Записки районного опера: бытовуха. Часть 4
…Наконец-то приехала труповозка. Бывшего человека и бывшего гражданина своего Отечества Юрия Тимофеева швырнули в кузов и увезли в полную безвестность. До конца смены оставалось ещё много времени. Но опер сделал то, что раньше никогда в суточные дежурства не делал – достал из сейфа бутылку водки и напился вдрызг. А не сделай этого – мог бы и спятить от внезапно охватившей его тоски… …Каково же было оперское изумление, когда при внезапном появлении у разведённого ребятишками костра они обнаружили там бухты приготовленного для сожжения телефонного кабеля! Пятеро ребятишек в возрасте от 12 до 16 лет оказались теми самыми неуловимыми похитителями кабелей, в поисках которых районный угрозыск сбился с ног!
Удача было большой, но не полной. Потому как не успели из пацанвы выдавить первые «сознанки» и сунуть отличившимся операм благодарности от начальства за добросовестное несение службы (как-то само собою получилось, что хмурый участковый в победный рапорт вообще не попал, и среди виновников одержанной над преступностью виктории – не числился), как на моей «земле» был похищен ещё один кабель… Потом – ещё. Стало ясно, что изловленные подростки были не единственными, кто занимался в микрорайоне умыканием кабелей.
Но фортуна уж окончательно переметнулось на нашу сторону: буквально через пару дней поймали мы и остальных воришек. На этот раз случилось по-другому. Некоторые из участков телефонной сети (в основном имею в виду сети коммерческих компаний) снабжены сигнализацией, реагирующей на их повреждение (а похищение кусков кабеля и является одним из видов такого повреждения). На каждый такой сигнал выезжает бригада ремонтников. Ни о какой оперативности речь не идёт (не та зарплата, чтобы шустрить!) – пока чай выпьют, пока в туалет сходят, а там ещё выяснится, что и не брились сегодня – приходится бриться… В общем. шансов поймать воров на месте похищения кабеля у таких ремонтных бригад ничуть не больше, чем у любой из наших бабусь – дожить до роста крошечной пенсии до крыш нью-йоркских небоскрёбов…
Но всякое в жизни случается, верно? И в один прекрасный для нас день в 15.02 сработала сигнализация о повреждении кабеля в коллекторе под виадуком. В 17.14 машина с тремя ремонтниками (напившимися чая, сходившими в туалет и гладко выбритыми) двинулась к виадуку. И в 17.35 прибыла туда. Ничего не подозревающие ремонтники спустились в коллектор – и… обнаружили там парнишку лет 17-ти, рубившего топором телефонный кабель. Его сгубила жадность: в этот день он и его подельники-малолетки вырубили, ни много ни мало, а аж 1700 метров телефонного кабеля, и теперь он увлечённо нарубал его кусками по 100-150 метров для удобства дальнейшей транспортировки. Сами понимаете, ни за пару минут, ни даже за пару часов такое дело не закончишь, вот он и довозился до появления взрослых дядек с железяками! Шанс отбиться и убежать у него был, окажись ремонтники непонятливыми, или чуток замешкайся они перед решительно настроенным парнем с топором в руках. Но, во-первых, не был он решительным, наоборот – трусил во всех случаях, когда численный перевес был не на его стороне. И, второе, дядьки те ведь пришли не с голыми руками, а с ломиками, и были плечисты и тяжеловесны. Ну и ещё – хоть зарплата и не понуждала их к особой торопливости, но всё ж слегка обозлёны они были на похитителей кабеля, вынуждающих их каждый раз срываться с места, ехать чёрт знает куда и что-то делать. В общем, схватили они молодца за руки, сперва немножко отдубасили для разминки, а потом сволокли в милицию.
Нахалом воришка оказался ещё тем! Взяли его на месте преступления, с топором в руках, с грязными от работы с кабелем руками. Ему бы молчать в тряпочку или каяться до слёз, он же начал клятвенно уверять, что не причём–де. Просто какие-то мальчишки портили кабель, тут он подошёл случайно, отогнал их. Только наклонился посмотреть, нельзя ли как-нибудь отремонтировать, а тут ремонтники его неожиданно и застукали… Во наглая морда!
Быстренько узнали через инспекцию по делам несовершеннолетних, что этот парень и те пятеро мальчишек, которых ранее задержали у костра, входят в одну и ту же подростковую ватагу. Свезли в РОВД остальных её участников (всего их оказалось 15-ть), и начали «колоть» на предмет массовой кражи кабелей в нашем микрорайоне за последние месяц-полтора. Понятно, никто не хотел сознаваться. Малолетки на допросах вообще ведут себя своеобразно. До какого-то предела – упорствуют, корчат из себя героев – подпольщиков, любимые присказки таких: «Ничего не скажу – хоть на кусочки меня режьте!», «За кого вы меня принимаете?! Я друзей не сдаю!», «А я папе расскажу про всё, что вы со мною сейчас делаете, фашисты проклятые!», и всё такое… Но взрослой осмотрительности, понимания жизненных реалий, умения считаться с фактами и реагировать на изменение ситуации – ни малейших. Потому опутать их, окрутить, околпачить и заполучить от них требуемый результат никакого труда не составляет. Просто дело это требует времени и ловкости.
Все «ватажники» поначалу стояли твёрдо: ничего не знаем, ничего не делали, а те кабели, которые нашли вместе с нашими товарищами у костра, там и до них лежали, кто их принёс – неизвестно! Ладно… Посадили всех в «обезьянник», а одного я спустя некоторое время выдернул из камеры к себе в кабинет и начал беседовать. О том, о сём, о школьных делишках и последних новостях в музыке, спорте и кино. Тема разговора значения не имела, главное – чтоб оставшиеся в камере товарищи видели, что он вызван на допрос, и провёл в моём кабинете много времени. Потом я вернул его в камеру, но уже не в ту, где он сидел раньше со своим кагалом, а в другую, и вызвал следующего по списку. Начал расспрашивать, на этот раз – предметно, по поводу одной из краж. Он – отнекивается. Тут-то я и выкинул козырь: «Как это – «не делали этого»? А вот приятель твой, Сашка Михайличенко, только что рассказал, что именно вы такого-то числа в таком-то коллекторе поработали!», «Как, он такое сказал?! Вот сволочь! Ну ладно, гад… Да, мы это сделали, точнее – он один этим и занимался, а я и ещё двое пацанов – только присутствовали.» – «Верю!.. У тебя – лицо честного парня, не мог ты быть вором. Распишись в протоколе о том, что с твоих слов записано верно. А теперь вот что…
Кража та ведь была не одна, правда? Наверняка были ещё кражонки. Расскажи о них, и тогда твоё теперешнее поведение я смогу переквалифицировать как «чистосердечное содействие органам дознания и следствия». Ну?!» А куда ему деться, «герою-подпольщику», это в общей компашке он – смел и дерзок, да и то – над слабыми поиздеваться и склямзить то, что плохо лежит. А настоящей твёрдости и стойкости в испытаниях откуда у него взяться? Не хочет он в тюрьму (ты уж намекнул, что решётка ему светит гарантированно, хотя чухня это – по данной статье ему, как несовершеннолетнему, не светит ровным счётом ничего серьёзного), хочется увильнуть от неё. Но за чей же счёт это сделать? Да разумеется – за счёт того самого Михайличенко, который (если верить моим словам) раскололся насчёт первой кражи. «Ещё про одну кражу знаю, её тоже Сашка совершил, мы же только присутствовали…»
Отлично! Вписываю и её в протокол, даю ему расписаться, больше ничего из него не выдавливаю (хорошего – понемножку!), отправляю в камеру (но – не в те, где сидят его товарищи и Михайличенко). И снова дёргаю к себе Сашку: «Ты вот недавно уверял, что не при делах. А вот закадычный дружбан твой, Витька Вострецов, только что дал наколку на совершённые тобою в его присутствии кражи там-то и там-то… Смотри в протокол – его подпись! Что скажешь?», «Что гад он первостепенный, вот что скажу! Да он же сам верховодил, и меня заставлял участвовать! А ещё в прошлый вторник он, Серёжка Маслов и Колька Мигайло залезли на…», – и пошло-поехало… Две кражи дал один, и ещё две – другой. Вызываю к себе остальных: «Вот, ваши друзья чистосердечно сознались в четырёх кражах, скоро мы отпустим их домой. Колитесь на остальное, а не то отправлю в СИЗО, и будете куковать там до самого Нового года!» Они все и покололись. Лопухи…
Один только до конца упорствовал – тот самый 17-летний хрен, которого ремонтники в коллекторе с топором накрыли. Своим бессмысленным и тупым упорством довёл до того, что я туфлю о него порвал, пытаясь заполучить нужные показания. Так он ещё фитилей получил дополнительно и за то, что из-за него, гниды, я свою обувь попортил!..
Всего мы «кольнули» детишек на 19 эпизодов краж кабелей, из которых «номерных» (то есть таких, по которым в РОВД были приняты и зарегистрированы заявления о кражах) оказалось только девять. Десять же – это те, по которым либо удалось отвертеться от регистрации заявления, либо заявы по ним и не подавались. В основном это касалось краж не из коллекторов, а с чердаков: находящиеся там провода принадлежат лифтовому хозяйству, которое имущество сохраняет плохо, и в случае его пропажи – не телится и не чешется. А потом, главное, ещё и удивляются: «Ой, с чего бы это лифт с девятого этажа взял да и рухнул прямиком в подвал?!» А чего ж ему не упасть, если давно украли всё, что его удерживало?
По всем выявленным кражам мы задним числом оформили нужные «заявы», и получили в итоге 19 так нужных для показателей «раскрытий» Красота! Ребятишки же, как и следовало ожидать, отделались лёгким испугом: под суд попали лишь трое самых старших (включая 17-летнего «топорщика»), но и этим троим дали лишь «условно». А ведь, чую, ещё будет у нас с ними в будущем немало мороки…
ТРУП В ПОДВАЛЕ
В последнее время развелось кругом всяких маргиналов! Почти на каждом углу нищий торчит с протянутой за подачкой клешнею. И все мало-мальски пригодные для проживания чердаки и подвалы облюбовали вонючие бомжи.
Люди без определённого места жительства были в нашей стране всегда. Но в прошлые десятилетия бомж обычно – это либо дебил с врождённой тягой к бродяжничеству, либо криминальный элемент, скитающийся в бегах от правосудия. Либо, наконец, редкостный неудачник, покатившийся по наклонной, запивший, опустившийся и успокоившийся на самом дне… Их было мало, и у них на лбу было написано, что они ущербны душой и изгои по своей судьбе. Сейчас же бомжем может заделаться практически любой, даже и вполне до поры до времени преуспевающий: жизнь стала безжалостной к промахам и ошибкам. Цена многих из них – огромные, невозвратные долги, одно из следствий которых – потеря жилья. А если нет у человека хорошо оплачиваемой работы, держащей его на поверхности бытия (а у кого, собственно, она есть сегодня? У единиц!), то не удержаться уж ему в прежнем качестве добропорядочного гражданина. Вчера ещё – семейные, уважаемые люди, инженеры, преподаватели, токари, водители, журналисты, а сегодня – нищета, одиночество, куча болячек и напастей, и такая стыдоба в глазах! И никакой, ну ни малейшей надежды на лучшее будущее…
Как ни странно, чаще всего попадаются на глаза бомжи в центральной части города, они там «работают», это их фигуры маячат на перекрёстках и в переходах, там их, кажись – тысячи! Здесь же, в нашем «спальном» микрорайоне, бомжи – обитают, тут им реклама не нужна, потому и видны они мало. Лишь промелькнёт эпизодически перед оперскими глазами чья-либо сгорблённая фигура в потёртой внесезонной курточке, с сеткой или сумкой в руках – и скроется за углом. Догонять вроде бы причин нет: ничего незаконного в облике и поведении, прицепиться не к чему. Подумаешь лишь лениво: «Надо в следующий раз таки узнать, кто таков и с кем кучкуется…», – и всё, малый прочно забыт до следующей твоей встречи с ним.
Бомжи головной боли у родной милиции стараются не создавать. Ведут себя спокойно, тусуются вместе по тёмным нычкам, всех проблем у них – выпить и пожрать. Способов же заработка, кроме нищенства, не так уж и много. Копаются по помойкам в поисках съестного и ценного, или же собирают и сдают пустые бутылки, металл. Уголовно наказуемого за этой публикой числится мало, разве что уворуют что-то по мелочи у обывателей. Они – никто. Ни одна живая душа их не помнит в лицо, не знает по имени, и они никого не хотят помнить и знать… Им неинтересен окружающий мир, они живут в своём, незатейливом и закрытом для непосвящённых мирке. И соприкасаются с внешним миром вплотную либо когда задерживаются за бродяжничество и заключаются в спецприёмник для выяснения их личности, либо когда в случае обнаружения очередного бомжарского трупа милиции приходится провожать их в последний путь…
Вот один из множества подобных случаев.
Пришли сантехники в подвал стандартной девятиэтажки крутануть в вентили, заглянули в дальний угол, а там – истлевший, почти скелетизированный труп. Нервы у наших людей хоть и закалены действительностью, но всё ж не да такой степени, чтобы спокойно работать рядом с разложившимся жмуром. И работяги после некоторых колебаний и споров («На хрен нам это надо?.. Пускай лежит здесь и дальше, а то мусора ещё скажут, что это мы его завалили!»), вызвали все-таки милицию. Лучше б не вызывали, между прочим, у нас и с живыми – забот полон рот, а тут ещё со «старым» покойником возись… Но деваться некуда, обязаны среагировать на подобный вызов. Мы и выехали: следак, эксперт, участковый, опер, да ещё за компанию с нами увязался стажирующийся при районной «уголовке» курсантик школы милиции.
Приехали, сгрудились у входа в подвал. Опер быстренько сбегал в подвал проверить, не напутали ли сантехники (бывают случаи, когда за покойника принимают груду валяющегося в тёмном месте тряпья либо же труп какого-нибудь достаточно крупного животного). По возвращении «обрадовал»: жмур на месте, самый натуральный, ждёт транспортировки… Труповозку уже вызвали (на том конце телефонного провода при известии об очередном обнаружении «подвального» трупа виртуозно выругались, а затем проинформировали нас, что за последние два часа это уж – четвёртый вызов на мертвяки; труповозка же на весь город – одна, так что – «Ждите!»), теперь оставалось только вытащить труп из подвала и осмотреть его. Но легко сказать – вытащить… Сгнившая плоть при перемещении норовит развалиться в прикасающихся к ней руках. Пока из тесного лабиринта подвальных труб вытащишь наружу – от жмура мало что останется, а это затруднит последующее выяснение причин смерти. Да и вообще… неприятно!
Следак и эксперт сразу же скорчили неприступные физиономии, что должно было означать: не царское это дело – дохлятину из подвалов извлекать! Участковый, на его счастье, был слишком болезненым и пузатым, такому сквозь узкую дверцу в подвал протиснуться – уже проблема, а вытащить обратно его самого удастся с помощью лебёдки… «Пошли, поможешь!» – предложил опер розовощёкому и упитанному, как поросёнок, курсантику. Тот подошёл к дверце, брезгливо принюхался к исходящему оттуда ароматцу, сморщил носик: «Фи, какая вонь… Нет, не полезу! У меня… у меня здоровье плохое, могу сознание потерять и задохнуться. А вы все потом за меня отвечать будете!» И так испугался, что попросту повернулся и убежал. Должно быть, пешим ходом решил вернуться в райотдел… Ну и гадёныш! Вздохнув и переглянувшись, опер с участковым отправились по делам: первый – искать по соседству не шибко обессиленного люмпена, второй – к знакомой самогонщице. Прочие члены следственно-оперативной группы расположились на скамеечке у подъезда с расслабленным видом дореволюционных дачников, взирающих с мансарды на тяжкий труд окрестного крестьянства.
Через полчаса запыхавшийся участковый притарабанил бутыль «первача» («Надо, Ильинична, надо… Не для пьянок с начальством – на святое дело забираю, а возникать начнёшь – сейчас же вернусь и аппарат конфискую!»). Ещё через минуту подоспел и опер, ведя перед собою черняво-бородатого мужичонку в мятом пальтишке и валенках (это в жарком июне-то!). «Вот тут, Колька, тебе и предстоит поработать!» – строго указал рукой в сторону подвала опер. Мужичонка осклабился: «Сделаем!.. Достанем покойничка! Но как и договорились: оплату – вперёд…» Опер кивнул участковому, тот передал бомжу бутыль. Вытащив пробку зубами, Колька сделал несколько жадных глотков, смачно хэкнул, уважительно предложил оперу: «А вы, гражданин начальник, не хотите глотнуть – для дезинфекции?» Покосившись на спесиво нахохлившихся на скамейке следака с экспертом, опер отрицательно покачал головой. Колян пожал плечами («Мне больше достанется!»), отхлебнул ещё, поставил бутыль у ног участкового – «Присмотрите, пожалуйста, чтоб не спёр никто…», зачем-то поплевал на ладони, вытер из о полы своего грязного пиджака. Опер успел сбегать на минутку к кому-то из живущих по соседству знакомых, вернулся со стареньким одеялом в руках. И вот вдвоём с бомжем они полезли в подвал…
Подобрались к трупешнику, разослали на бетонном полу одеяло, и теперь бомжу следовало исполнить то, ради чего его сюда и позвали – переложить превратившееся в ком гнили и костей тело с пола на одеяло. Едва Колька слегка шевельнул труп, как остро запахло мертвечиной (до этого запашок был сносно-умеренный). Опер едва не выблевал, зато бомжара был как у себя дома: насвистывая разудалый мотивчик, ухватил жмура за остатки конечностей и стал перетаскивать. Опер только успевал вскрикивать: «Осторожно! Ох, стоп… стоп… смотри, чтоб голова не отвалилась… Голову придерживай, говорю! И руку подбери… Вон, рука в сторону откатилась…» Колька же весело щерил прокурено-гниловатые зубы, частил: «Ни-чё, нормалёк!.. Всё путём, как в лучших домах Филадельфии! С-час… Доставим в наилучшем виде!»
Опарышей-личинок на трупе была тьма, червяки шевелились там и тут, мухи жужжали… В общем-то труп оказался не таким уж и страшным, нормальный такой жмур полугодовой давности; теперь уж оперу казалось, что он и сам управился бы. Подумаешь – гнилую человечину с пола на одеяло перешвырнуть, можно и без рук даже – футболить ногами. А отвалится что-то в запарке – и фиг с ним, жмуру уже не больно, а живым тем более – плевать!..
Одеяло с останками вытащили на свежий воздух. Забрав бутыль, бомж Коля побрёл дальше по своим бомжатским делам, предложив: «Позовёте меня, если что…». А следак, эксперт и опер захлопотали над трупом (участковый лишь наблюдал устало со скамейки). Внешность и возраст валявшегося перед ними кома перегноя установить было невозможно, причина смерти тоже непонятна (что автоматически позволяет списать всё как «смерть по естественным причинам»). Зато в кармане брюк обнаружили неожиданно завёрнутые в тряпицу и обвёрнутые кусочком клеенки документы: паспорт, свидетельство о рождении, диплом об окончании техникума… Судя по красному цвету диплома, техникум покойник некогда закончил с отличием. Думал ли он, в те счастливые студенческие времена, что жизнь его оборвётся в тёмном подвале, где он и будет гнить полгода не похороненным, пока его случайно не обнаружат жэковские трудяги? Отличник, заводила молодёжных компаний, любимец техникумовских девчат, предвкушающий себе славную, полную интересных свершений судьбу – не отшатнулся бы в ужасе перед этими воняющими кусками мертвечины? Страшен конец – у многих, и горек конец – у каждого…
Пролистав паспорт, участковый на скамейке оживился: «А, Юрка Тимофеев!.. То-то я смотрю, в последнее время не видать его – думал, уехал в деревню к родичам. Жил раньше на моём участке. Жена умерла, детей не было, с горя запил, с работы турнули, квартиру продал и пропил, ютился по подвалам… Так-то он человек был ничего, не вредный. Слабохарактерный только. Ему бы справную бабу вовремя себе найти, чтоб в руках его крепко держала, а так…» Участковый почесал затылок, закрыл паспорт, положил в общую кучку с другими документами. Далеко не все бомжи имеют при себе документы – не хотят, чтобы что-то указывало на их личность. Но иные, напротив, всегда таскали свои документы при себе – как кусочек той, прежней жизни, когда они были л ю д ь м и. Как свою последнюю надежду на то, что всё переменится, и они снова вернутся в нормальный мир…
…Наконец-то приехала труповозка. Бывшего человека и бывшего гражданина своего Отечества Юрия Тимофеева швырнули в кузов и увезли в полную безвестность. А следственно-оперативная группа вернулась в райотдел.
До конца смены оставалось ещё много времени, но опер сделал то, что раньше никогда в суточные дежурства не делал – достал из сейфа бутылку водки и напился вдрызг. А не сделай этого – мог бы и спятить от внезапно охватившей его тоски…
Владимир Куземко, специально для «УК»
P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!
