, и на экране опять появился Беня Крик. Вот он стоит у отцовской конюшни, элегантный и красивый. И мы не можем понять, кто это: Максим Леонидов или знаменитый Мишка Япончик, ставший по воле писателя Беней Криком.

Прошли годы, в них затерялись имена комиссаров и чекистов, а Моисей Винницкий продолжает жить под литературным псевдонимом. Я хочу привести еще одну цитату из рассказа “Как это делалось в Одессе”.

“Господа и дамы, — сказал Беня Крик, — господа и дамы, — сказал он, и солнце встало над его головой, как часовой с ружьем”. Бессмертен талант. А поэтому бессмертен герой, созданный им. Даже если его прототипом стал кровавый бандит Мишка Япончик.

Эдуард Хруцкий Московский Комсомолец