История двух полковников которые вместе учились в суворовском училище, а потом один стал путинским орком и пришел убивать украинцев

— Мы всей ротой находились всегда рядом, — говорит Виталий Чалов. — Казарма 30 на 40 метров, а нас сотня. Мы до сих пор общаемся. Почитайте письмо мамы Алексея Горобца. Она говорит, что он окончил Академию Генштаба, а ему 13 лет не давали звание генерала. И у нас, у многих суворовцев, сложилось мнение, что Горобец, чтобы заработать генеральские погоны, пошел в Украину убивать семьи суворовцев.

Просто чтобы получить генерала, понимаете? Я знаю, что он воевал и в Сирии, и в Чечне. Но в Украину он пришел убивать меня, мою семью, семьи других суворовцев. Многие из нас уже не были военнослужащими, но снова пошли служить, хотя нам уже по 50. А Горобец как командир дивизии знал — не мог не знать, — что будет нападение на Украину. И пошел на нас. Хотя у него был очень простой выход. Он мог просто положить рапорт на стол и уйти на пенсию полковником. Пенсия у него была бы хорошая. Но он хотел, убивая нас, генералом стать. Вот вам кадетское братство.

34-й выпуск суворовского — один из самых драматичных, и не только потому, что двое из одной роты погибли по разные стороны фронта, причем один погиб оккупантом, а другой — защитником родины. Семнадцатилетние выпускники получили распределение и разъехались по разным высшим военным училищам СССР.

Кто в Ташкент, кто в Омск, кто в Харьков. А через год никакого СССР на карте мира уже не было, и свежевыпущенные офицеры оказались тем самым потерянным поколением, о котором Гертруда Стайн могла разве что повторить свое знаменитое словосочетание. Впрочем, это относится не только к 34-му выпуску. Все выпускники с середины восьмидесятых до середины девяностых были в похожей ситуации. Но в 1990 году Советский Союз хоть и дышал на ладан, но всё же еще был жив, и армейская система работала, как всегда.

Выпускники-суворовцы Алексей Горобец и Олег Макарчук отбыли поступать в военные училища, и оба — в Харьков. Макарчук окончил авиационно-инженерное училище, Горобец — танковое. Оба получили лейтенантские погоны в 1994 году.

— У выпускников 1994 года в Украине еще был выбор, — говорит Виталий Чалов. — Я сам окончил училище в Полтаве, и наши курсанты разъезжались и в Беларусь, и в Таджикистан, и в Россию, и в Азербайджан. Многие, конечно, оставались в Украине. И на выпускном у нас уже звучал тост: чтобы нам никогда не стрелять друг в друга. В 2014 году это братство треснуло, а 24 февраля рассыпалось окончательно. Горобец — это одна история. А вот, к примеру, еще один выпускник Минского суворовского — Сергей Рудской, начальник главного оперативного управления Генштаба российских вооруженных сил, первый заместитель начальника Генштаба. Он украинец, родился в Николаеве. Его папа — герой Советского Союза, был начальником нашего суворовского училища. А сын курирует военную операцию в Украине.

— И вы совсем не хотели бы встретиться со своими однокашниками по суворовскому училищу — теми, которые служат в российской армии?

— Хотел бы. Чтобы в морду дать.

Виталий Чалов резок и даже груб. Но он имеет на это право. Он снова на военной службе, как и Валерий Жучко из их роты. Для них Алексей Горобец с 24 февраля был уже не тем старым товарищем с соседней койки в казарме, а врагом, оккупантом, негодяем. Как и те бывшие братья-кадеты, которые теперь курируют каждодневные военные действия в Генштабе, командуют корпусами и дивизиями и сидят в чиновных кабинетах. Смерть врага не искупает его поступка.

— Горобец и Макарчук были совершенно разными в своем отношении к будущей армейской службе, — вспоминает их однокашник Олег Рожков (34-й выпуск, 3-я рота). — Если Макарчук был более спокойным, не выделялся каким-то особым рвением, то Горобец сразу же стал командиром отделения. Он был очень активным организатором. А Макарчук учился средне, как и я, — мы были «хорошистами», но не выделялись. Не разгильдяи, но и не служаки. Олег Макарчук был добрым, позитивным, ответственным. Просто не выслуживался за какие-то «плюшки», которые в суворовском тоже были, — за дополнительные увольнения или высокие оценки, которые могли ставить просто за то, что ты, к примеру, командир отделения.

Стандартная система, когда командир взвода подходит к преподавателю и договаривается: этот — активист, ему надо повысить оценку. Потом, когда идет распределение по высшим военным училищам по окончании суворовского, вся активность тоже учитывалась.

Если ты командир отделения или отличник боевой и политической подготовки, это учитывалось. После выпуска оба поехали в Харьков. Олег — в авиационное, Алексей — в танковое. Тогда еще был СССР, и попасть по распределению можно было далеко от цивилизации, а можно было в большой город. Танковое училище в Харькове или общевойсковое в Благовещенске — разница, согласитесь, существенная.

Так что с точки зрения расположения, климата, коммуникаций Харьков был нормальным местом. Еще важно было, какая военная специальность. В общевойсковые училища брали всех подряд. Следующими после них считались танкисты. Туда шел очень большой набор.

Тех, у кого физическая подготовка на высоком уровне, отправляли в десантные, кого-то — по спецзапросам в КГБ. Финансисты, шифровальщики — тут уже был ограниченный набор, попасть было трудно. Так что Харьковское танковое — это нормально. Не самое престижное, но достойное распределение. В тот год, когда мы выпускались, как раз уходил со службы тогдашний начальник училища генерал Зайцев. И он сказал: «Я сделаю так, чтобы все ребята, которых я набирал, поехали туда, куда они хотят».

Алексей Горобец получил диплом офицера в Украине. Почему он в итоге выбрал российскую армию — неизвестно. Олег Рожков, который окончил Краснодарское «шифровальное», рассказывает: «Не знаю, как у танкистов, но у нас это выглядело так. Когда развалился Советский Союз, в каждом независимом государстве появилась своя армия.

Краснодар в России, и нам, курсантам, сказали: кто хочет остаться служить в российской армии — принимайте присягу, без присяги допуск не получите. Тем, кто принял присягу, сразу многократно повысили стипендию — помню, российские курсанты покупали себе на стипендию холодильники и телевизоры. А из тех, кто не принял российскую присягу, сформировали отдельную роту, ее называли «ротой нацменов». Туда вошли украинцы, белорусы и два узбека. Стипендию нам платили, чтобы на пуговицы с иголками хватало. И мы, «нацмены», разъехались по своим странам.

Из той третьей роты суворовцев в армии остались немногие, процентов 20–30 по приблизительным подсчетам выпускников. В последний раз рота собиралась вместе в 2018 году, в очередной юбилей училища. Макарчука и Горобца на той встрече не было. У минских суворовцев не принято собираться в «круглые» годовщины собственного выпуска, зато на юбилеи училища собираются все выпуски.

Минчане-выпускники готовят «базу», арендуют квартиры, бронируют рестораны и встречают гостей. Вот только именно те выпускники, которые остались в армии, как правило, не приезжают. У них служба, они не могут по своему усмотрению уехать на несколько дней, да и финансовых возможностей намного меньше, чем у тех, кто бросил армию и ушел в бизнес. Так что за одним столом Макарчук и Горобец не сидели и в родной казарме воспоминаниям не предавались.

Правда, у третьей роты 34-го выпуска Минского суворовского училища была своя закрытая группа в соцсети, и оба — Алексей Горобец и Олег Макарчук — в ней состояли. Правда, писали они в основном поздравления с днями рождения. По поводу событий, сотрясающих мир или как минимум континент, не высказывались. А потом и вовсе замолчали. И вообще, роту, объединившуюся в группу, сначала потряс 2020 год, а вовсе не нынешний.

— Когда на сайте выпускников нашего училища появилась информация о гибели Горобца, в группе было очень много эмоций от украинцев, которые не стеснялись в выражениях. А буквально через два дня там же появляется информация о гибели Олега Макарчука. Все были шокированы. Мы стараемся не выплескивать эмоции. Но не всегда получается. Первые взрывы эмоций начались в 2020 году, одновременно с началом протестов в Беларуси. Как ни странно, 2014 год — начало боевых действий на Донбассе — больших эмоциональных всплесков в нашей группе не вызвал.

Иногда что-то проскакивало, но не более того. И на юбилей училища в 2018 году украинцы еще приезжали. А вот в августе 2020 года из группы сначала удалились те, кто не поддержал протесты. Украинцы — парни эмоционально стойкие, они все это наблюдали, но особо не высказывались. И вот так ни шатко ни валко всё это длилось до февраля. А в феврале, как ни странно, из группы удалились россияне, которые поддержали свое правительство.

В группе пошел шквал эмоций от украинцев, и они не удалялись принципиально. Они пытались образумить своих однокашников-россиян, пытались рассказывать правду. Потом они, конечно, тоже устали. Но примерно треть роты удалилась из группы. И сейчас у нас в группе не осталось россиян, которые поддерживают войну. И знаете, у нас в группе был парень из роты, который с Горобцом дружил, — Валера Жучко, который сейчас воюет за Украину.

Они вместе после суворовского окончили танковое училище в Харькове. Валера говорил, что разговаривал с ним и пытался донести до него правду. Мы действительно поколение на изломе. И это, конечно, рушит понятия. О каком братстве можно говорить, если люди воюют с разных сторон? Я не сомневаюсь, что из моей «нацменской» курсантской роты выпускники тоже воюют с разных сторон. У Горобца, кстати, корни украинские — он вроде ездил на похороны дедушки в Житомир. Возможно, поэтому и выбрал Харьков для учебы. А родители у него вообще в Приднестровье. Он воевал и в Чечне, и в Сирии. Возможно, им просто затыкали дыры.

Родители Алексея Горобца живут в Тирасполе. Отец — Николай Горобец — возглавляет общественный совет города. А мать, Нина Горобец, после смерти сына написала на сайт выпускников Минского суворовского военного училища письмо:

«В нашем выпуске два генерала в Генштабе России и два полковника ВСУ, — говорит выпускник Минского суворовского училища 1986 года Семен Громыко. — Только с украинцами мы с начала войны не можем связаться. Возможно, они просто больше не хотят общаться. У нас Петька Ковальчук — начальник следствия в Житомирской области, полковник юстиции. Игорь Черненко в Киеве, двое в Одессе. Игорь Горелов в Николаеве. Хотя на последней встрече выпускников в 2018 году из нашей роты (108 человек) собрались 47. Это очень много.

Прилетели даже один с Сахалина, другой из Хабаровска. И украинцы приезжали. Мы, как и тот выпуск Горобца и Макарчука, попали в момент коллапса — армия летела в бездну вместе с Советским Союзом. Я после Орджоникидзевского высшего военного училища по распределению попал в Нахичевань.

Зарплату мы, офицеры, не видели четыре месяца. Собрались, написали рапорты и заявили, что в такой армии мы служить не будем. И демобилизовались. А кто нас мог удержать — зарплату всё равно платить было нечем. (И нам, считайте, повезло: из моего Орджо в первую чеченскую шесть офицеров погибли.) Так что из тех выпускников конца восьмидесятых — начала девяностых только самые стойкие и мотивированные могли остаться в армии».

На похороны Олега Макарчука приезжали суворовцы, которые живут и служат в Украине. Скидывались на помощь семье. А Горобца тихо похоронили в Мытищах на военном кладбище. Кстати, в результате удара по штабу 20-й дивизии погиб не только ее командир Алексей Горобец. Погибли его заместители Канат Мукатов и Алексей Абрамченко, начальник штаба Сергей Кенс, офицеры Олег Пивнев, Евгений Орлов, Евгений Сипин и Артем Лапин. Мукатова и Пивнева похоронили только 8 августа — их привезли через месяц в закрытых гробах. Одно слово — Чернобаевка.

Его уже можно даже не расшифровывать — ни с одной стороны. Теперь Макарчука и Горобца объединяет только раздел «Третий тост» на сайте выпускников Минского СВУ. (Кстати, в том же разделе — Павел Пивоваренко из 36-го выпуска, герой Украины, погибший при выходе из Иловайского котла восемь лет назад.) В жизни их больше ничего не могло бы объединить — ни общее детство, ни казарма, ни курсантство в одном городе, ни офицерские погоны, выданные в Харькове. 24 февраля от кадетского братства остался только третий тост.

Даже попечительский совет белорусского союза суворовцев и кадетов — и тот, находясь вне зоны боевых действий, начал рассыпаться. В попечители входят выпускники разных лет, которые организовывают балы, спортивные праздники, встречи выпускников, собирают взносы и пожертвования. «Я много лет состоял в попечительском совете, — говорит минчанин Александр, выпускник 1995 года (он просил не называть фамилию), — но в конце февраля вышел из его состава. Несколько раз мы общались с коллегами после 24 числа.

И знаете, тем, кто считает, что война — это нормально, — я больше руку не подам. С людьми, которые поддерживают агрессию, мне общаться незачем. Несколько человек имеют такую же позицию, что и я. Но руководство совета и большая часть контингента из разных выпусков эту агрессию поддерживают. И не только в попечительском совете — со многими своими однокашниками, с которыми я поддерживал отношения многие годы, теперь я перестал общаться. Теперь можно только подтереться кадетским братством. Его не существует.

Людей, которые поддерживают войну, нужно лечить принудительно. Я сам верил до февраля в кадетское братство. Но война обнажила то, что было стыдливо прикрыто долгие годы. Я понимаю, что у каждого свое мнение, и чужое мнение нужно уважать. Но есть одна простая догма, которая вне мнений: война не может быть хорошей и нести радость. Не бывает мирных снарядов. Не бывает мирных подводных лодок, танков и ракет. И если украинцы, по крайней мере, умирают за свою землю, то за что умирают россияне — я вообще не понимаю. Когда парень из деревянного барака идет за две тысячи долларов умирать, а потом его родственники делят эти «гробовые» — я не могу это нормально воспринимать. Меня тошнит».

Сомневаюсь, что, уходя на войну, Алексей Горобец вспоминал о своих однокашниках Олеге Макарчуке, Виталии Чалове, Валерии Жучко. Едва ли он думал: только бы ребят не зацепило, мы же в одной казарме два года прожили. И увольнительные, и прогулки по Минску, и походы в оперный театр (суворовское училище находится напротив театра, и в прежние времена мальчиками в черных шинелях часто заполняли зал во время не слишком популярных оперных спектаклей) он тоже вряд ли вспоминал.

Кадетское братство, в которое многие из этих мальчиков когда-то верили, оказалось не более чем обычной советской идеологемой. После СССР ее поддерживали сами выпускники. Создавали группы в соцсетях, помогали друг другу, поздравляли с днями рождения. Все кончилось 24 февраля. Да и оперный театр, в который их водили строем, давно отремонтировали, и теперь он похож на турецкую гостиницу.

Стерты воспоминания, и остался только раздел «Третий тост» на сайте выпускников. Там, к сожалению, места хватит всем. На много войн вперед.

Автор: Ирина Халип,  «Новая газета. Европа»