Город киборгов. Что происходит в японских городах, сметенных цунами

На фоне истерии вокруг «Фукусимы-1» мы как будто забыли, что 30 тысяч человек погибли в Японии именно от цунами. Каждый пятый из них — в Онагаве, нынче полностью разрушенной, или в соседнем Исиномаки, куда волна пришла несколькими минутами позже. Попытаемся «восстановить» эти города по памяти тех, кто выжил…

11 марта в 14.45 на железнодорожную станцию тихой провинциальной Онагавы прибыла двухвагонная электричка из соседнего Исиномаки. В средней школе готовились к выпускному вечеру. На местной АЭС был обычный рабочий день. Через минуту в Японии произошло мощнейшее в ее истории землетрясение. Люди перепугались, техника встала, но город устоял. А через полчаса Онагава, находящаяся всего в 80 километрах от эпицентра, первой приняла удар 18-метровой волны.

 Дорога от столицы префектуры Мияги Сэндая, с которым лишь недавно было восстановлено автобусное сообщение из Токио, совершенно пуста. Машина едет быстро, давая почувствовать идеальное качество дорожного полотна. Российский интернет всколыхнули сообщения об удивительной скорости восстановления разрушенных землетрясением японских дорог. Но мало кто знает, что большинству из них — в 100 километрах от эпицентра толчков — никакой ремонт вообще не потребовался, с таким запасом прочности они были построены.

Хайвей ведет из Сэндая, где волна начисто смыла международный аэропорт, в Исиномаки, лишившийся всей своей прибрежной части. Но здесь, на шоссе, отделенном от побережья узкой полоской холмов, даже поверить трудно, что на берегу такие разрушения. К реальности возвращают идущие навстречу колонны армейских грузовиков и джипы с длинными парными антеннами, напоминающими усы гигантских насекомых. В ранний утренний час это единственные автомобили на трассе.

Вокзальная площадь Исиномаки отстоит от моря на два с лишним километра. Но она вся покрыта смесью грязи, песка и ила. На перроне — брошенная электричка из четырех вагонов; вокзал заколочен, лавки и магазины тоже; торговые автоматы не работают, освещения нет, на асфальте трещины и мусор. Посреди этой разрухи на постаменте возвышается пластмассовая фигура человека в красном костюме и желтом плаще. Лаконичная надпись гласит, что это «Киборг-002». Вид у фигуры такой же потерянный, как и у трех молодых японцев, стоящих рядом с ней.

— Вы не местные?

— Нет, мы из Токио приехали, у нас тут друг пропал. Были в мэрии — ничего не знают. Вы тоже своих искать приехали? Мэрия — вон то розовое здание через дорогу. Может, вам больше повезет.

— Спасибо. А кто такой Киборг-002?

— А, это герой одной старой манги Сётаро Исиномори. Не слышали, что ли? Он знаменитый манга-художник, тут неподалеку родился. Здесь и музей его был, главная местная достопримечательность. Сами-то откуда, из Америки?

— Из России.

— России? Перейдете на ту сторону вокзала — там будет Киборг-001, Иван Виски. Он тоже из России.

В это время на площадь вкатывается такси. Водитель соглашается ехать в Онагаву. Эти 15 километров дороги уже никого не могут обмануть. По обочинам и во дворах лежат перевернутые, искореженные, громоздящиеся друг на друга машины. Они же будто раскиданы по затопленным коричневой жижей рисовым полям.

Пошла уже третья неделя после землетрясения, но машины никто не убирает. Хозяев нет в живых или они эвакуированы. Спасателям и военным, работающим на развалинах, не до этого — расчистить бы дороги. На перекрестке машина еле проходит под наполовину утонувшим в бездонной луже покосившимся светофором, до которого теперь можно достать рукой. Повсюду валяются оранжевые, поросшие ракушками буи. Изредка попадаются чудом уцелевшие дворики, по которым можно догадаться, как эти полузатопленные руины выглядели раньше. Ухоженные, аккуратные, с сосенками в кадках и идеальными гравийными дорожками в крохотных садиках — островки прежней жизни, которой больше нет. Зачастую это и в буквальном смысле слова островки.

На уцелевших автобусных остановках висят предвыборные плакаты. Жалко становится этих улыбающихся мужиков в костюмах — агитация на таком фоне гарантированно убьет репутацию любого политика. В че­реде незнакомых лиц мелькает одно знакомое: Лео Ди Каприо смотрит с рекламы какого-то местного напитка. Звезда «Титаника», на глазах у всего мира «утонувшая» в Атлантике 14 лет назад, задумчиво смотрит на затопленные кварталы и выброшенные далеко на сушу суда.

Залив покрыт мусором. Таким же было и цунами — не волной воды, в которой еще можно надеяться как-то выплыть, а движущимся, скрежещущим валом наползающего друг на друга мусора, в котором спастись практически невозможно. В нем нельзя плыть и некуда деться от затирающих со всех сторон машин, бревен, металлоконструкций и сорванных с домов крыш.

Из воды торчит верхушка синтоистского храма, тут же ритуальные красные ворота — тории. Они очень напоминают один из главных открыточных видов Японии — стоящие в приливной зоне тории святилища Ицукусима, только в миниатюре. Вдоль дороги люди разводят костры. Старик прилаживает фанерки к ступеням своего дома, пытаясь защитить его от стоящей на улице воды, — безнадежная затея.

Машина въезжает в тоннель. И тут вдруг на секунду приходит мысль, что все вокруг, может быть, просто кошмарный сон. Здесь все как было: серые стены, сверху желтые огни фонарей, по бокам зеленые светящиеся надписи «200← →600».

Но вот тоннель заканчивается, и на выезде взору открывается реальность, масштабами трагедии затмевающая все виденное раньше. Это Онагава, она разрушена полностью. Город стоял в узкой бухте, зажатой крутыми отрогами гор. 18-метровая волна легко преодолела защитные молы и поглотила все, что было на равнине.

Описывать здесь толком нечего. Машина движется по идеально ровным улицам с безукоризненной разметкой, по обеим сторонам возвышаются аккуратные прямо­угольники бывших домов. Жилые кварталы разнесло в щепки, от общественных зданий остались стальные каркасы. Внизу нет никого, даже военных: они закончили разбор завалов и больше не надеются найти здесь живых, а до восстановления еще очень далеко. Мэрия тоже разрушена, поэтому штаб спасательных работ развернули в здании младшей школы — вместе со старшей школой, госпиталем и еще парой построек она стоит на вершине холма, поэтому уцелела во время цунами.

Во дворе школы строятся в шеренги солдаты Сил самообороны в касках и масках. Некоторые жгут костры. Промозгло, с неба валит мокрый снег. Электричество — только от генераторов. В холле — традиционные шкафчики для обуви, ряды казенных тапок из кожзаменителя и приподнятый деревянный пол. Даже теперь, когда город превратился в кашу из строительного мусора, грязи, песка, ила и снега, люди не ходят здесь в грязной обуви.

В коридоре расставлены керосиновые горелки, в запахе которых смесь тревоги и уюта. В углу черное пианино. На стенах рисунки учеников младших классов. На одной из картинок изображен черный прямоугольник во весь лист и синие волны внутри. Видимо, это школьный бассейн, но уж очень напоминает то, во что превратились прибрежные кварталы города. За раздвижными дверями — штаб. На школьной доске информация о ходе спасательных работ: 2584 погибших, 261 раненый, 784 пропавших без вести — город лишился трети населения.

— Остальные успели за те полчаса, что прошли между толчками и первой волной, бросив все, добежать до горы. Все они эвакуированы в Хинано. Восстановительные работы пока не начинаем — только разгребаем. Очень много надо разгребать, — рассказывает сотрудник штаба.

На соседнем холме стоит средняя школа.

— В 14.46, когда произошло землетрясение, мы готовились к выпускному вечеру, который должен был состояться на следующий день, репетировали. Цунами пришло через полчаса. Видите там внизу самое высокое здание? Его накрыло полностью, весь город накрыло. Тут больше никто не живет. Все эвакуированы, кто спасся. Остались мы да еще несколько родителей наших учеников, человек восемь, помогать мэрии и спасателям. Света нет, пользуемся генераторами. Воды тоже — ее подвозят военные. В соседних городах, куда волна не дошла, свет есть, но воды тоже нет, — рассказывает директор.

— Вот это, внизу, была главная улица. Начала ее теперь не видно — оно под водой, — показывает учитель анг­лийского языка то, что осталось от его города. — Сюда вода не дошла: мы высоко на холме — намного выше крыш внизу. Но подошла близко — видите, вон там, чуть ниже, сломанные деревья. Серое трехэтажное здание на самой вершине холма — госпиталь. До него волна тоже не дошла, там даже окна целы. Но машины туда все-таки дотащило. Разрушенное здание правее и ниже — мэрия. Левее, с зеленой крышей, — бывший городской образовательный центр.

— Где же вокзал? Не вижу ничего похожего…

— А вот перед зеленой крышей, где корабль на боку лежит, — там была железнодорожная станция. Смыло. Там, повыше, вагон от электрички из Исиномаки. Она как раз пришла в 14.45, за минуту до землетрясения. А еще повыше, где холм начинается, — другой вагон, прямо на надгробиях. Это городское кладбище, там и мои предки лежат. А где сейчас большой корабль, там рядом мой дом стоял, его, как видите, больше нет: эти жилые кварталы смыло полностью.

На горе напротив едва различимы красные тории синтоистского храма. С ним связана история двадцати работавших на местной рыболовной фирме китаянок, спасенных от цунами своим японским хозяином, заплатившим за это собственной жизнью.

На фирме «Сато Суисан», занимавшейся ловом, переработкой и поставками на знаменитый токийский рынок Цукидзи морского ежа, стажировались молодые китаянки. Когда началось землетрясение, они укрылись рядом со своим общежитием, но глава фирмы Мицуру Сато сразу сообразил, что следом придет волна и оставаться здесь — верная смерть. Он побежал к китаянкам и вывел их на дорогу, ведущую к храму на холме, где можно было укрыться. Потом вернулся в общежитие, чтобы убедиться, что там больше никого не осталось, тут его и накрыло первой волной. Женщины видели, как она раздавила их дом, в который забежал Сато.

Эта история потом широко разошлась по китайским СМИ, вызвав горячую благодарность и сочувствие к японцам в стране, которая по своим антияпонским настроениям уступает разве что Корее.

За горой, в 15 километрах отсюда, стоит АЭС «Онагава». Она оказалась в 75 км от эпицентра землетрясения и стала одной из первых построек, принявших на себя удар волны. Не отличаясь особой мощностью или техническим оснащением, эта АЭС тем не менее хорошо известна специалистам — как построенная в рекордно короткий срок. И все-таки она устояла: станцию спасла 9-метровая стена — в отличие от 5,4-метровой на «Фукусиме-1».

— Многие жители Онагавы даже укрылись на АЭС после землетрясения. Говорят, это самое безопасное место в округе. Слышала, там есть электричество и даже работают туалеты, — рассказывает молоденькая учительница начальной школы.

Онагава — тихий провинциальный городок. Когда японский премьер Наото Кан назвал нынешнее землетрясение «величайшим бедствием со времен Второй мировой войны», он явно имел в виду не Онагаву. Последняя катастрофа сравнимого масштаба — землетрясение Санрику — случилась здесь в 869 году, через семь лет после того, как Рюрик в Новгороде положил начало русской государственности. Теперь этот город на берегу Тихого океана фактически прекратил свое существование. Осталась богатая история, красивое название «Онагава», дословно «женщина-река», но нет ни жителей, ни построек.

Возвращение в Исиномаки дает возможность сравнить, чем полностью разрушенный город отличается от полуразрушенного. Второй страшнее. Тут еще много человеческого, он наполнен символами, узнаваемыми бытовыми формами, которые, как призма, усиливают видимый эффект разрушений. Например, белый скелет в торце дома. Он стоит прямо у косяка — там, где, согласно инструкциям, и надо стоять во время землетрясения, чтоб не завалило — словно хочет спастись или показывает другим, что для этого нужно делать.

Мэрия Исиномаки выкрашена в радостный розовый цвет — это бывший супермаркет. Двери распахнуты настежь, в холле песок с илом, под лестницей вода. На первом этаже пусто: через него прошла волна. На втором — огромное помещение с колоннами, разгороженное маленькими офисными ширмами. В тусклом неоновом свете — из пяти ламп на потолке горит лишь одна — сидят за своими столами чиновники. Совсем без света тут даже при самом жестком режиме экономии электричества нельзя: в бывшем здании супермаркета практически нет окон. Столы служащих завалены ящиками с бутилированной водой.

Тут же сидят на сдвинутых лавках старики, оставшиеся без крова, с бутылками гуманитарной воды и «кап-нудлс» — стаканчиками сухой лапши, заваренной кипятком (типа «доширака», только намного вкуснее). Они оживленно обсуждают свое положение, попутно слушая теленовости с «Фукусимы-1». Смеются: с их АЭС ничего страшного не случилось, хоть она и намного ближе к эпицентру. Рядом стоит длинный стенд с поквартальными, на многих страницах, данными о пострадавших и состоянии домов. Несколько человек водят по нему пальцами, пытаясь отыскать информацию о родных и близких. Стендом попытались закрыть наполовину обвалившуюся стену, но ее все равно видно.

Исиномаки — довольно крупный город, больее 150 тысяч жителей, вроде Подольска или Волгодонска. Побережье здесь более плоское, чем в Онагаве, так что волна слишком высоко не подымалась, а сам город, наоборот, сильно разросся, поднявшись на дальние холмы, и потому не был смыт целиком. Главная торговая улица здесь, в отличие от Онагавы, расположена далеко от моря, так что волна, пройдясь по первым этажам и выдавив стекла, уничтожила внутреннюю обстановку домов, перевернула машины, покорежила ограждения, принесла тонны песка, затопила переулки, но не превратила город в развалины.

Люди пытаются привести свои дома в порядок, но у них нет воды, кроме той грязной жижи, что принесло с моря, — нельзя даже полы помыть. Они вываливают на тротуары горы домашних вещей, образующих целые баррикады. Непонятно, выброшены эти вещи или только сушатся. Ясно одно: мародеров в городе нет.

Семья из четырех человек хлопочет возле машины, укладывая в багажник последние вещи:

— Уезжаете?

— Да, в этом доме жить невозможно. Света нет, воды нет, все промокло, внутри грязь, а вымыть нечем. Поедем к родственникам в Сэндай, — говорит старший сын.

— Мародеров, значит, не боитесь — не могли же вы все вещи в одну машину погрузить?

— Уже пятнадцать дней прошло — я ни о чем таком не слышал.

Исиномаки — провинциальный рыбацкий город, но стоит рядом с одним из «трех лучших видов Японии» — заливом Мацусима. Это десятки живописных, покрытых соснами островков.

Пытаясь переманить часть направляющихся туда туристов, городская администрация вспомнила о самом знаменитом местном уроженце — художнике манга Исиномори и выстроила вокруг него и его персонажей собственную туристическую концепцию. Центральная улица, проспект Манга, ведет к музею Исиномори на «острове манга» и вся уставлена статуями героев из комиксов художника. Такими же, как на разбитом вокзале в самом начале путешествия.

Статуи в полуразрушенном городе усиливают общее ощущение ирреальности. Начинается дождь, и кажется, что киборгов на центральной улице больше, чем людей. На восстановление уйдут долгие месяцы, а то и годы, и глядя на этих супергероев в плащах, задаешься вопросам: а под силу ли обычным людям справиться с такой катастрофой?

Изредка навстречу попадаются прохожие. Один из них, местный студент Кен, направляется к вокзальной площади, рядом с которой раздают гуманитарную помощь:

— Я был дома, когда произошло землетрясение. Дом устоял, но толчки были очень сильными, никогда раньше такого не было. Все попадало, что не было намертво приделано. По громкоговорителям, установленным на фонарных столбах, предупредили о цунами. Я в чем был быстро прыгнул в машину и дернул вон на тот холм. Вообще мой дом тоже не в самом низу, так что волна его полностью не уничтожила, хотя и дошла дотуда. Но квартал разрушен начиная с третьего дома ниже моего — мне сильно повезло. Благодаря предупреждению с нашей улицы почти никто не погиб, только одна пожилая женщина в соседнем доме: она не успела убежать. Когда волна пришла, я был уже на горе и все видел. Шла она тихо, а когда ударила по городу, раздался такой скрежет: «пхрчччч-пхч-пхч-пхч». И этот звук не прекращался, пока волна проходила через город, — это сплющивались дома.

Чем ближе к воде, тем больше город похож на Онагаву. «Остров манга» хоть и стоит на реке, а не в море, разрушен почти полностью. Сюда, к похожему на летающую тарелку музею Исиномори, ведет мост. Кроме моста и музея на острове уцелело совсем немного построек. Среди них деревянный православный храм во имя Святого Иоанна Богослова с черепичной крышей в традиционном японском стиле. Вокруг лежат горы мусора и стоят обломанные деревья. Видно, что через первый этаж храма прошла волна: он получил сильные повреждения, но каким-то чудом устоял. Это одна из главных достопримечательностей города — древнейшая деревянная церковь Японии.

На другом конце острова виднеются развалины синтоистского храма — среди горожан он известен как приют для кошек, из-за него и весь остров в народе прозвали Кошачим. До землетрясения кошек там было больше, чем людей — действовал даже неофициальный запрет на ввоз туда собак. Теперь не видно ни тех, ни других, ни третьих.

Ведущая в порт набережная реки растрескалась. С каждым кварталом во дворах все больше выброшенных морем яхт и траулеров и все меньше уцелевших

домов. Переулки завалены автомобилями и судами. Поначалу вид этих руин вызывает шок, но они все тянутся и тянутся вдоль улиц, так что глаз в конце концов привыкает.

Над припортовыми кварталами, в которых жилые дома разрушены почти до основания, возвышается гора. У ее подножия — буддистский храм с маленьким кладбищем. На вершине, откуда открывается вид на море и горы, — синтоистское святилище. Большинство японцев равно чтят обе древние религии: традиционную местную и заимствованную из Китая. Хоронить близких они предпочитают по буддистскому обряду, символизирующему идею вечного перерождения, а освящать появление на свет — по синтоистскому, в котором так много радости от слияния с земным миром и физической красотой родной земли и природы.

На горе смотровая площадка. Чугунное панно схематично воспроизводит видимую отсюда часть города с подписями, где что: ландшафт вполне узнаваем, подписи же помогают представить, что здесь было раньше — кроме огромного моста через залив и покореженных складских помещений не осталось почти ничего.

На площадке не только открыта лавка, торгующая традиционной горячей едой, но, кажется, это единственное во всем городе место, где работают автоматы, продающие газировку, чай и кофе. Похоже, большинство жителей Исиномаки хотя бы по разу тут уже побывали — чтобы посмотреть, во что превратился их родной город. Видны и спецжилеты приехавших на разбор завалов спасателей. Двое мужчин берут по порции жареной лапши с имбирем и заходят в беседку на краю смотровой площадки. Между ними происходит меланхоличный и несколько гоголевский разговор:

— Это еще хорошо, что тут не очень мелко, а то было бы как севернее, где вообще все смыло. Тогда волна вон до тех бы ворот дошла.

— Да, но, думаю, не досюда.

— Нет, досюда бы точно не дошла.

Спустя полмесяца после цунами, глядя на горожан уже не скажешь, что они пережили такой ужас, — это видно по улицам, но не по людям. Однако сжавшаяся пружина нервного напряжения, от которого, как рассказывают даже не пережившие цунами токийцы, мышцы болят, глубоко засела тут в каждом человеке. Руины города с этой священной горы духов природы открываются в обрамлении зацветающей вишни. На краю горы стоит потемневшая колонна с надписью: «Да пребудет мир на Земле».

Фото: James Whitlow Delano

Автор: Павел Бурмистров, РУССКИЙ РЕПОРТЕР