Тюрьма на колёсах: как перевозят «зеков» в Украине

В расписании «Укрзализныци» рядом с номерами некоторых поездов маленькими буковками приписано: «В составе следует вагон специального назначения». Какого — не уточняют, и, наверное, правильно делают.

Внешне этот вагон очень похож на почтовый. «Бортовой» номер начинается с цифр 76, а это значит, что здесь перевозят заключённых. Такая нумерация повелась ещё с советских времен. Вот так просто и незаметно к нашему обычному миру пенитенциарным локомотивом прицепляют другой мир. Со своими правилами и в буквальном смысле «понятиями».

Вы, зайдя в купе, в очередной раз думаете: зачем так топить? А по соседству, за стальными решётками духота — вещь не главная, особенно когда везут в колонию строго режима, или, как теперь принято называть, с максимальным уровнем безопасности, и когда ближайшие лет пятнадцать придётся провести именно там.

Во время съёмок программы про конвоирование заключённых от Киева до Хмельницкого я проехал в «столыпине» — так вагонзак называют осуждённые. И своими глазами увидел, что происходит за зарешечёнными окнами и дверьми с несколькими замками. Внутри вагона «лицам, взятым под стражу», отведено восемь купе. Есть просторные — на шесть полок, есть поменьше — на три.

И хотя вместимость железнодорожной тюрьмы — 80 человек, перевозят, как правило, вдвое больше. Поэтому о комфорте речь не идёт, вернее, о комфорте в понимании законопослушных граждан. Тем, кто часто путешествует таким способом, известно, что лучшее место — на второй полке. Лезть невысоко и можно поспать. Внизу вытянуться не удастся, учитывая, что рядом сидят ещё человека четыре.

Правила, по которым конвоиры рассаживают заключённых, просты, и нарушать их нельзя. Женщин сажают отдельно от мужчин. Особо опасных, например, осуждённых за убийство или рецидивистов и вовсе закрывают в одиночестве. «Обиженных» нельзя помещать в камеру с «нормальными», малолетних — со взрослыми. Милиция определяет кого куда исходя из информации, почерпнутой из личного дела.

Если, например, на конверте с документами осуждённого две красные полоски, значит, «лицо склонно к побегу».

Интересно, что за последние лет 40 эти правила, как и сами вагоны, не изменились. Наверное, потому что сама система исполнения наказаний, за исключением отмены смертной казни, кардинально не поменялась.

По длинному коридору вдоль камер-купе днём и ночью ходят двое часовых. Меняются через каждые два часа. Более монотонной работы, кажется, не найти. Но конвоиры не жалуются. Большинство из них — солдаты-срочники, они говорят, что кататься по стране интереснее, чем, например, сидеть в части. Быть может, в этом есть своя логика. Хотя, как мне показалось, дело в другом.

Оказавшись в закрытом спецвагоне, где нет посторонних глаз, у конвоиров появляется чувство «гражданина начальника».

Тебе восемнадцать, и ты уже властвуешь над судьбой другого, пусть в маленьком коридоре и пусть власть эта заключается в том, что ты решаешь, когда человеку курить, а когда идти в туалет. Но здесь эти «мелочи» дорогого стоят, а значит, решения важны.

Эта служба затягивает, и человек уже не может её бросить. Под монотонный стук колёс поневоле начинаешь размышлять «о вечном», и возникает вопрос: кто из них — конвоиры или заключённые более свободны в этом вагоне?

В условиях, когда жизнь ограничена стенами исправительной колонии, даже путешествие в тюрьме на колёсах по просторам Родины — это уже праздник и глоток воли. А вот когда жизнь загнана в рамки милицейской службы, этап — очередной рабочий день. Где всё происходит с разрешения начальника караула и обязательно по уставу.

В вагоне с «бортовым» номером, начинающимся на 76, понимаешь, что всё относительно, особенно — свобода.

Автор: Аким Галимов, ФОКУС