Вдоль по Шёлковому Пути. Трубопровод, перекачивающий наркотики и болезни. ФОТОРЕПОРТАЖ

…Когда я начал готовиться к этой истории, я неизменно возвращался к Шёлковому Пути, древней торговой сети, по которой когда-то везли специи и роскошные ткани из Центральной Азии в Европу, а сейчас перевозят губящий все героин. Из путевого журнала… 

Из путевого журнала:

Суббота, 28 июня. Путешествие начинается.

Во время работы над репортажем ты превращаешься в добровольного путешественника, – как сказал фотограф Дэн Элдон, «само путешествие и есть цель пути». В большинстве случаев, отправляешься в дорогу в поисках той или иной правды; для меня возвращение в Афганистан и Центральную Азию было словно погружение в водоворот хаоса, попытка найти что-то спрятанное, невидимое. Моя первая поездка в Афганистан стала следствием 11 Сентября, и я пробыл там два с половиной месяца, освещая войну между Северным Альянсом и Талибаном. С каждым днем мы все ближе приближались к туннелю на перевале Саланг, который к тому времени уже был взорван. Мы пытались пройти через него, и всегда натыкались на какое-нибудь препятствие. Для нас оставалось загадкой, что там, по ту сторону туннеля? Когда я однажды спросил об этом своего переводчика, тот сказал: «О, по ту сторону – Шёлковый Путь».

Когда я начал готовиться к этой истории, я неизменно возвращался к Шёлковому Пути, древней торговой сети, по которой когда-то везли специи и роскошные ткани из Центральной Азии в Европу, а сейчас перевозят губящий все героин.

Твой путь похож на извилистую нить, за которую пытаешься уцепиться, и на нем я искал наркотики и болезни. По некоторым прогнозам поток наркотиков через Афганистан и Центральную Азию, может привести к эпидемии заболеваний, передающихся через кровь, таких как ВИЧ и гепатит С. Но, как это обычно бывает, что здесь правда и что – слухи? Оставалось только поехать туда и выяснить. В конце концов, так я и поступил.

Дорога из Парижа через Дубай вконец меня вымотала и я чувствовал себя полностью потерянным. Юрий Козырев сообщил мне по е-мэйлу, что в Кабульском Международном Аэропорту, на стоянке «С» меня будет встречать его бывший переводчик и помошник, Мухиб. Он и его водитель, Фида, бывший боевик из Талибана, приехали в белой Тойоте Каролла, похожую на те, которые обычно используют террористы-смертники и талибы (с тех пор как американские солдаты поняли это, они регулярно обстреливают такие белые Кароллы). В моей маленькой команде были Нина Альварез, – независимый режиссёр-документалист, и наш ассистент, А. Дж. Вильгельм.

После краткого первого знакомства нас отвезли в гостиницу и за чаем мы обсудили наш план работы. Прежде всего, Мухиб рассказал о своих идеях по поводу сегодняшней программы. Во-первых, Нина должна переодеться, чтобы выглядеть «как местная». Потом он объяснил мне, как он видит нашу совместную работу.

Мухиб:

«… Когда я встретил тебя в аэропорту, я подумал, что в тебе есть какая-то дикость, твои глаза постоянно что-то искали. Я подумал, что ты – голодный фотограф, будто кто-то охотится за тобой, или ты охотишься за кем-то, – ты постоянно трогал свою камеру, пока мы разговаривали. Знаю, что работа с тобой может стать проблемой для меня, и в тот момент я не понимал, что ты хочешь от меня и работаешь ли ты под «прикрытием». Я думал об этом репортаже, о трубопроводе наркотиков и о том, что тебе, возможно, нужно будет стать невидимым. Я думал о том, что ты писал мне в е-мэйлах и выбрал место для начала твоего репортажа. Это место, в котором я бывал много раз, но для тебя оно новое. Я приводил туда и других, в этом месте живут наркоманы и оно называется Русский Культурный Центр. Думаю, есть два вида фотографий о наркоторговле: положительный и отрицательный. По мне, Русский Культурный Центр – это концентрация всего негативного – то есть как раз то, чего хочет увидеть большинство журналистов».

Первое впечатление от «культурный центр» – это как если бы я спустился в ад. Моей первой мыслью было, что люди на которых я смотрел, сошли с картин Иеронима Босха. Я спросил Мухиба, приводил ли он сюда других журналистов.

Мухиб:

«Да, двух журналистов до тебя: корреспондента из «Observer» и русского фотографа. Я привел тебя сюда, потому что здесь перед тобой очень ясная картина. Очень легко понять проблему и её происхождение. Выращивание опиума – её первый исток, а другой – контрабанда. Наркозависимость – это реальность людей, живущих в «культурном центре», но наркозависимость – не наше изобретение, оно пришло из-за границы. Эти люди, живущие здесь, в «культурном центре» – афганцы, но свою зависимость они привезли, вернувшись из других стран.

Они прибыли в Афганистан как беженцы и пришли в Кабул, чтобы улучшить свою жизнь. Беженцы, живущие в Пакистане и Иране, поверили, что Талибану конец и что США и неправительственные организации помогут создать новые возможности для работы и жизни, поэтому они и пришли. Но правительство не смогло предоставить им жилья, и многие остались в Русском Культурном Центре. Наступала зима, а здесь не было ни электричества, ни проточной воды, ни туалетов. Это место было похоже на домом для привидений. Но многие пытались жить здесь: семьи с детьми, мужчины и женщины, живущие все вместе. В конце концов, беженцы покинули его, так как оно стало воспроизводящей саму себя ловушкой для наркоманов. В Кабуле терпимо относятся к употреблению наркотиков, и Русский Культурный Центр оказался подходящим местом, чтобы жить здесь и покупать наркотики. Думаю, многие из живущих здесь инфицированы ВИЧ и гепатитом С».

9 вечера, суббота, 28 июня.

Итак, сегодня мы приехали в Кабул и наш переводчик Мухиб привёл нас в место под названием Русский Культурный Центр (РКЦ), бывший русский театр в Кабуле. Сейчас здесь прячутся наркоманы, ютящиеся в тёмных дырах. «Эй, мистер, могу уколоться для вас за 5 долларов?», – говорит молодой наркоман. На секунду я задерживаю взгляд на их лицах и они кажутся мне оскаленными черепами. Я захожу в комнату, где темно как в безлунную ночь.

Люди, которых я вижу, похожи на животных, запертых в клетке. В какой-то момент я чувствую полное отвращение к себе за попытку фотографировать это, но я стараюсь думать о том, что может быть кто-то увидит эти фотографии и что-нибудь сделает. Обходя другие комнаты, я чувствую, как все глубже погружаюсь в ад. Я напоминаю себе мысль с которой всегда начинаю снимать – когда нажимаешь кнопку затвора ты задаёшь вопрос, и есть надежда, что фотография будет ответом. У каждой истории есть свой ритм, подобный тропе, по которой нужно следовать, но это место такое тёмное, что я не знаю, смогу ли я увидеть её.

Статистика:

– РКЦ посещают свыше 600 зарегистрированных потребителей наркотиков

– 250 колются

– 350 едят или курят опиум

– многие из них живут в РКЦ

– это бывшее место для студентов, разрушенное гражданской войной; с приходом к власти Талибана в 1989 и до освобождения Кабула РКЦ оставался заброшенным, а примерно полтора года назад был захвачен наркоманами, которые окончательно разграбили его.

Воскресенье, 29 июня, утро.

Мы отправились в Санг Хамадж, специальное место для наркозависимых женщин. Директор, доктор Турпакай, показала нам 20 кроватей и рассказала мне, что у неё два работающих доктора и аппаратура для реабилитации. Все доктора – женщины. В первый год работы они вылечили 400 женщин и 12 детей, из которых снова начали употреблять наркотики только 12. В Афганистане проблематично отслеживать наркозависимость и сопутствующие ей болезни у женщин, потому что они скрывают свою зависимость, употребляя наркотики дома.

Они не околачиваются в таких местах, как РКЦ и не покупают наркотики на улицах. В их мире всё – секрет. Я получил разрешение от доктора и пациентов сфотографировать их и взять интервью. Это редкий случай. Первыми людьми, которых я интервьюировал были 13-летняя девочка по имени Гюльапи и её мать Сабарех, которая вовлекла в свою зависимость дочь. Гюльапи ела и курила гашиш. Её мать заставляла её попрошайничать и воровать, чтобы добыть деньги на наркотики для них обеих. Врачи хотели, чтобы девочка пошла в школу-интернат и не возвращалась к матери. Сабарех 40 лет. Она сейчас живёт в Кабуле, а её муж был убит во время войны в Герате. У неё есть сын, живущий в Иране. Когда она жила в Герате, другие женщины-наркоманки приучили её к наркотиками. Сначала она стала курить гашиш, затем перешла к опиуму, а позже – к героину.

Она курила его с фольги, а потом её дочь стала подражать матери и делать то же самое. Однажды у неё была передозировка во время курения, от этого возникли проблемы с грудью и желудком. Гюльапи помогла доставить её в госпиталь, откуда их и послали в эту клинику, поняв, что они обе наркозависимые. Казалось, на Гюльапи действует лечение, но её мать собиралась вернуться к наркотикам, поэтому Гюльапи и не советовали возвращаться к матери. Но Гюльапи предана матери, так что это пустая затея.

Понедельник, 30 июня, вечер.

Сегодня мы ходили в NEJAT, реабилитационный центр для мужчин-наркоманов, основанный в 1991 году в Пакистане, под управлением доктора Тарика Сулеймана. Они занимаются программами и консультациями, помогающими осознать вредные последствия употребления наркотиков, такие как ВИЧ, гепатит и т.д.

Пациенты посещают занятия, они обеспечены едой и чистыми ваннами, им показывают фильмы, посвящённые самосовершенствованию. Иногда до 40 пациентов приходят на занятия. В центре проводится 15-дневная программа, во время которой клиенты живут там, круглосуточно получая лечение и медикаменты. Уровень рецидивов очень низкий, по сравнению с 80% уровнем рецидивов после остальных программ такого типа. Когда мы приехали, у них шли занятия. Люди играли на музыкальных инструментах и танцевали – часть оздоровительной программы.

Некоторые из пациентов раньше воевали за северный альянс. Один из них, Мохаммад Мустафа, был из Ирана. До войны в Афганистане он был полицейским инструктором. Учился в Иране, и часто задерживался допоздна – любил поболтать с друзьями, и так начал употреблять наркотики. Он приехал в Афганистан, чтобы сражаться на стороне Северного Альянса, потому что его родственники были афганцами. После войны он добрался до Кабула, пытаясь избавиться от своей зависимости, которую скрывал, пока воевал, но понял, что его зависимость стала еще сильней.

Другой боец по имени Мохаммад Касим был танкистом в Северном Альянсе. Перед войной он был мясником. Воевал за Масуда, но был серьёзно ранен в спину и лодыжку. Приехал в Иран за медицинской помощью, там его лечили с помощью болеутоляющих средств и он подсел на них. Он уверен, что программа его исцелит.

Вторник, 1 июля.

Мы вернулись в РКЦ ранним утром, там я планировал провести весь день. Мне рассказали, что там были комнаты, где мёртвые тела лежат уже 5 дней, но когда мы туда пришли, в нас стали бросать камни. Один из наркоманов вышел к нам, и рассказал, что они злы на из-за полицейских, которые пришли и нашли мёртвое тело, но вместо того, чтобы убрать его, они приковали его наручниками к живому человеку и сказали, что вернуться за ним следующим утром. В конце концов группа наркоманов привела живого человека скованного с трупом в полицейский участок, где наручники сняли, но сказали им отнести труп обратно в центр. Мы растерялись и решили идти в Министерство Здравоохранения, чтобы как-то решить проблему с этими покойниками.

В Министерстве Здравоохранения нам выдали письмо от их представителя по связям с общественностью, доктора Адаба, в котором он написал: «Пожалуйста, помогите этим журналистам». С ним мы пришли в центральную больницу, но нас не пустили. Позже две работающих там женщины вышли к нам, сказали охране пропустить нас внутрь и разрешить нам с ними поговорить. Доктор Хуссния и доктор Разия Рахт работали здесь пять лет, даже при Талибах.

Они объяснили, что кажется, в РКЦ началась вспышка ВИЧ. Они сами провели 12000 тестов ВИЧ в Кабуле, из которых 400 оказались положительными. Причина, по которой они согласились говорить с нами, состояла в том, что правительство не желало, чтобы эти данные стали публичным достоянием. Так, собираясь выяснить, что это за мёртвые тела в «культурном центре», мы обнаружили нечто гораздо более мрачное.

Они рассказали историю беременной женщины, которая нуждалась в послеродовой операции. Ей перелили заражённую кровь, и она была инфицирована ВИЧ. Доктора объяснили, что наркоманы сдают заражённую кровь, потому что получают за это деньги, и именно это привело к заражению женщины. Есть данные и о том, что в их банке крови содержится вирус гепатита С.

Мы закончили день на горе Кох-и-топ, откуда виден весь Кабул. Виден был отсюда и «культурный центр».

Среда, 2 июля.

Сегодня, после долгих переговоров в Санг Хамадж, мне позволили пойти с одним из докторов навестить пациента за пределами клиники. Я встретил женщину из Шарикара, которая курила (опиум) пять лет. Во время войны она была беженкой в Пакистане, где у неё было много проблем. Она не могла уснуть и из-за этого начала принимать таблетки. Через некоторое время они перестали действовать, она перешла на другое лекарство, а в конце концов – на героин.

Она рассказала нам, что её мозг постоянно «в огне» от жажды наркотиков, но она уверяла, что ни один из её детей не стал наркоманом. Один из её сыновей работает в булочной и приносит ей хлеб. Его зарплата – 120 афгани в день. Из них на наркотики она забирает 60 афгани и плюс еще деньги, которые собирают другие её дети, нищенствуя на улицах. Она делит дом с другими людьми и из-за соседей не может курить, но ей до смерти хочется.

Пятница, 4 июля.

Мы выехали рано, но в этот день хоронили министра, поэтому въезд в город был закрыт и мы не могли попасть к наркоманам. Вместо этого я фотографировал кладбище Шуха-да Салим, куда обычно приходят наркоманы, но сейчас там никого не было. Мы пошли в Цветочное Кафе.

Вечером мы навестили бывшего командира талибов Муллах Абдул Саляма Рокети. Он воевал против русских и прославился, тем, что подбивал русские вертолёты и танки ракетами. Все чего он хотел от жизни – это мира в Афганистане, но началась гражданская война. Он устал воевать, но присоединился к Талибану, став командиром, правда не на передовой.

Он отвечал за военный гарнизон Джалалабада. После войны, когда США и Карзай пришли к власти, он приехал в Кабул и хотел помочь в его восстановлении. Он стал представителем своей провинции в парламенте и говорит, что Талибан – не единственная группа, вовлеченная в транспортировку наркотиков за пределы Афганистана. Он объяснил, что и правительство, и заправилы наркобизнеса, и Талибан – являются частью этой проблемы. 60% торговли наркотиками контролирует правительство, и только 20% Талибан.

Простой торговец наркотиками может вывезти 10 кг наркотиков из страны, но с помощью правительства он сможет вывезти 1000 кг. Талибан несёт ответственность за расширение плантаций мака. Командир утверждал, что люди, отвечающие за решение этой проблемы, имеют веские основания оставлять её нерешенной. Если правительство предпримет серьёзные шаги для ареста большего количества контрабандистов, то в итоге им придется арестовать самих себя.

Суббота, 5 июля.

Сегодня мы пошли на окраину города, где дворы на откосах, а на другой их стороне можно увидеть колющихся наркоманов. Между ними и дворами на откосах – огромная мечеть Айейгах. Это одна из главных мечетей Кабула, и сюда ходят все сановники. Когда мы прибыли, наркоманы были разделены стеной на тех кто курит (опиум), и тех кто колется. Каждая из групп считала другую людьми более низкого сорта.

Али, из тех, что колется, позволил мне сфотографировать его, пока он пускал наркотик по вене. Он сказал, что большинство людей попросили бы денег за такое фото, но он думает, что люди, глядя на его фотографию, могут завязать с наркотой. Я спросил его, как он добывает деньги и он сказал «Я живу не в РКЦ, а в отеле». Он получает деньги с земли своего отца, богатство которому приносило выращивание опиума. Тогда я спросил его, почему он приходит сюда, а не остаётся в отеле. Он сказал, что это слишком приватный вопрос, но мне кажется, причина в том, что здесь он покупает наркотики.

Мы прошлись до «курящей секции», которая представляла собой более яркую группу. Они сказали: «У нас бывает только туберкулез, а те, другие подхватывают ВИЧ, но если серьезно, им угрожают и другие напасти, типа малярии. А если москит укусит наркомана, заражённого ВИЧ, он тут же умрет от его ядовитой крови».

Среди них был наркоман, которого называли «Мясник», – он и правда работал за углом мясником, а в перерыве пришел покурить. Его пальцы были в крови – работа такая – но он не стал мыть руки перед тем, как «пыхнуть». Вскоре он ушел к себе разделывать и продавать мясо. Мухиб сказал, что это отличный пример того, что правительство не осознаёт, что на самом деле происходит.

Суббота, 6 июля.

Мы пришли в другой район Кабула, который превратился в гетто для наркоманов и обнаружили там местное сообщество. Я увидел, как один из наркоманов мается в поисках вены, чтобы «ширнуться», и как кто-то позвал парня по прозвищу «Иракец», чтобы тот аккуратно сделал ему иньекцию. Такая неожиданная забота друг о друге поразила меня, что-то прекрасное было в этом. Наркоман по имени Джавад объяснил нам, что они люди, а не животные и что они помогают друг другу, указывая на Иракца, помогающего другу сделать иньекцию.

Понедельник, 7 июля.

В предыдущую ночь я чувствовал себя опустошенным и больным. Я просыпался несколько раз в течении ночи и под утро выглядел не очень-то хорошо, меня знобило. Определённо я был не в порядке и думал, что пора заканчивать со съёмкой. Но несмотря на это желание, я продолжал готовиться к наступающему дню. В 8.30 утра я чистил зубы и только поднес ко рту кружку с кипеченой водой, как вдруг меня ударило взрывной волной от мощной бомбы, взорвавшейся внутри машины смертника возле индийского посольства в Кабуле. 44 человека были убиты и более 100 получили ранения.

Среди убитых была и 35-летняя школьная учительница по имени Шукрийа. Вместе сней погибло трое ее детей, 15-летняя Спогмай и годовалые близняшки Мавой и Миландой. Все они стояли в очереди за визами в Индию на каникулы. У Шукрийи выжили муж Ахмед Шах и дети Анжела (пяти лет) и Карешма (шести лет). В той же очереди стояла 28-летняя Заргона, жена брата Шукрийи. Заргона была ранена, а её двухлетняя дочь Лима убита. Позднее, тем же днём, я пошёл в дом, где находились тела Шукрийи, её детей и дочери её золовки. Все они жили в окрестностях Микрорайона на окраине Кабула.

Четверг, 8 июля.

После мрачной картины похорон, мы решили сделать перерыв и встретились с другими журналистами в Кабуле, чтобы обсудить ситуацию, и это привело к спорам о наркотиках и войне. Употребление наркотиков – это тоже война. Наркозависимые, которые жили в Иране, и покинули Афганистан из-за ужасной экономической ситуации и войны – вернулись сейчас в те же условия, и в них они должны были жить и как-то выживать.

Война с Талибаном – это главный приоритет правительства Карзая, поэтому деньги тратятся на то, чтобы не проиграть войну, а не на то, чтобы помогать людям. Экономический рост и нормальные жизненные условия невозможны для большинства афганцев. Кроме попрошайничества, работы очень мало, – и отчаяние из-за неспособности свести концы с концами и прокормить семью приводит людей к депрессии и посттравматическому стрессу.

Таковы ментальные и эмоциональные условия, которые побуждают людей к «самолечению» с помощью наркотиков. Множество молодых мужчин-наркоманов выросли в Иране – и вернулись в место, которое не могло предложить им радушный приём и интегрировать их в афганское общество. У молодых людей нет возможности учиться в школе или получить профессиональную подготовку – и они быстро превращаются в потерянное поколение.

Наркомания – это и симптом, и последствия психических травм и стресса. Не все пали его жертвой, но это не свидетельство человеческой силы, а свидетельство того, что они просто остались людьми. Афганцы не страдают от посттравматической депрессии, возможно потому, что они не находятся в ситуации ПОСЛЕ травмы – травматическая ситуация продолжается… Я встречал молодых людей, стариков и мальчиков – все они ветераны войны или жертвы войны.

Я встречал женщин, чьи сыновья и мужья были убиты в афганских войнах. Я думаю, что потеря кормильца – это главный факт, – и они остались со множеством детей. Они столкнулись с ежедневным отчаянием поиска пищи, а опиум дешев, он надолго успокаивает их и заглушает невыносимый голод даже у самых маленьких. Но может быть, самая большая боль – это потеря… потеря любимых, потеря семьи.

Возможно, целью должно стать не лечение наркотической зависимости самой по себе – но спасение следующего поколения молодёжи. Им нужны возможности, чтобы к чему-то стремиться, вырваться из порочного круга бед и несчастий прошлого и настоящего.

Среда, 9 июля.

Мы посетили ещё одну клинику, на этот раз для пациентов с психологическими проблемами и наркозависимых – клиника Шефа в Кабуле, под управлением доктора Мусадека Надими. В больнице 30 коек и плата составляет 10000 афгани (200$) за 12 дней лечения. Они не получают поддержки от правительства и успешное лечение удаётся всего в 25% случаев – остальные 75% клиентов возвращаются в наркотикам.

Люди в этой клинике не похожи на обычнымых наркоманов из РКЦ, это другой класс людей, лучше экономически обеспеченных. Они получают поддержку от своих семей, их навещают и приносят свежую одежду, еду и прочее. Это может быть причиной относительного успеха в лечении. Они не одиноки и среди них нет случаев ВИЧ.

Один пациент, называющий себя «Фида» был на каникулах в Кабуле, приехав из Лондона. Ему было любопытно попробовать знаменитый афганский героин и он употребил его с несколькими друзьями. Вскоре он обнаружил, что стал курить много, так много, что это серьёзно обеспокоило его. Один из родственников привел его в клинику. Боясь, что жена в Лондоне узнает о его нынешнем состоянии, он сказал ей, что вынужден задержаться, чтобы оплакать смерть дяди. Когда я фотографировал, человек из Хазары начал паниковать, требуя объяснить, зачем я делаю так много фотографий – «с этой стороны, с той стороны… фотографирование меня – это не помощь». Это частная клиника – никто здесь не хочет, чтобы другие узнали об их наркозависимости.

В полдень Мухибу позвонил один из докторов клиники Санг Хамадж, спрашивая, не хотим ли мы встретится с возможным наркодилером. Она была бывшей пациенткой и время от времени посещала других женщин в клинике. Подозревали, что она приносит им наркотики. Мы встретились с доктором и она отвела нас к дому этой женщины, по имени Стори. Стори 45 лет и она заваривает странный чай, который очень понравился Мухибу от которго он становится очень разговорчивым. Она сказала, что употребляла наркотики 18 лет и что она из афганского Хилманда.

Она не может вернуться туда, потому что её бы убили талибы, так как они подозревали, что она – дилер и что она снабжает наркотиками их жён, превращая их в наркоманок. Доктор предупредила нас перед визитом, что она будет лгать, и что здесь тоже подозревают, что она – наркодилер. Заверяя нас в своей невиновности, она закурила сигарету с гашишем и стала пускать дым доктору прямо в лицо.

Затем она рассказала, что выкуривает 20 сигарет с опиумом, а потом улыбнулась мне и сказала через переводчика: «Я могу достать вам опиум, или гашиш, или что захотите. Я знаю, кто продает хэш и кто продаёт опиум». После этого у нас не осталось сомнений, что она – дилер. Потом пришёл модно одетый человек и начал кричать на неё – «Кто эти люди? Что ты им рассказала?». Она ответила: «Они просто журналисты», и он сказал ей: «Заставь их убраться». И нам пришлось быстро уйти – выглядел он довольно угрожающе.

Мы пошли в клинику Médecins du Monde (МДМ), чтобы встретиться с наркоманами из РКЦ вне их привычного окружения. В клинике договорились с ними об интервью, и они были более открыты и готовы говорить о своей зависимости. Мохмад Мухтар учился в Иране до 12го класса, там он и попробовал опиум. В Иран он бежал от войны. Вернувшись в Афганистан, он вступил в Афганскую национальную армию. Он служил в АНА год на авиабазе в Кабуле, где продолжал тайно употреблять наркотики, пока его семья, живущая в Кабуле, не узнала об этом. Они разорвали его помолвку и это окончательно повернуло его к жизни наркомана. Сейчас он колется три раза в день и пытается держать это в тайне от семьи. Поэтому и живет в РКЦ.

Другой мужчина с красивым лицом, Джавад, заражен гепатитом С. Ему 30 лет, приехал из Бихсуда. Вначале он курил гашиш и опиум, но потом начал колоться и сейчас он делает это 5 раз в день. 35 лет назад его семья переехала в Иран из Кабула, там он и родился. Он ходил в школу до 8-го класса, а потом начал работать – жестянщиком в автомастерской. Все другие работники курили гашиш, он тоже начал курить и подсел. Опиум подорожал и все начали колоться – и он вместе со всеми.

Три месяца назад в этой клинике его тестировали на гепатит С, тогда результат оказался негативным. Месяц назад он вводил инъекцию своему другу Рамазану, который был не способен найти вену. Его руки были все в крови и он косался ими Джавада. Теперь он оказался заражённым гепатитом С и думает, что подцепил вирус от Рамазана, умершего 20 дней назад, возможно от гепатита С. Новость о том, что он заражён, разрушила его мир.

Он говорит, что больше не собирается жить в РКЦ, только приходить туда, чтобы купить наркотики. В клинике МДМ Джаваду сделали три теста, – на ВИЧ, гепатит С и гепатит В. Они думали что у него ВИЧ, – психологический тест, который они делают, показал, что он входит в группу высокого риска – и когда выяснилось, что у него гепатит С, они были очень удивлены. Они этого совсем не ожидали и теперь вынуждены перестраиваться.

Их исходной задачей была работа с пациентами, заражёнными ВИЧ, и у них нет системы действий на случай гепатита С, но им пришлось столкнуться с фактом, что теперь возможна эпидемия гепатита С. Доктор Оливье говорит: «Я чувствую вину из-за нашей концентрации на ВИЧ. Парень который выдавал им результаты теста сказал, что это как огласить кому-то смертный приговор. Лечение гепатита С для нас слишком дорого».

Я прошел через холл и сфотографировал тощего как скелет ребенка, идущего с палочкой. Он сказал, что ощущает взрывы в животе. Он был истощен от голода и почти падал. Доктор подошёл и сказал: «Этот мальчик в серьезной беде». Потом они сделали ему анализ крови, нашли у мальчика гепатит С и опять поразились. Два случая за один день – такое было впервые. Это их очень встревожило, меня же встревожило, что они обнаружили это только сейчас. Они только начали тестирование на гепатит С и теперь очень озабочены этим.

Поговорив с мальчиком, они выяснили, что он пришёл из РКЦ. Они заставили его вымыться. Они дали ему фрукты, мыло и лекарства. Но клиника МДМ не приспособлена для того, чтобы оставлять пациентов на ночь, и он ушёл – обратно в РКЦ. Когда он уходил, он сказал Мухибу – «Они не помогли мне». Он хотел, чтобы МДМ обеспечило его едой и создало условия, при которых он мог бы покинуть РКЦ и перестать употреблять наркотики. Мальчика необходимо было госпитализировать.

Пятница, 11 июля.

Мы покинули Кабул, чтобы начать вторую часть нашего путешествия, следуя по Шелковому пути. Мы отправились в Кундуз.

 

 

 

 

Суббота, 12 июля

Детский труд в окрестностях афганской провинции Чарикара – тяжелая, надрывающая спину работа. Сменить шину – это одно, но.. Этот ребенок поднимал инструмент, весящий, по меньшей мере, килограммов шесть. Что, если бы он уронил его на себя – ему пришлось бы принимать обезболивающее – и мы бы стали свидетелями появления еще одного наркомана. Безусловно, это тяжкий труд и такая работа неизбежно отразится на его организме.

Дети должны быть детьми. Им нужны другие инструменты для будущего, и главный из них – образование. Он – маленький кормилец семьи, но какой ценой… Цена этого – и это должно беспокоить нас больше всего – сколько часов работает этот ребенок? Кто следит за его жизнью? За его Миром. Эти дети работают от рассвета до заката. Взамен он получит немножко риса и чуточку мяса на обед. Ожидаемая продолжительность жизни такого ребенка ограничена.

То же самое с теми, кто ткет ковры – но там они могут работать дольше. Это тяжелая работа: продевать и натягивать нити, в полусогнутом положении. Только опиум снимает боль… Все это взаимосвязано. Культурный центр – это одно, но совсем другое, когда детям дают опиум, чтобы они могли работать, не чувствуя боли.

Мы оправдываем себя когда принимаем наркотики, и это приносит счастье в работе, и мы же обвиняем людей, которые колются или курят наркотики. В этом наша лукавство.

Воскресенье, 13 июля.

Общественное положение женщин в Афганистане – одно из самых незавидных в мире. Им закрыт доступ к образованию и работе, часто им не позволяется покидать дом без родственников-мужчин, им не хватает доступа к информации о том, как себя защитить. Би Би Кандана является наркоманкой уже 10 лет, кое-кто в ее закрытой общине думает, что она слишком свободная женщина, так как по ее собственному признанию она ведет активную жизнь и начала употреблять наркотики для того, чтобы просто расслабиться. Ее муж, бывший некогда бойцом Северного альянса, был наркоманом с 20-летним стажем.

Он оставил свою семью и уехал в Иран.. Потом вернулся и продал все, чтобы иметь деньги на героин. Теперь они живут в сарае, где нет ничего: ни мебели, ни окон, ни дверей.. У их 16-летней дочери Муниры был перелом бедра. Би Би давала ей опиум, чтобы снять боль. Теперь их дочь тоже наркоманка. Ее младшая сестра Маниджа не хочет принимать наркотики, видя, что они сделали с ее семьей. Она думает, что живет с вампирами, которых общество не считает людьми. Она видит, что родственники предали ее и причинили ей боль, она «чувствует, что внутри мертва», говорит она. Дом пуст, говорит она, нет телевизора, все продано ради наркотиков.

Понедельник, 14 июля.

Женщины, ткущие ковры в деревне Янгиарык в округе Калаи-Зад провинции Кундуз, традиционно использовали наркотики, чтобы справиться с усталостью и отвлечься от боли. Вдобавок мать, занятая работой над ковром, часто дает своим плачущим и требующим внимания детям смесь опиума с водой. Иногда смесь дают новорожденным. Наркотики – это то, что помогает делать ковры, это все, чтобы унять боль и не думать, быть «счастливыми в своей работе».

Вторник, 15 июля.

На дороге из Кундуза в Кишим. Кабул начинает блекнуть, как что-то прошедшее, как воспоминание, как пыль на ветру. Выглядываю из окна, видя лихорадочные сны наяву, видя людей, бредущих по дороге в разнообразной одежде, иногда оглядываюсь на мужчину, настолько толстого, что его осел почти достает брюхом до земли. На женщину в белом шарфе и солнечных очках за рулем автомобиля, набитого мужчинами. На мужчину, везущего четверых женщин. В стороне – рисовое поле вдоль реки Ханабад, в отдалении – горы.

Проходят пастухи со стадами овец – вспоминаю, что мне говорили в Кабуле в офисе ООН по борьбе с наркотиками и преступностью: «контрабандисты используют эти стада для транспортировки наркотиков из страны, так как мы настолько привыкли видеть овец, что не обращаем на них внимания, и они повсюду, блокируя дороги и двигаясь по ним, превозя на себе неизвестно что». Овцы бредут мимо останков русских танков – память о различных войнах, бушевавших в Афганистане. Сегодня эти ржавеющие напоминания о советской эре официально являются собственностью государства, но несмотря на это, из-за бедности люди пытаются снять с них все что можно и продать в Пакистан – как металлолом, как запчасти для танков и, самое страшное, как части для самодельных бомб.

Кишим.

Самая северная территория талибов и первый округ провинции Бадахшан, город грязных стен, на краю которого – лабиринт тайн. У местных жителей – собственный бизнес, они создали консорциум производителей опиума с собственными полями и лабораториями, которые из опиума-сырца производят героин. Теперь они не просто выращивают опиум – они перерабатывают его и продают по хорошим ценам.

В доказательство они показывают мне 28 кг сырца в комнате с 10 сундуками, в каждом из которых хранится столько же этой черной, липкой на ощупь массы. Член консорциума, очень дружелюбный тип, сидит с несколькими другими гостями в своем доме, демонстрируя нам истинное афганское гостеприимство, и любезно объясняет, будто детям, что они – маленькие люди, что «где-то там есть и люди побольше, например, в самом правительстве». При этом комната наполнена дурманящим жимолостным ароматом опиума.

«Наш урожай был не так хорош, как в прошлом году, но выращивание мака и производство опиума – наша традиция на протяжении поколений» – говорит он. «Теперь у нас есть лаборатории, фактически мы пустили журналиста из Washington Post и оператора с телеканала Ariana под видом покупателей к другим нашим партнерам, чтобы купить 20 кг опиума, а мы переработали его в героин. Конечно, журналист заплатил нам 6 тыс. долларов, чтобы мы это сделали, а после готовый героин нам вернули, и мы можем сделать то же самое для вас, чтобы показать, что мы совершенно честны и открыты… конечно, за плату…» – говорит хозяин дома.

Я объяснил, что не могу и не буду участвовать в этом, я не из «таких» журналистов, но мне было бы интересно увидеть лабораторию, даже если она в этот момент не работает. Однако из соображений «дружбы» (у моего помошника до этого уже были контакты с этим консорциумом, и я думаю, именно он привел журналиста Washington Post в эту банду) хозяин показал мне 28 кг опиума, который он придерживают до того времени, пока цена на рынке не повысится – сейчас она слишком низка для них (наркобароны в Бадахшане накопили на своих складах более 500 тонн опиума) и они ждут лучшей конъюнктуры.

В конце концов, я смог увидеть и сфотографировать опиум, но не лабораторию – некоторые из них хотели, чтобы я заплатил, чтобы посмотреть на нее, но я отказался.

Среда, 16 июля.

Мы отправились из Кишима утром, подумав, что, возможно, злоупотребили гостеприимством – со стороны консорциума, кажется, возникла напряженность, так как некоторые из них считали, что нам показали слишком много из их деятельности, а мы за это ничего не заплатили. В Кишиме нам сказали, что в районе Вахана есть целые деревни наркоманов, и что там до сих пор есть маковые поля, которые не уничтожили.

По дороге в Ишкашим мы подобрали попутчика, который рассказал нам о деревне под названием Дарахим, высоко в горах, где есть огромные маковые поля. Дорога на Дарахим была очень крутой, неровной и тяжелой, и наша машина оказалась неспособной выдержать это и сломалась на подъеме. Стало ясно, что мы не может достичь Ишкашима на неисправном автомобиле, и было решено попытаться добраться до Файзабада и договориться о новом водителе.

Мы прибыли в Файзабад – еще один пыльный город вдоль шелкового пути, столицу провинции Бадахшан. По прибытии в местную гостиницу, нам было сказано зарегистрироваться в полиции, где мы должны были дать объяснения по поводу цели нашего визита в Бадахшан. В полицейском участке, нас подвергли жесткому обыску, как быдто мы были подозреваемыми, и забрали у нас все перед тем, как ввести в комнату для встречи с шефом полиции.

Шеф полиции провинции Бадахшан Аканур Кинг Тентуз вступил в должность три года назад и говорит, что борется с коррупцией, «вычищая» свой департамент полиции. На его жизнь было много покушений, в результате последнего, с подрывом взрывного устройства с дистанционным управлением, ему оторвало средний палец на правой руке. Шеф Тентуз считает, что в Бадахшане действует консорциум производителей опиума, и что здесь они превратились в подобие мафии, семейный бизнес, и они стоят за покушениями на его жизнь.

В наркобизнесе риски высоки, но они оправдываются фантастическими доходами, и эти люди пойдут на все, чтобы защитить свой бизнес. Например, уличная цена 1 кг чистого героина составляет 2,5 млн долларов, а в Японии – 3 млн долларов. Даже мелкие фермеры делают деньги, урожай в 12 кг опиума с поля приносит им 900 долларов. В Бадахшане его считают врагом, он победил наркобизнес на 95%, но война против наркотиков все еще продолжается, наркодилеры умны, они используют бедняков, не имеющих работы, чтобы провозить в их желудках героин в пластиковых пакетах в Таджикистан. За его карьеру он арестовал 17 контрабандистов, разрушил 28 лабораторий, перевалочные базы в Вахане, Шар-Базаре, Кпобабе, Шигнане, Ишкашиме.

Четверг, 17 июля.

Снова отправляемся очень рано – хотим захватить рассвет и увидеть маковые поля в это время. Новый водитель очень хорошо знает Вахан и уверяет нас, что поля мы найдем.

Прибываем в нашу новую гостиницу в Ишкашиме в 14:00. нет времени на ланч – мы нашли местного проводника по имени Султан Мохаммад Интагар, который за плату согласился отвезти нас в деревню, чтобы увидеть женщину, которая принимает наркотики вместе со своими детьми. Нас встречает ее старший сын и не разрешает нам фотографировать его семью – он объясняет, что здесь уже были другие журналисты, которые фотографировали и брали интервью, а после их отъезда они чувствовали себя очень плохо.

Я с подозрением смотрю на нашего проводника: снова мы идем по стопам других журналистов – показывать людей, зависимых от наркотиков, стало прибыльным бизнесом сами по себе. Но в какой-то момент я вижу красоту этого места, фотографируя коровьи тропы и деревушки вокруг, и людей, гонящих свои стада.

К нам подходит школьный учитель и приглашает нас выпить чаю у него дома. За чаем он объясняет, что в долине много семей наркоманов, и он с радостью отведет нас к ним. По дороге к одной из таких семей мы встречаем на тропинке женщину, и учитель объясняет нам: «по слухам, эта женщина приучает к героину женщин этой долины, и она является злом нашей деревни». Она проходит мимо и мы чувствуем исходящий от нее запах дыма.

Примерно на середине дороги вверх он указывает на дом в 50 метрах от дороги – в нем семья, которая курит опиум день и ночь. Мы входим и встречаем троих. Дом невыразимо грязный, со множеством мух и без всякого света, двое людей лежат скрючившись в углу, куря старую опиумную трубку с чашей и длинным черенком, неподалеку сидит девочка со слезами на глазах, возможно, от дыма, а может от страданий. Мужчина – отец девочки, его зовут Аддина.

Ему 50 лет, из которых он курит уже 12 лет. Его жену зовут Гуль Байгам. Ей 45, она курит опиум 4 года. Хочет бросить, но уже настолько привыкла, что не может. Многие годы она отказывалась курить опиум, и хотела, чтобы ее муж тоже бросил, но он продолжал, и она сдалась, начав курить вместе с ним. Их дочь Газанай, которой сейчас 17 лет, в 15 лет была выдана замуж за деньги по «договорному браку».

Деньги ушли на наркотики, но ее муж оказался крайне жестоким человеком, он бил их дочь и употреблял героин. Их дочь умоляла своих родителей разрешить ей вернуться домой, так как не могла жить с тем человеком, который ее зверки мучил и требовал, чтобы она вместе с ним употребляла наркотики. Теперь она проводит свои дни за тем, что чистит и подготавливает опиумную трубку для своих родителей.

Еще у них есть сын, но он избегает их.

Пятница, 18 июля.

Благодаря письму шефа Тентуза местному командиру мы смогли отправиться на патрулирование вместе с пограничниками. Выезжаем в 7:55 утра по началу пути Марко Поло. В горах Вахана пограничники отвечают за патрулирование участка в 800 км вдоль афганско-таджикской границы, их повседневная работа состоит из обысков автомобилей. Сегодня они покроют отрезок границы только в 100 км, в то время как мы трясемся вверх и вниз по дорогам в задней части их дряхлой «Тойоты», набившись, как сардины в банку, глядя вниз на длинные склоны и широкие ленивые полосы воды, искрящейся в отдалении.

Это река Пяндж, а за ней – Таджикистан. Глядя на разнородную форму и шарфы на головах пограничников, не поверишь, что они – первая линия обороны против нелегального провоза героина и иных форм контрабанды. Для наркокурьеров в Афганистане эта граница – мечта наркокартелей. Сказать, что граница проницаема – ничего не сказать, здесь миллионы мест для перехода. Разоренная войной страна за пределами Кабула управляется полевыми командирами, которые сколачивают состояния на наркоторговле.

Пограничникам разрешается останавливать только машины с номерными знаками других провинций, никаких обысков автомобилей неправительственных организаций, ослов, пастухов или людей, передвигающихся пешком. И это вызывает раздражение у пограничников. В ходе патрулирования я спрашиваю, возможно ли перейти границу с афганской стороны – мне говорят, что нужно специальное разрешение. Я хотел бы побывать на Памире, но мне говорят, что это возможно только из Таджикистана.

Суббота, 19 июля.

Решаю вернуться в Файзабад, выезжаю в 5 утра, так и не сфотографировав маковые поля. В селении Штакак близ округа Вурдуг мы замечаем маковые поля в стороне от дороги, мы узнаем, что мак на этих полях «доили» уже 7 раз, местный крестьянин – их владелец соглашается фотографироваться и дать интервью. Его имя Абдул Рахман, он отец троих детей и на самом деле сдает свои поля в аренду. Когда он впервые начал выращивать мак, причиной было то, что у него не было никаких других семян – к тому же опиум приносит больше денег.

Правительство говорит только об уничтожении посевов мака и советует крестьянам не выращивать его, говорит он, но никогда не предлагает каких-либо реальных решений, например работы, так что даже если они уничтожат все поля в этом году, все фермеры снова засеют их маком, чтобы зарабатывать деньги, оплачивать свои счета и покупать продукты. «Чего они хотят – чтобы мы стали ворами или примкнули к «Талибану»? – говорит он. – Я знаю, что мои поля видно с дороги, и это оживленная дорога, здесь регулярно ездит полиция, неправительственные организации, военные и т. д.» Афганистан – крупнейший экспортер героина в мире – 95%, и это из-за большой площади маковых полей, растущих здесь, что делает афганцев значительной силой, с которой нужно считаться. К тому же здесь открывают новые маршруты доставки.

В последние годы внимание дилеров привлекли средневековые торговые маршруты через Центральную Азию, прославленные приключениями Марко Поло. Это называют новым «шелковым путем», по которому идут наркоторговцы, направляя свои нагруженные опиумом грузовики к «мягким» переходам через границу, соединяющим огромные маковые поля Афганистана с Таджикистаном и другими странами.

Поездка в Таджикистан.

По дороге в Кундуз и пограничный город Шир-Хан-Бандар, после прохождения через таможню, остается лишь трехминутная переправа на лодке через реку в Таджикистан, а затем пятичасовая поездка на автомобиле в Душанбе.

Борьба с традиционными маршрутами вывоза афганского опиума вынудила контрабандистов изменить свои маршруты на север. Результатом стало растущее количество наркотиков в Таджикистане и Бадахшане вдоль исторического «шелкового пути». Возрожденный «шелковый путь», возможно, самый знаменитый маршрут в истории, стал лучшим в мире местом для покупки опиума. Путь, который шел на протяжении 5 тыс. миль из Китая через огромные степи, через горы Афганистана к открытым портам Средиземноморья, теперь, по понятным причинам, открылся по для доставки все возрастающего количество наркотиков через Центральную Азию.

По оценкам ООН, со времен американского вторжения 2001 года Афганистан стал крупнейшим в мире производителем опиума и героина в мире с почти 1 млн. наркозависимых. Большинство наркоманов все еще курят наркотики, но 5 лет назад на улицах столицы Кабула появился героин для внутривенного употребления. Сейчас, по данным Всемирного Банка, здесь по меньшей мере 19 тыс. людей, употребляющих этот наркотик внутривенно.

Наркоманы, большей частью мужчины, населяют старые кварталы Кабула и его окрестности, а также провинции за его пределами. Наряду с его знаменитым на весь мир опиумом, Афганистан уверенно движется к тому, чтобы стать одним из крупнейших экспортеров ВИЧ и СПИДа – есть четыре пути передачи ВИЧ, но самый распространенный из них – «через иглу».

Распостранение СПИДа в странах, окружающих Афганистан, связано с употреблением героина в этих страны – вместе с количеством «колющихся» наркоманов растет и количество «делящих иглу». Именно это прямо влияет на заболеваемость СПИДом и другими болезнями, передающимися через кровь.

Как караваны верблюдов, перевозившие чай и специи тысячи лет назад, килограммы опиума, упакованные в джутовые мешки и спрятанные в ржавых автомобилях советских времен, теперь путешествуют вдоль одного из самых отдаленных участков «шелкового пути». Местные жители называют 750 км асфальта, разделяющего пополам горы Памира, «дорогой жизни» – это их единственная связь с внешним миром. Но теперь эта дорога стала магистралью наркоторговцев, соединяющей огромные маковые поля Афганистана с базарами Центральной Азии. Зимой контрабандистам нужна неделя на преодоление скалистых перевалов и крутых долин от Хорога близ таджико-афганской границы – столицы Горно-Бадахшанской области Таджикистана.

Местные наркоманы, число которых неуклонно растет, часть наркотика будут употреблять внутривенно, часть заваривать в чай или давать детям в виде снотворного, в то время как женщины используют его, чтобы работать долгие часы без устали. Большая же часть опиума, однако, превратится в героин и появится на улицах России, либо прямыми авиарейсами из стран бывшего СССР будет доставлена на свои самые прибыльные рынки – в Европу и Америку.

 

 

 

Стенли Грин, фото автора, ФОТОПОЛИГОН

Смотрите также больше фото в галерее «Шёлковый Путь перекачивающий наркотики и болезни»

Tweet