Честные рассказы милиционера о службе: Кто в милиции служил, тот в цирке не смеётся

То, что Катя называла автобусом, оказалось детищем Львовского автозавода, сделанным, видимо, лет тридцать назад. Представляло «оно» из себя странное сооружение на колесах с одной пассажирской дверью, которая закрывалась водителем при помощи весьма занятного приспособления, состоящего из верёвки и палки.

Окончание. Начало читайте в «Честные рассказы милиционера о службе: Романы с понятыми и прыжки с парашютом»

 

– Всё у тебя? – спросил водитель Катю, запустив её и двух пассажиров в автобус.

– Да. Больше нет желающих улететь.

– Не густо. Ну, с Богом! – с помощью верёвки, палки и незлого, тихого слова, сказанного водителем в адрес двери, последняя была закрыта, и водитель тронул с места свое «угробище на колёсах», как обозвал его Московченко.

Они покатились по краю взлётной полосы мимо огромных авиалайнеров.

Между двумя «ТУ-134», называемых чаще «тушками», стояли два маленьких, потрясающей красоты, самолётика. Вот именно так – самолётика! Они были раскрашены разноцветными красками, с рядами удобных кресел, которые хорошо просматривались через большие иллюминаторы.

Водила автобуса, включив левый поворот, поехал прямиком к этим самолётикам.

– Вот, видишь, на чём полетим, а ты сомневался! – радостно заорал Московченко, – Как белые люди, а не белые медведи. Будет потом, что рассказать потомкам.

Но автобус медленно объехал вокруг самолётиков, как бы не зная, где ему припарковаться, и пошёл на второй круг. Сделав ещё одну попытку«приземлиться», водитель, со вздохом: «Эх!», возвратился на прежнюю траекторию движения, взяв направление в конец взлётной полосы аэродрома.

– А мы что, не на этих самолётах полетим? – спросил Саня водителя автобуса.

– Да ты чё! Это какая-то норвежская делегация прилетела сегодня. Я просто подъехал самолёты посмотреть. Не видел таких никогда, хоть и работаю в аэропорту уже пятнадцать лет. Вы полетите на нашем самолётике, родном. Проверенная техника. Надёжней самолёта нет. На нём в войну даже женщины летали, преимущественно ночью. Их фашисты так и называли — «ночные ведьмы».

– Ночью летали, видимо, чтобы перед немцами не позориться за свою технику, – пробурчал недовольно Московченко.

– Да ладно, угомонись! – остановил его Саня.

Наконец они остановились возле описанного водителем «чуда света». Суперсамолёт, сделанный из серебристого металла, стоял на самом краю взлётной полосы, гордо вздёрнув к небу свой нос с огромным пропеллером. Двигатель самолёта периодически начинал тарахтеть, тогда из него вырывались языки пламени, и шёл чёрный, густой дым. Зрелище было жуткое!

Московченко повернулся к Сане:

– Шурик, полетели лучше на этом автобусе! На нём, мне кажется, будет безопасней.

Белозёров хотел что-то ответить, но в это время в салон автобуса зашёл человек в промасленной спецовке, видимо механик.

Он радостно поздоровался с водителем автобуса:

– Привет, Николаич! Давненько не виделись. Я у тебя посижу в автобусе, а то на улице холодает. Замёрз. Погреюсь тут у тебя.

– Здорово! Давненько, давненько не виделись. Смены, видать, не совпадали. Я сегодня за Маркова работать вышел, он ногу сломал.

– Повезло Маркову. Теперь месяц, как минимум, проваляется. Самая слякоть пройдёт, а там и снег выпадет. Всё не такая грязь!

– Что там у вас? – Николаич махнул рукой в сторону самолёта.

– Да не заводится, проклятый, – прогундосил заложенным носом механик, пытаясь согреть трением друг о друга замёрзшие руки. – Масло травит, как они долетят, не знаю! И так отправление на три часа задержали. Груз ждали, да думали, что пассажиры будут.

Водитель приставил к губам указательный палец и, кивнув в сторону ребят, шёпотом произнёс:

– Тише, не напугай пассажиров.

– Тьфу ты, чёрт, – чертыхнулся механик, – спасибо, Николаич за приют, побёг я!

После услышанного, Белозёров и Московченко, не сговариваясь, взяли свои вещи, и пошли к двери автобуса, с твёрдым намерением покинуть этот«гостеприимный» аэропорт. Но в проёме входной двери их встретило мило улыбающееся лицо женского пола, которое сказало:

– Кто здесь на Умбинск, прошу на посадку! Я лечу с вами, по всем возникающим вопросам прошу обращаться ко мне. Проходите в самолёт, и устраивайтесь, где вам будет удобно.

Удирать было уже как-то неприлично. «Герои — милиционеры» побрели к открытой двери самолёта и, как на эшафот, поднялись по приставной лестнице в салон. Почти всё пространство салона было заставленокакими-то огромными картонными коробками. Свободные места были лишь у входа на откидных металлических сиденьях, которые торчали прямо из правого борта самолёта.

Саня и Витька сели на сиденья, а девушка прошла в кабину пилотов. Через пару минут появился экипаж самолёта, состоявший из двух молодых ребят. Они поздоровались и сразу исчезли за дверью кабины пилотов. Ещё минут через пять эта дверь открылась и мужской голос прокричал:

– Мужики, просьба! Когда будем взлетать, придержите коробки, чтобы не разлетелись. Добро?

Дверь в пилотскую кабину осталась открытой, и Белозёров с изумлением наблюдал со своего места, как командир экипажа поставил ногу в чёрном ботинке на огромную педаль, а затем пристегнул ботинок к педали кожаными ремнями, после чего, видимо, перекрестясь, произнёс:

– Ну, Бог не выдаст – свинья не съест. Поехали!

Пассажиры, выполняя просьбу пилота, встали со своих мест и пошли в конец салона, чтобы придержать коробки.

Порулив по взлётной полосе и набрав необходимую скорость, самолёт оторвался от земли и так круто пошёл вверх, что тяжёлые коробки, дружно поехавшие в хвост самолета, прочно впечатли Белозёрова и Московченко в дверь туалета.

– Он что, с вертикальным взлётом? – прохрипел Саня, из всех сил упираясь в коробки руками.

– Одно радует, – услышал он сипение Московченко, – туалет за спиной и мне, кажется, туда уже пора!

Набрав высоту, самолёт так же резко перешёл с почти вертикального положения в горизонтальное, отчего злосчастные коробки разлетелись по всему салону. Их пришлось долго собирать и возвращать на прежнее место.

Выполнив данное лётчику обещание, ребята вернулись на свои места. Витька только, было, раскрыл рот, чтобы что-то изречь, как из пилотской кабины появился второй пилот:

– Ребята, я надеюсь, с вами подробный инструктаж перед посадкой провели? Не надо повторяться?

Объяснили, что конечный пункт следования Чаваньга, а над Умбинском будем только пролётом? У них навигация уже закончилась, садиться нельзя, а мы зимуем в конечном пункте, в месте приписки самолёта — Чаваньге. Я вам перед самым отделением от самолёта покажу, куда пристегнуть карабин вытяжного фала парашюта, а то сами не найдёте. Ну и минут за пять предупрежу, чтобы были готовы.

Вы за технику безопасности расписывались? Не расписывались?

– Опять? – вскочив со стула, заверещал Витька. — Он чё, не врал?

– Уважаю парашютистов…- тихо выдохнул Белозёров, вспомнив старенького дворника, убиравшего листья.

– Вы о чём, ребята? – не понял лётчик, — Ладно. Вон два парашюта стоят в углу, вы пока примерьте их, а я потом посмотрю, чтобы всё было правильно и, если надо, потренируемся. Да чё вас учить, и так вижу – мастера! Десантура! Молодцы! Уважаю! Пойду, журнал принесу, распишитесь, а то мало ли что…– пилот многозначительно подмигнул ребятам, развернулся и скрылся в кабине, закрыв за собой дверь.

– Сань, да что же это такое? Что за день сегодня? Нет, нет, сейчас я проснусь рядом с тёплой, моей любимой Кларой, и всё будет хорошо. Хорошо! Пусть она лучше убьёт меня за измены, а это только сон. Всё, больше ни одной бабы, ни одной бабы, а это только сон. Это только сон. – Московченко бухнулся на сиденье и закрыл глаза, изобразив на своем лице что-то типа улыбки парализованного человека.

– Да, нет! Тут что-то не то. Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий, — повторил свою обычную поговорку Белозёров и подошёл к парашютам, внимательно их осматривая. – Вить, вот козлы, а? Посмотри. Это же рюкзак спортивный, «Ермак» называется, у моего приятеля такой есть. Удобная вещь и на парашют очень похож. Это они нас, «чайников нелетучих», так разыграть решили! Ну, тогда держитесь! Я вам сейчас устрою Пёрл-Харбор, сорок первый год. Всё! Таких чёрных шуток прощать нельзя. Свистать всех наверх, по местам стоять, с якоря сниматься! Так, быстро в туалет, – Саня хватает Витьку за шиворот и, подняв с кресла, проталкивает его в тесное помещение туалета.

– Чё делать-то? – заговорщески шипит Московченко.

– Ничего, сам сориентируешься, оставь только щёлку в дверях, — Белозёров пропихнул к Витьке в туалет один из рюкзаков.

– Понял! – заржал Московченко, взял рюкзак и прикрыл дверь туалета.

Выждав ещё с полминуты, Саня подошёл к выходу из самолёта и что есть силы громко пнув дверь ногой, упёрся в неё двумя руками.

Почти сразу дверь кабины пилотов распахнулась, и из неё выскочил второй пилот:

– Что у вас тут творится, коробки развалили?

– Да, нет, – Саня делает вид, что тяжело, с трудом отходит от двери и, показывая на неё рукой, говорит. — Еле закрыл этот лючок, что же Вы сразу не объяснили, что да как. Мы же не летучие обезьяны!

Лётчик оглядывает салон и, не обнаружив одного пассажира и одного рюкзака, бледнеет прямо на глазах, слегка приоткрыв рот.

Не давая пилоту опомнится, Белозёров продолжает его добивать:

 

– Витька — придурок, ну чисто придурок! Напялил на себя парашют и решил посмотреть, как дверь открывается. Вот ему это надо было? Вы скажите! Как будто бы нам её перед прыжком, что ли, не открыли? Идиот! Что-то там дёргал, дёргал, дёргал, ну и… Я потом еле закрыл этот лючок. Хорошо, он хоть парашют надел, не знаю только, правильно или нет?

Вы же не успели его проверить. Наверное, надо сообщить, что в Умбинске теперь будет десантироваться только один парашютист. Я! – Саня выпячивает вперед грудь, но потом, будто вспомнив о чём-то страшном,«сдувается» как резиновый шарик и, схватившись руками за голову, уже тише говорит,

— А как же Витька теперь добираться будет? А вдруг он на дереве повиснет? А у него даже ножика нет. А вдруг в озеро упадет, а он без спасательного жилета! Про него, наверное, тоже надо сообщить? Да? Да? Ему же ещё и парашют куда-то надо сдать, имущество-то казённое. И вещи его здесь, там еда, деньги, документы. А что я Кларе скажу, она же и меня и вас всех поубивает, в лучшем случае, затаскает по судам. Не знаю, не знаю, не знаю, а… может он и вообще…А? А? Ааааааааа….- Белозёров делает большие глаза и орёт – Я прыгать не буду, можете меня прямо сейчас здесь убить! Всё равно я до земли не долечу. Мама, мамочка, мамуленька!!!

Закончив монолог, сыгранный с полным вживанием в роль, Саня многозначительно замолк, уставившись на дверь туалета, за которой послышалась какая-то возня. Лётчик, превратившийся в каменную статую ещё в начале Саниного выступления в театре одного актера, тоже перевёл взгляд на дверь.

В медленно открывающуюся железную дверь с трудом протискивался большой «парашют» — рюкзак на ножках.

От инфаркта «летуна» спасло только то, что рюкзак повернулся и превратился в Московченко, который, пятясь задом, выполз из туалета с рюкзаком на спине. Как Витька ухитрился напялить его на себя в крохотной кабинке туалета, так и осталось загадкой.

Не обращая внимания на пилота, Витька серьёзно посмотрел на Белозёрова и сказал:

– Ты был прав, Александр, зря тебя не послушал, зачем я стал эту дверь открывать? Хорошо хоть за хвост самолёта зацепился, а потом пролез обратно через туалет.

С парашютом, правда, были проблемы, большой, гад, хотел даже выбросить! Но не смог, имущество-то казённое.

Пилот какое-то время смотрел на Витьку стеклянными глазами, потом, постепенно «переварив» ситуацию, пришёл в себя, вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб и выдохнул:

– Фуу…у! Артисты! Да, шутка моя удалась! Только вот в начале думал, что обделаетесь вы, а не я! Извините, мужики, признаю, счёт один-ноль, в вашу пользу! – и, уже не подмигнув, как в прошлый раз, ушёл на свое рабочее место.

Через минуту из кабины пилотов послышался громкий смех командира самолета и стюардессы, и в проёме двери на секунду появилось и исчезло её смеющееся лицо.

– Доложил «обделанный», видимо, командиру, что тут был за шум, – сказал изрядно повеселевший Витька, — Шура, давай перекусим, а то я ещё в аэропорту есть захотел, да посадку объявили. А после всех этих переживаний у меня скоро начнется «медвежья болезнь» и пища явно понадобится!

– Вить, ты что, ненормальный? Ты когда-нибудь летал на таких самолётах? А мне приходилось в армии, когда срочную служил.

– А что?

– Да ничего, скоро узнаешь! Жди лучше свою медвежью болезнь…

Их пререкания перебил звонкий девичий голос, раздавшийся из кабины пилотов и различимый даже сквозь шум мотора:

– Мальчики, кофе будете?

– Слава Богу, остались еще в этом самолёте добрые люди – сказал Витька, встал со стула и пошёл к кабине пилотов.

– Спасибо за кофе, милая девушка! – крикнул он – Вы меня просто спасли, большое спасибо.

В проёме входной двери появилось женское лицо, равнодушно взглянувшее на Московченко:

– Это я не Вам, молодой человек. Кофе только для членов экипажа, а пассажирам оно не положено.

Да, да! Она так и сказала про кофе — «оно». Белозёров засмеялся и чтобы хоть как-то успокоить Витьку, рассказал ему старый анекдот.

СТАРЫЙ АНЕКДОТ

Один парень мечтал поступить в литературный институт, но на экзамене провалился. Чтобы не терять зря время, он устроился барменом в дом литераторов и, когда не было посетителей, усиленно штудировал русский язык и грамматику.

Через неделю работы он просто впал в депрессию, потому что все литераторы и поэты, заказывая кофе, говорили:

– Одно кофе, пожалуйста!

Парень уже решил уволиться, когда в кафе зашел известный поэт, представитель одной из южных республик Кавказа. Он подошёл к стойке бара и сказал:

– Один кофе, пожалуйста!

 «Наконец-то, хоть один грамотный человек в этой богадельне», – подумал бармен, и тут же услышал продолжение заказа:

– И один булька с маком.

Посмеявшись, анекдоты стал рассказывать Московченко, но они были такие старые, что Саня, слушая его вполуха, начал дремать.

Из состояния дрёмы его вывело ощущение, что он примёрз задом к сиденью. Ощущение не оказалось обманчивым, когда он открыл глаза, Московченко уже стоял рядом, активно растирая руками заднее место, и громко причитал:

– Какой такой дурак придумал в самолёте железные стулья?! Температура — то за бортом минусовая, стулья вместе с корпусом самолёта остывают. Пилотам-то тепло, у них там кожаные кресла и электропечка, а нам как?

Сидишь на этом стуле, и кажется, будто вместе с теплом в небо и душа отлетает. — Поворчав немного, он с возгласом – А пошли бы они все нафиг, — снял сверху одну небольшую коробку и уселся на неё. Белозёров последовал его примеру.

К этому времени в кабине пилотов стюардесса уже разлила кофе и приготовила бутерброды.

Закончив с приготовлением еды она, держа в одной руке бутерброд, а в другой кофе, протянула их пилоту. Тот, не долго думая, бросил штурвал самолета и взял предложенное кушанье. Самолёт, оставшийся без управления, резко ушёл вправо и ухнул в воздушную яму.

– Ахххх…..! – только и вскрикнули ребята, восстанавливая дыхание после резкого падения.

– Сань, да они совсем обезбашенные! – прошипел Витька. – Летая на этой этажерке, совсем уже смерти бояться перестали!

Грустно вздохнув, он посмотрел на Белозёрова глазами больной собаки и продолжил:

– А кофейку бы всё-таки не помешало!

Выправившийся, было, самолёт после этих его слов, как по мановению волшебной палочки, снова уходит вниз. Эти «падения» продолжаются с промежутками примерно в одну минуту.

– Они там кофе-то с коньяком пьют, что ли? – возмущению Витьки не было предела. – Чё это такое?

– Воздушные ямы!

– Вот, бардак! На земле дороги г…но и в небе тоже всё в ямах! Всё. Мне худо…

– А ты кофейку у девочки попроси, скажи, что умираешь, ха-ха-ха …,- через силу захихикал Белозёров.

– Сейчас стошнит, – Витька откинул голову и закатил глаза.

Витьку спасло лишь то, что болтанка неожиданно закончилась. Самолёт пошёл на посадку и через пять минут, после небольшой трясучей пробежки по взлётной полосе, остановился на краю аэродрома.

– Ну, вот и всё! – Московченко первым схватил сумку и одним прыжком, как кот, выпрыгнул из самолёта. Следом вышел Саня.

Их должны были встретить, но никого не было.

– Вышли мы с Григорием на перрон, и у нас создалось впечатление, что нас здесь не ждали. Нормально, Григорий? Отлично, Константин! – процитировал Витька знаменитого юмориста Жванецкого.

– Да, отлично, Константин! Надо искать, где тут менты живут, – продолжил Белозёров.

– А вы чего с вещами вышли? – промурчал за их спиной женский голос, – Это не Умбинск, нам дали команду сесть в Кировске и забрать ещё людей.

– Господи, это не кончится никогда! – Московченко обречённо бросил сумку на землю и плюхнулся сверху, – Опять курить?

– Здесь нельзя, отойдите от самолёта вон туда и там можете покурить минут двадцать, пока загрузят почту и людей, — опять промурлыкала киска в пилотке и скрылась в проёме двери.

Как и водится на Руси, курить пришлось значительно больше, чем двадцать минут и, замёрзнув, ребята вернулись в салон самолета. Там уже сидели две молодые женщины.

На застеленных газеткой коленях они раскладывали бутерброды с сёмгой и красной икрой, намереваясь видимо плотно поесть перед дальней дорогой.

– Девушки, вы, вероятно, никогда не летали на таких самолётах? – поинтересовался Витька, расплываясь своей голливудской улыбкой – Я бы вам категорически не рекомендовал кушать перед полётом.

На этот раз Витькино обаяние на провинциальных женщин не подействовало, и он услышал:

– Пошёл, ты… Сам найдёшь куда или показать!

– Фи! Прро…ввинция! Какое бескультуррь…еее, – проворковал тот, с французским прононсом. — Ну, моё дело предупредить, – Витька отошёл и сел рядом с Белозёровым на ящик возле кабины пилотов.

– Лучше бы нам отдали рыбу, мы бы хоть помянули их вечером добрым словом. А так – всё псу под хвост. Обидно! – ворчал он.

– Самолёт заправили, а туалет нет. Надо же и его покормить, – добавил Саня и отвернулся, чтобы не видеть еды, потому что сам вдруг жутко захотел есть.

Девушки поели и, вытерев о газеты руки, сидели, разглядывая народ, прибывающий в самолёт.

Народу в самолёт набилось достаточно много, поэтому пришлось изрядно утрамбоваться на откидных «креслах». Саня и Витька уступили свои железные сиденья девчонкам, а сами предусмотрительно остались сидеть на ящиках возле кабины пилотов.

Потом самолёт взлетел и, для вновь прибывших, сначала повторилась прикольная история с «придержите немного коробки при взлёте», а потом с обморожением задних мест.

Ребята, уже прошедшие эту школу, делали вид, что ослепли и оглохли и только тихо вздрагивали от смеха, украдкой вытирая слёзы. Жизнь вроде налаживалась.

Когда «развлекуха» закончилась, и все опять расселись на свои места и«утрамбовались», Саня крепко уснул, прислонившись к краю открытой двери пилотской кабины. Из кабины шло тепло. Лётчики, похоже, решили не закрывать ее, чтобы не поморозить пассажиров. И на том спасибо.

Проснулся Саня от того, что его трясла за плечо одна из девиц, евших перед взлётом красную икру и рыбку. Она стояла перед ним, вытаращив глаза, как рыба, вытащенная из воды, и, словно попугай, повторяла одно слово:

– Пакет! Пакет! Пакет! Пакет…ттт.

Саня осмотрелся, ничего не понимая спросонья, и увидел у себя под ногами большой пакет с почтой, который, вероятно, упал, когда они взлетали.

– Да, да, сейчас уберу, – он взял пакет и забросил его наверх на картонные коробки.

– Пакет, пакет, пакет…! – продолжала, как заклинившая граммофонная пластинка, монотонно бубнить девчонка, ещё больше выпучив глаза и прикрыв рот ладошкой.

– Да вроде нет больше пакетов, – Белозёров ещё раз посмотрел на пол и сел на свой ящик.

В этот момент Витькина тень метнулась мимо него к кабине пилотов. Дотянувшись до двери в пилотскую кабину, он вытащил из кармана, расположенного в двери, серый гигиенический бумажный пакет. Быстро отдал его девчонке и отскочил от неё в сторону.

– Да её просто укачало! – заорал он – Держи пакет, не расплескай!!!

Что произошло потом, описывать нет необходимости. Когда едешь по нашим воздушным дорогам, такое может случиться с каждым мужиком, а не только с женщиной.

– А ведь я Вас, мадам, предупреждал, – укоряюще вещал Витька, – не летали Вы на наших суперлайнерах.

Девушка только закатила глаза и махнула свободной рукой, продолжая прижимать пакет ко рту.

Кажется, инцидент был исчерпан и все опять расселись на свои места. Но не тут-то было! Смрадный запах стал распространяться по всему салону, и буквально через две минуты все гигиенические пакеты были разобраны пассажирами.

Подружке первой пострадавшей пакета не досталось, а «джентльмены», успевшие схватить по пакетику «на всякий случай» скромно потупили глаза, сделав вид, что они ничего не понимают. Тогда, решив добежать до туалета, она резко вскочила с сиденья и чуть не упала на пол, так как подол её длинной юбки кто-то крепко держал.

С криком: «Отстань, дурак, убью!» она правой рукой сильно рванула юбку, и… большой кусок ткани остался висеть на кресле, а разошедшиеся швы обнажили стройные ножки в ажурных чёрных чулках. Ай! Оказалось, что часть подола длинной юбки пассажирки, обмотавшись вокруг ножки железного кресла, насмерть примёрзла к этому «чудному» произведению человеческого разума.

Из туалета девушка больше не появилась до самой посадки, пытаясь хотькак-то отремонтировать юбку и прикрыть свою наготу.

А когда «Мисс ажурные чулочки» опять появилась на людях, её юбку украшали две дюжины канцелярских скрепок. Где она их взяла в туалете самолёта навсегда останется тайной…

Как садился самолёт, как бесконечно долго рулил по взлётной полосе, все«отравленные газами» помнили уже очень плохо. Высадка в Умбинске проходила стремительно, как десантирование парашютистов, в считанные мгновения. Из проёма двери сначала вылетал чемодан или сумка, а следом выпрыгивал счастливый пассажир зажимающий рукой нос!

Любвеобильный Витька, оказавшись на твёрдой земле, тут же забыл о данном в полёте обещании «больше никаких баб».

Он предлагал новоиспеченной «Мисс ножки аэрофлота» и её подруге всяческую помощь, но был опять посланкуда-то, значительно дальше Умбинска, после чего сразу успокоился, но немного погрустнел.

На аэродроме, не смотря на все задержки рейса, ребят всё-таки ждал встречающий — местный опер Женя, который и повёз их устраиваться на ночлег.

По дороге Женя достал из куртки маленькую бутылку коньяка и предложил выпить за мягкую посадку. Это было последней каплей в стакане всего пережитого. Витька тихо застонал и, открыв на ходу боковую дверь автомобиля, смачно отправил свой непереваренный завтрак на дорогу, после чего повернулся к Белозёрову:

– Шура, ты можешь меня убить, но самолётом домой я не полечу!

Саня, державшийся из последних сил, закрыл глаза и выдохнул:

– Одобряю…ю! — и тоже открыл боковую дверь машины…

Поселили прибывших командированных в маленькой комнате управления порта, проход в которую был через учебный класс под табличкой «Техника безопасности». Обшарпанные стены, две кровати, покрытые синими армейскими одеялами, небольшой стол – вот и вся обстановка. А единственное в комнате окно было почему-то наглухо заложено красным кирпичом.

Женя, который их встречал, принёс с собой немного привычной для этих мест закуски — бутерброды с красной рыбой и маленькую бутылку коньяка. Они выпили по рюмке, через «не могу», после чего Женя ушёл, предварительно обговорив их действия на завтра, а ребята рухнули на кровати и мгновенно провалились в глубокий сон, при этом Витька даже не удосужился снять ботинки.

Утром, быстро перекусив, Белозёров и Московченко поспешили в посёлковый отдел милиции, где представились местному начальнику, плотному седому полковнику, с шикарными, на пол лица, усами.

– Звонил, звонил ваш начальник! К обеду всё организуем, а пока погуляйте по посёлку, подышите воздухом. Такого воздуха нет нигде. Места у нас замечательные!

Ну, дышать, так дышать. Ребята вышли на улицу. Для людей, которым уже приелись плоды цивилизации, Умбинск, и правда, был посёлок замечательный. Чистый воздух, кругом вода, очень много воды, и деревья высокие, не такие, как в Мурманске. А это что значит?

Есть рыбалка, охота, грибы, ягоды. Только работы нет, ну так исторически сложилось.

Ребята бесцельно брели по центральной улице. Саня вдруг остановился и стал озираться вокруг, как будто что-то потерял.

– Вить! Я что, оглох? Или тут подвох какой-то? – затопал он ногами, стоя на месте. – Я совсем шагов своих не слышу!

Московченко добродушно засмеялся:

– А ты под ноги посмотри, тут же сантиметров пять чистых опилок. У них же свой деревоперерабатывающий комбинат. Вон, ты глянь, центральная улица деревом вымощена.

Улица действительно была деревянная, с аккуратной, приподнятой по уровню, деревянной пешеходной дорожкой — тротуаром. Чудеса!!!

Потом были три дня напряжённой работы, поездка на рыбалку и вечерние посиделки на берегу реки, с анекдотами, ментовскими байками и наваристой ухой. До жареной рыбы, как водится, дело так и не дошло.

Плут Московченко умудрился, несмотря на загруженность трёх рабочих дней, и «больше никаких баб», познакомиться с секретаршей начальника местного порта, весьма милым созданием по имени Галюся, и последние два дня не ночевал дома, чем, конечно, не расстроил Белозёрова, но очень огорчил начальника порта.

«Эх, Витька, Витька! Если не догонит тебя бандитская пуля, или чей-торевнивый муж, не дай Бог, то половник Клары рано или поздно, но познакомится с твоей дурной головой, — думал Белозёров, собирая свою и Витькину сумки в обратную дорогу. – А если из-за твоих баб и с моим здоровьем что-то случиться, тьфу, тьфу, тьфу…, я сам ей этот половник подарю, а лучше увесистую кувалду»…

Утром Женя принёс билеты на автобус и долго, вместе с Галюсей, махал вслед рукой. Когда автобус уже отъезжал от остановки, Саня заметил странные манипуляции Московченко, который одну руку приложил к уху, а другой будто крутил диск телефона. Проследив траекторию Витькиного взгляда, Саня увидел возле фонарного столба стройную блондинку в кожаной, чёрной куртке и зелёном шарфе, сильно напоминающую начальника канцелярии местного отдела милиции.

«Вот, котяра мартовский!!! – подумал Белозёров, — Ведь был же в местном магазине молоток для отбивания мяса, надо было сразу купить его в подарок Кларе, тем более, что у неё скоро день рождения»…

В Кандалакше ребята сели в поезд и к вечеру следующего дня были в Мурманске. Перед отходом поезда, с местного переговорного пункта Саня пробовал дозвониться домой, но связи, как назло, не было.

«Ладно. Пусть сюрприз будет, – подумал Белозёров. – Заодно и жену проверим на верность».

В Мурманске на вокзале, попрощавшись с Витькой, Саня сел в автобус и через тридцать минут был дома. Поднявшись на лифте на шестой этаж, он подошёл к своей двери, под счастливым номером «69», и позвонил. За дверью послышались какие-то шорохи, но дверь не открылась. Он позвонил ещё раз.

– Кто там? – услышал он голос жены.

– Телеграмма, – пошутил Саня.

Дверь не открылась. Саня начал волноваться и позвонил ещё раз.

– Кто там? – опять спросил голос жены.

– Да, телеграмма же, открывайте быстрей, а то уйду.

– Бросьте телеграмму в почтовый ящик. Я утром заберу.

– Ладно, Никуся, это я! Открывай.

– Кто это, я?

– Да я, Саня! Приехал.

Щёлкнул замок, и дверь чуть-чуть приоткрылась.

– Саня? А я тебя не ждала. Проходи… – Никусин голос выражал полную растерянность.

– Интересное кино, чем это я провинился, что жена не ждёт из командировки мужа?

Белозёров чмокнул в щёчку жену, прошёл в квартиру и снял ботинки. После чего зашёл в комнату, а потом на кухню. Никого из посторонних нет.

– Ну, и почему же жены не ждут своих мужей из командировки? – спросил он, внимательно глядя на Нику.

Никусик смущённо замялась:

– Будешь смеяться, но ты же не сообщил, когда вернёшься, я и позвонила в аэропорт, спросила, когда будет рейс с Умбинска. И что ты думаешь, мне ответили? Что в настоящее время летняя навигация лёгкой авиации успешно завершена и ближайший рейс с Умбинска будет…ВЕСНОЙ!!!

Хохотали они оба до «коликов». Пили чай и ели бутерброды с красной рыбой. Белозёров так и не вспомнил, когда и кто засунул их ему в сумку перед отъездом из Умбинска. Вероятнее всего, «опер» Женька.

«Хорошие всё же люди живут в «глубинке», не то, что в областных центрах, не говоря уже о Столице», – думал Саня, начиная расслабляться от горячего, сладкого чая.

Автор: Александр Шемионко, Рустория 

Tweet