Забытая победа: поход Болбочана на Крым. Переговоры с Киевом

В этот раз речь пойдет о переговорах между Киевом и Симферополем. В полдень 26 апреля на вокзал прибыла немецкая делегация, которая от имени Роберта Коша выдвинула Болбочану следующие требования: во-первых, сдача оружия и всего военного имущества, во-вторых, выход из Крыма в качестве гражданских интернированных, и в-третьих, роспуск всех добровольцев, набранных на территории Крыма.

 Свои требования немецкая делегация обосновывала тем, что украинское правительство не признало полуостров частью УНР, а потому никаких украинских частей там не должно быть. Эти требования были для Крымской группы абсолютно неприемлемыми, о чем Болбочан и сообщил делегатам, одновременно отдав приказ готовиться к бою.

Дальнейший диалог между ними, переданный Монкевичем, напоминал разговор глухих. Болбочан:

«Я со своей стороны ставлю требование допустить меня к аппарату, чтобы связаться с правительством, так как только с согласия правительства, по его формальному приказу и с оружием в руках оставит моя группа территорию Крыма. Словам же вашим о положении правительства в этом деле я не могу верить и потому должен лично с правительством переговорить. Кроме того, прошу ваши требования представить мне в письменной форме».

Немецкая делегация:

«Почему вы не хотите показать нам приказа, данного вам украинским командованием, на основании которого вы проводили эти операции на территории Крыма? Украинское военное министерство отрицает поручение вам такого приказа».

Приказ у Болбочана был, но не просто тайный, а и «написанный в таких выражениях относительно немцев, что он не мог его представить». Поэтому он вновь подчеркнул, что устное распоряжение ему отдал генерал Натиеви предложил дождаться приезда последнего. В отличие от немцев Болбочан знал, что тот утром уже выехал из Джанкоя, но не раскрыл всех карт, опасаясь, чтобы командира не задержали в пути. Немецкая делегация дала Болбочану 6 часов на принятие немецких требований, в противном случае прямо пообещав применить к украинским частям принуждение.

В свою очередь Болбочан сформулировал такое видение украинско-германского соглашения: а) до приказа из Киева войска Крымской группы остаются на своих местах, прекращается их изоляция со стороны немцев, восстанавливается телеграфная и телефонная связь; б) передвижение украинских частей должно происходить с ведома и согласия штаба немцев; в) ни в коем случае не может быть и речи о сдаче оружия; г) добровольцы крымского происхождения освобождаются из частей группы и в дальнейшем не принимаются. Соглашение должно было быть заключено письменно, с подписями обоих командующих, к 8 часам вечера. Для достижения прогресса немцам было предложено от обмена бумагами перейти к личным переговорам. По Монкевичу, они спросили Болбочана, согласится ли он приехать к Кошу, если это будет нужным? Тот ответил:

«Желая разрешить конфликт мирным путем, поеду к генералу Кошу, несмотря на то, что ваш штаб так бестактно ведет себя как в отношении меня, так и моего войска. Когда же генерал Кош будет настаивать на своих предыдущих требованиях, то лучше нам не встречаться и не говорить, потому что заранее отмечаю, что я этих требований не могу принять».

Пока внутри вокзала шли напряженные переговоры, на перроне украинцы и немцы готовились к столкновению. Кроме пехоты, кайзеровские войска направили на эшелоны 4 пулемета, в ответ сотня героя прорыва на Чонгаре Петра Зилинского окружила немецкие пулеметные команды и заставила их отойти, оставив оружие. Также украинцы разгрузили бронемашины и развернули в сторону противника. Как вспоминал Никифор Авраменко об этом дне,

«Наши ряды столкнулись с немецкими, готовыми к бою. Ждали приказа и, кажется, большинство из нас было не прочь, чтобы схватиться с «союзниками». Окопались, приготовились и ждем».

Впрочем, в тот раз обошлось без кровопролития. А вот с немецкими пулеметами случился казус, о котором рассказал Павел Шандрук:

«В этой неразберихе – и это не шутка – наши казаки умудрились стащить казенные части у двух немецких пулеметов, но атаман Болбочан приказал мне вернуть им их, когда выяснилось, что немецкие командиры предстанут перед военным судом за недостаточную добросовестность и будут расстреляны».

В половине четвертого телеграфная связь с Киевом, наконец, была налажена. Болбочан передал доклад о положении группы, вспомнил о словах немецкого командования и просил распоряжения и указания. Из Киева ответили, что в 7 часов вечера на связь с группой выйдет военный министр или премьер. На замечание Болбочана, что к тому времени кончится срок германского ультиматума и невозможно будет ничего изменить, там ответили, что ничем не могут помочь.

В 5 вечера на вокзал прибыл лично Кош. Обмен официальными ультиматумами опять ничего не дал: ни одна из сторон не желала принять требования другой. Тогда немецкий командующий попытался убедить украинского в частной беседе. Выразив глубокое уважение к украинским войскам, Кош переложил ответственность за текущее состояние дел на украинское правительство, так легко отрекшееся от своих приказов и тем освободившее Болбочана от необходимости защищаться. В ответ Болбочан просто спросил Коша, как бы тот поступил на его месте в подобном случае. Кош тогда сказал, что вооруженная борьба погубит Крымскую группу, и эта потеря будет для Украины гораздо больше, чем разгром одной дивизии для Германии.

В конце концов, определенная польза от этого разговора была – срок действия ультиматума, а также джентльменского соглашения не перемещать свои войска, был продлен еще на сутки. Впрочем, от затягивания в конечном итоге выигрывали немцы, постоянно получая пополнение, тогда как силы украинцев оставались теми же. Ну и свой шанс дойти до Альмы, пока немцы решали «украинский вопрос» не упустили большевики.

Вскоре после ухода немецкой делегации обычным товарным поездом в Симферополь прибыл сам Александр Натиев. По воспоминаниям Монкевича,

«Все очень обрадовались приезду атамана Натиева, потому что надеялись, что он привез с собой решение дела. Но Натиев сразу заявил, что доклад Болбочана он получил и переслал его правительству, но переговорить по проводу с правительством ему не удалось. На его запросы непрестанно отвечали, что либо никого нет, или именно в это время идет большое и важное совещание кабинета, мол, подождите и т.д. Утратив надежду, что правительство что-то сделает в этом деле, Натиев выехал сам сюда, чтобы на месте чем-то помочь и быть при группе в это трудное время».

Между тем ожила телеграфная связь с Киевом, но и здесь Болбочана ждало разочарование. По Монкевичу,

«К аппарату подошел какой-то атаман из военного министерства, который, ничего не спрашивая и не говоря своей фамилии, начал рассказывать об обязанностях запорожцев перед «ненькой Украиной», о том, что вся Украина теперь смотрит на запорожцев и уверена, что они не осрамят украинской армии. Одним словом, ничего конкретного. Все сводилось к тому, что, мол, драться до последней капли крови. Разговор этот произвел печальное и досадное на всех впечатление».

Затем, после короткой паузы, на том конце провода появился Александр Блонский, в то время – губернский комендант Таврии. Он в очередной раз выслушал доклад о состоянии Крымской группы, но отдать любой приказ не имел полномочий, призвав ждать распоряжений у аппарата. На том разговор и закончился.

Наконец в 2 часа ночи на связь с Симферополем вышел военный министр Александр Жуковский. Как писал Монкевич, он

«Начал целую речь, содержание которой сводилось к тому, что, мол, Украина никогда не забудет той жертвы, которую принесут ей запорожцы и т.д. Одним словом, надо было немцев «проучить», но что потом должны были делать запорожцы, какова должна быть их судьба, об этом ничего не говорилось».

Болбочан перебил его, требуя конкретного ответа, что делать с немецким ультиматумом, и правда ли, что правительство не признает существование приказа занять Крым? Тот попытался свести разговор на другое, но будучи еще раз в лоб спрошен Болбочаном о дальнейших действиях, лаконично ответил:

«Принять требования немцев».

Автор: Сергей Громенко, крымский историк, Крым.Реалии