«Стал ненавидеть ОМОН». Я уволился из СК Беларуси – и был вынужден убегать от расправы КГБ через лес

«Стал ненавидеть ОМОН». Я уволился из СК Беларуси – и был вынужден убегать от расправы КГБ через лес

С Андреем Остаповичем – бывшим старшим следователем СК Беларуси и капитаном юстиции – журналисты издания KYKY встретились в центре Беларуской солидарности в Варшаве. Андрею всего 27 лет, но за его плечами раскрытие дел об убийствах, изнасилованиях и педофилии.

После отказа выполнять преступные приказы в августе 2020 он был вынужден уехать в Россию. Дальше случилась детективная история: его выдворили из страны сотрудники ФСБ, а на беларуской границе «встречали» кгбшники. Далее – рассказ с его слов.

Как я попал в систему

Андрей Остапович. Фото: Albert Zawada, Agencja Gazeta

Так случилось, что в 9 классе я спас тонущего ребенка. Об этом даже написали в газете, а сотрудники МЧС на школьной линейке вручили грамоту, медаль и предложили поступать к ним. Но в 11 классе в справочнике я наткнулся на графу «прокурорско-следственная деятельность». Красиво же звучит? Балл у меня был хороший, поэтому без труда поступил на бюджет следственно-экспертного факультета Академии МВД, которую закончил в 2015 году.

Там закаляют – есть мужское воспитание, но тебя фактически изолируют на пять лет от общества. Я туда попал, когда только появился вконтакте, а вышел – когда был уже инстаграм, и без интернета невозможно жить. Мне понадобилось время, чтобы адаптироваться. И к моменту окончания учебы контакты с друзьями были потеряны, а на мне висел долг, сопоставимый со средней стоимостью квартиры. И его нужно было отработать.

По распределению я попал в СК Минска, где стал заниматься медицинскими проверками (роды, заражения гепатитом, ВИЧ и так далее) – расследованием нарушений, которые повлекли тяжелые последствия для здоровья человека. Конечно, я был совсем «зеленый следователь», потому что учат одному, а на практике сталкиваешься совсем с другим. Но это дало опыт. Я теперь безошибочно могу определять, когда мне врут, либо людей из органов, бандитов.

Через год работы получил старшего следователя за раскрытие дела о педофилии. Потом стали поручать дела по «трупной линии» – суициды, пожары, падения с высоты и так далее. А уже после – работал сугубо по уголовным делам, последние 2-3 года – это тяжкие и особо тяжкие преступления (убийства, изнасилования, педофилия).

Наверное, стоит отметь, что с 2015 года я стою в очереди на жилье. Это тоже многих держит в органах – льготное строительство. Но когда начал сталкиваться с нарушениями, мне стало по барабану на это жилье. Я всегда работал честно. Мне даже когда-то предлагали взятку в размере 20 тысяч долларов – отказался и доложил руководству. Более того, если бы человек, который это предложил, на тот момент находился в Беларуси, он бы уже был за решеткой. Я не иду на сделки с совестью.

Был указ: не заводить «уголовку» на силовиков

Политикой я никогда особо не интересовался, потому что не видел перспектив для изменений. Когда появились реальные кандидаты и шанс, стал активно следить за предвыборной кампанией. Потом произошло то, что произошло, – и протестные настроения стали нарастать.

Я ходил почти на каждый митинг, и по мне точно так же стреляли – правда, не попали. После таких походов я стал ненавидеть ОМОН. Потом еще посмотрел ролики в интернете, как избивают женщин и подростков, что говорят люди под стенами Окрестина, и во мне проснулась дикая злость. Я против такой власти, против Лукашенко – он позорит нашу страну. Когда он говорит «народец» и все остальное – он не оговаривается, он действительно так думает. Лукашенко не дипломат, у него на языке то, что и в голове. Просто вся власть сосредоточена в его руках, и он потерял страх.

Когда избитые после мирных маршей стали проходить медосвидетельствование и обращаться с заявлениями и жалобами в СК, «сверху» поступил указ – не возбуждать уголовные дела в отношении силовиков. Потому что если возбудить хотя бы одно такое дело, люди начнут массово уходить из органов. А те, кто останется, перестанут выполнять приказы, если возникнет необходимость еще в одном жестком разгоне. Они уже будут понимать меру ответственности. Поэтому практика пока другая: на мирных демонстрантов заводят дела, ведь формальный состав есть – например, синяки у омоновцев. Сейчас ведется одно общее дело – там огромное количество подозреваемых. Так же, как и в деле по захвату власти, в рамках которого привлекали всех подряд.

Но как только власть сменится – делам по фактам насилия в отношении мирных протестующих придадут ход. Поверьте, в Следственном комитете работают неглупые люди – они все фиксируют. По каждому факту сообщения из больницы собирается материал проверки, и эта информация накапливается. Потом просто скажут: «Мы проводили расследования, мы не при делах – мы честные».

Это как шахматы: при любой ситуации нужно думать на два шага вперед. Особенно у нас в стране. И эти сотрудники поддержат новую власть, но только когда ситуация станет безвыходной. Пока они продолжают работать и молчать, хотя сомнения, безусловно, есть у многих. Большинству важно личное благополучие, а уже потом – общее. Им нужны гарантии, что они ничего не потеряют. Хотя что терять? Средняя зарплата в СК составляет порядка 1200 рублей.

Не захотел быть преступником

Нас заставляли голосовать досрочно, а 9 августа отправили «на усиление» с 8 утра до 2 ночи. Это значит, ты приезжаешь на работу, переодеваешься в форму и сидишь, пока не скажут, что можно уезжать. Соответственно, в день голосования я не смог отдать свой голос и пойти на марш. Я просто просидел в кабинете – в тот день еще отключили интернет, и заниматься было совсем нечем. Более того, это был мой официальный выходной – воскресенье.

Ближе к вечеру следующего дня, 10 августа, меня отпустили домой, а я живу в Каменной горке. Уже у себя на районе я увидел протестующих и присоединился к ним. Но поскольку был уставшим, ушел до того, как начался разгон. Конечно, нам запрещали ходить на митинги, но я ходил. И то, что я увидел и узнал потом, меня сильно возмутило. А когда это стало касаться еще моей профессиональной деятельности…

Так, 13 августа я поехал на обыск, но никто из жильцов подъезда не согласился быть понятым – первый раз я прочувствовал, как изменилось отношение к форме.

Людям после случившегося беспредела стало неважно, следователь ты, опер или омоновец. Никто двери так и не открыл. И я почувствовал, будто я тот же, кто и избивал. И эта мысль стала меня давить.

14 августа я пошел на очередной марш протеста, но тогда никого не хватали. А 15 августа опять заступил на дежурство и узнал про этого 16-летнего пацана, которому в горло забивали дубинку и заставляли признаваться в любви к ОМОНу. Причем я знал, что по этому делу и некоторым другим сознательно уничтожали доказательства.

В этот же день я поехал на вызов к родителям одного из избитых после мирного марша. Их сына задержали за флаг на автомобиле. Машину отобрали и привезли на штрафстоянку, где прокололи ножом все колеса. Понятно, что это была месть, – нужно было наказать. А когда пошел спад насилия, силовики испугались, что сейчас начнут привлекать, и решили подстраховаться. На вызов приехал один из командиров ОМОНа: «Я от генерала ГУВД. Мне нужно поговорить с потерпевшими».

Я этого генерала знаю – он координировал разгоны в Минске в первые дни. В итоге он уговорил потерпевших не писать заявление – мол, отремонтируют машину. Но я материал собрал, осмотр зафиксировал, объяснения записал. И если такое происходило еще тогда, я понял, что дальше будет только хуже. И непосредственно я уже буду вовлечен в эти преступления. Так я принял окончательное решение об отставке.

Рапорт и отъезд в Москву

16 августа я положил рапорт на свой рабочий стол, где написал, что не буду выполнять преступные приказы. Когда собирал вещи, в кабинет вошел начальник и сказал, что нужно сходить на митинг в поддержку Лукашенко. Я отказался. Следом появилось сообщение в общем чате, что те, кто не пойдет – будут уволены.

Рапорт АндреяРапорт АндреяРапорт АндреяРапорт Андрея

Я приехал домой к 12 дня и даже не поспав, поехал к стеле – в тот день был самый масштабный мирный марш протеста в Минске. Это было что-то невероятное. Потом вернулся, перечитал рапорт. И только тогда понял, что подставляюсь и меня могут задержать. Был вариант уехать в деревню, отключить связь и отсидеться. Но потом решил уехать из страны – было неясно, будут возбуждать что-то серьезное или нет. В итоге в понедельник сел на маршрутку до Москвы и ночью уже был там. А на следующий день узнал, что все серьезно: меня ищут и даже знают, что я в Москве.

Примерно тогда же Валерий Цепкало с трудом выбирался из России в Украину. Конечно, я птица не такого полета, но понимал, что времени у меня – небольшой запас. Чтобы собрать документы и передать в розыск, уходит примерно месяц, если очень нужно – неделя. И ровно столько у меня было, чтобы уехать в страну, которая не выдаст: Украину или Латвию.

В итоге на арендованном автомобиле мы с друзьями поехали в сторону латвийской границы, но россияне меня не выпустили из-за коронавируса. Пришлось ехать в Псков, чтобы делать визу категории D – там ближайшее Консульство. И несмотря на резонанс моей ситуации, визу быстро не сделали. То есть в четверг 20 августа я обратился к ним, а визу мне смогли бы выдать только в понедельник. Мы поселились в гостиницу, и на следующий день я заметил слежку.

В субботу 22 августа я не выдержал и решил оторваться от слежки – получилось. Потом я вернулся в гостиницу, но, видимо, эти ребята испугались, что я могу скрыться, и через два часа нагрянули в номер.

«Прикрепили к рукам гирю»

Основанием для задержания стало заселение в гостиницу под одним паспортом. Хотя мой друг тоже был оформлен на паспорт своей девушки, но задержали только меня. Конечно, это был лишь предлог.

Сутки я провел в камере дежурной части, а утром мне пытались пришить две «административки». Первая – незаконное пересечение границы, хотя все было законно. Тогда составили второй протокол, будто я матерился в здании РУВД на втором этаже. Но я там даже не был! Все время я провел в камере дежурной части, которая располагается на первом этаже. В итоге я не стал давать показаний и ничего не подписывал. В 17:00 меня якобы отпустили, но вывели через черный ход, где меня заново «приняли» люди в черной экипировке, но уже жестко: головой к стене, руки за спину и все эти дела. Это был психологический прием, чтобы запугать.

Потом надели горнолыжную маску с черной тканью, чтобы я ничего не видел. Опять обыскали, забрали телефон и застегнули наручники. Уже в бусе, куда меня затолкали, к рукам прикрепили гирю весом в 32 кг – я ее сразу узнал. У меня был небольшой зазор в ткани, и пока было светло, я немного видел, что происходит.

Это были фсбшники. И я понимал, что если меня сейчас с этой гирей скинут в озеро – я не выплыву. Это было страшно.

Меня очень настойчиво спрашивали пароли от телефонов, но я так и не сказал. Им было важно, чтобы телефоны были выключены, чтобы за моим перемещением не следил кто-то еще. Но я решил, что если погибать, то с гордостью. И замолчал.

В итоге мы приехали на российско-беларускую границу со стороны Витебской области, где мне отдали вещи и высадили. И еще сказали, что я депортирован и не имею права на въезд в Россию под страхом уголовного преследования на пять лет. Потом выяснил, что никакой официальной депортации не было. Еще я позвонил друзьям и сообщил, что меня отпустили. Понятно, что велась прослушка. Как только я сделал этот звонок, увидел, что с беларуской стороны подъезжает еще один бус. Все было выверено: СМИ должны были написать, что россияне меня не выдавали беларусам, а отпустили. Так и произошло.

Конечно, в момент, когда я увидел бус с беларуской стороны, решил, что просто так не сдамся, и побежал в лес. Потому что россияне хотя бы не били, а свои могли сделать что угодно – любую чернуху. Мне повезло: у преследователей не было собак. Мне удалось оторваться и скрыться.

На беларуских границах я появляться не мог – были ориентировки. В Россию тоже было нельзя – пограничников я бы уже не прошел. Было много нюансов, планов, как выехать из страны, но часть из них не сработала. Думаю, о своих приключениях я еще напишу книгу, но пока не могу рассказать историю целиком – не хочу подсказывать беларуским спецслужбам.

«Раздолбать систему – не вариант»

3 сентября я оказался в Польше и сейчас получаю официальный статус беженца. Это гарантирует защиту на территории государства. На данный момент при Центре беларуской солидарности я занимаюсь оказанием помощи беженцам из Беларуси, которые пострадали от репрессий. И уже в Польше я спокойно восстановил все события, чтобы понять, почему устроили такое маски-шоу.

На беларуской границе меня встречали кгбшники. Они связывались с российским ФСБ и напрямую координировали мое задержание и доставку. Ведь помимо рапорта, который я выложил в сеть, было еще и фото с плакатом «Лукашенко – не мой президент». Возможно, на меня просто обиделись. Кроме того, они знали, что я направлялся в Европу, и сильно не хотели этого допустить.

Тем не менее, такого детектива я не ожидал – изначально ехал просто отсидеться. Знаете, когда меня везли с этой гирей, я уже и с жизнью простился, и все грехи вспомнил.

Потом скитался по лесам и болотам, переплывал реку, убегал от дикого кабана. Большую часть пути шел пешком, поэтому немного повредил левую ногу – не выдержала нагрузок, ведь случалось идти и по 27 часов кряду.

И ночевать под елками, скажу я вам, довольно страшно. Потом испортилась погода: было холодно и лил дождь, а я был в одной майке, штанах и кроссовках. Несколько раз даже впадал в апатию, когда ситуация казалась безвыходной. И я спасался лишь тем, что начинал злиться и строил в голове план мести, как разгромить эту систему.

Слава богу, уже отошел и все обдумал. При новой власти преступность все равно никуда не исчезнет, и силовые структуры должны быть, чтобы ловить преступников. Поэтому раздолбать систему и восстанавливать с нуля – не вариант, хоть Лукашенко и держится у власти только за счет силовиков. Форму сегодня замарали кровью. Поэтому, без сомнения, внутренние органы и силовые структуры будут реформировать. Сейчас злость ушла, и я думаю, как эти перемены осуществить законным и мирным путем. Да, это будет дольше, чем в Киргизии, но у беларусов свой путь.

You may also like...