Взятки в Росии: «Взять всё и попилить!»
Существует теория, что развитая демократия изживает коррупцию сама: свободная пресса, открытость органов власти, гражданское общество – и вот уже никто не берет взятки. Однако вряд ли эти институты могут сами появиться при коррупционном режиме. Да и как показывает пример Украины, где после оранжевой революции всего этого в избытке, взяточничество не пасует перед «разгулом демократии», если этот разгул не подкреплен дееспособностью власти.…Между страниц толстой тетради наклеено много закладок – десятка три. «Здесь подшиты все семь посланий Путина Федеральному собранию, – хлопнула рукой по пластиковому переплету гендиректор российского Центра антикоррупционных исследований и инициатив «Трансперенси Интернешнл» Елена Панфилова. – А эти розовые бумажки я наклеила на страницы, где президент говорил о коррупции и необходимости ее искоренять». Открыв тетрадь в самом начале, Панфилова зачитала из 2000 г.: «Государственные функции и государственные институты […] не должны быть куплены или проданы, приватизированы или переданы в пользование, в лизинг […] На государственной службе […] единственным критерием деятельности является закон. Иначе государство открывает дорогу коррупции. И может наступить момент, когда оно переродится, перестанет быть демократическим». Панфилова подняла глаза и выдохнула: «По-моему, покруче, чем в 2006 году. Сам все предсказал. Ну прямо Кассандра».
Владимир Путин в очередной раз провозгласил борьбу с коррупцией в своем послании Федеральному собранию 10 мая – и сразу же подкрепил слова делом: громом грянули увольнения чиновников разных ведомств: таможни, ФСБ, МВД; эхо прокатилось по коридорам министерств и агентств. В администрации президента пересказывают уже как легенду, мол, Путин просто рассвирепел, когда узнал размеры взяток и откатов таможенников – «меры они не знали, вот и пострадали». Пока президент отдыхал на берегу Черного моря, наступило затишье. «Но это короткая передышка, – секретничает с корреспондентом Newsweek источник, близкий к администрации президента. – Сразу после отдыха шефа чистка продолжится. Вот увидите, полетят и более крупные головы в правительстве. Ждите больших перестановок очень скоро». А прокурор Владимир Устинов уже обещал «новые громкие коррупционные дела».
«Громкие дела», как и предыдущие, – это что угодно, только не настоящая борьба со взяточничеством. Кто-то видит в этом аппаратную борьбу, кто-то пиар. А коррупция от этого ничуть не уменьшится, полагают эксперты. По данным «Транспаренси Интернешнл», которая замеряет коррупцию в 101 стране мира, в 2002 г. размер средней взятки российского гражданина чиновнику составлял 1930 руб., а в 2005-м, по данным опроса Левада-центра, – уже 5048 руб. Даже с учетом инфляции – внушительный рост. «А что вы хотите – цена на нефть растет, денег в стране стало больше, вот и увеличиваются аппетиты чиновников», – объясняет тенденцию Панфилова.
Случай наш запущенный, кампаниями увольнений и посадок проблему не решить. Наше взяточничество, прямо как в поговорке, выполняет роль масла в плохо отлаженном механизме. Не подмажешь – ничего не работает. Нормальных законов мало, а уж суды и чиновники, строго их исполняющие, – вообще большая редкость. Так что взятки в России – это даже в чем-то положительное явление, что называется «за неимением лучшего».
Но негатива, конечно, больше. Особенно в последние годы. Если ельцинская эпоха была лихой и беспорядочной во всем, в том числе и в мздоимстве – министров покупали и меняли, как перчатки, – то путинская бюрократия везде насаждает вертикаль власти. И коррупция – все более организованная – теперь проявляется в виде вмешательства государства в экономику. Получилось, как и предсказывал Путин: государство переродилось.
Правила хороших парней
Это, конечно, не только вина власти. В основе вертикали мздоимства лежит низовой слой коррупции – бытовой. К ней уже настолько привык каждый гражданин – в детском саду, школе, вузе, больнице, ДЕЗе, муниципалитете, ГАИ, – что уже сложно понять, кто является инициатором: берущий или дающий. Как правило, это полюбовные отношения. Ученые называют это явление «взятка-комфорт».
Все банально: проедешь на красный свет, тебя остановят, дашь купюру – только чтобы не застревать в препирательствах с гаишником. «Это не взятка, это плата за мое время, – объясняет 30-летний москвич Алексей Ивакин, который работает менеджером по продажам бытовой техники. – Если я стану выполнять все их дурацкие правила, мне некогда будет зарабатывать деньги и нечем кормить семью».
В прошлом году Ивакин не пожалел $4000 за разрешение на перепланировку квартиры («зато за месяц, а не за год»), 10 000 руб. – за устройство дочки в садик («зато выбрали хороший»), 1500 руб. – за тещу в больнице («зато положили в теплую палату») и 9000 руб. – за постановку новой машины «Тойота» на учет в ГАИ («зато вообще не парился»). А четыре года назад, вспомнил Ивакин, он на практике выяснил, что для мздоимцев вообще нет ничего святого. Сам в соблазн ввел: привез два телевизора и один чайник в церковь («это было не в Москве»), чтобы там по-быстрому расторгли его церковный брак с предыдущей женой и «не задавали лишних вопросов». Телевизоры с чайником сработали – выдали бумажку, «только подозрительную какую-то, без печати даже». «Но моя вторая, получив справку, успокоилась. И к предыдущей жене больше не ревнует», – улыбается Ивакин.
«Взятка-комфорт – это правила хороших ребят, – объясняет Панфилова легкость, с которой дает взятки Ивакин. – Кругом атмосфера добра: все знают, кому чего надо давать, чтобы жизнь была хороша». Если бы у всех были равные условия, было бы почти идеальное общество. Но в условиях расслоения общества по доходам, говорит Панфилова, то, что для одних «взятка-комфорт», для других – «взятка-выживание». Чем меньше заработки у людей, тем труднее им раздавать подношения. Библиотекарь по профессии Ирина Теркина из Воронежа, которая сейчас сидит дома с маленьким ребенком, никак не может устроить дочку в сад. «Вовремя в очередь не встала, а без очереди, говорят, возьмут за 3000 рублей. А где их взять? Родители ведь пенсионеры, а мужа и не было никогда. Слава богу, нигде больше взяток не просят, – радуется молодая мама. – Жалеют, наверное».
Его хуже бывает, когда «взятка-комфорт» превращается во «взятку-угрозу»: «Правила хороших ребят выучили плохие ребята и с легкостью их копируют». Террористы, вероятно, раздавали взятки на постах, когда беспрепятственно проехали к бесланской школе, а смертницы прошли в самолеты, вылетающие из Москвы в Волгоград и Сочи без досмотра за 5000 руб. «Как видите, коррупция убивает. И это не эвфемизм и не штамп», – говорит Панфилова.
Передаем взятки. Дорого
Уровнем выше – поборы с бизнеса. Здесь комфортной жизни нет ни у кого. Маленькие фирмы платят взятки пожарным, санитарным, землемерам и т. п. «Ходят к нам как за зарплатой, – рассказывает владелец 12 ларьков и трех продуктовых магазинов Игорь из подмосковного города Химки. – Но в принципе я их понимаю – они почти все нормальные ребята, просто мало зарабатывают». Однако Игорь признает, что не будь взяточников, его бизнес вырос бы гораздо быстрее. «Если бы не они, то я, может быть, командовал бы уже целой сетью супермаркетов», – размечтался Игорь.
Средний и крупный бизнес на поборы контролирующих органов не жалуется. Мало того, кого ни спросишь – все рассказывают, что взяток не дают вовсе. Михаил Никольский, гендиректор ООО «Новогор-Прикамье», компании, отвечающей в Перми за водоснабжение, вздыхает: «У нас жизнь потому не особо весело идет, что мы не встаем на путь взяток. Мне акционеры не велели раздавать направо и налево». «А я им верю, они [крупный бизнес] взяток не дают, за них это делают посреднические компании», – объясняет секрет чистоты крупного и среднего бизнеса Панфилова.
Опрошенные Newsweek представители трех крупных компаний сказали, что давать взятки чужими руками – это разумно, да и акционерам не надо объяснять, зачем это вдруг компании приспичило финансировать строительство храма или организацию городского юбилея. «В твоей отчетности взятки не светятся вообще», – объясняет член правления крупной промышленной компании, просивший не называть его имени. Для «крупняка» взятки – это не $1000 пожарнику («это ведь само собой»), а исполнение разных просьб, в основном региональных властей. «Мы уже подсчитали: детский праздник в городе стоит столько же, сколько новый чан для пива, – усмехается сотрудник пивоваренной компании. – Сейчас это модно называть социальной ответственностью бизнеса, но для нас это убытки». «Социальная ответственность – это все-таки когда бизнесмен хочет на что-то жертвовать, а не когда власть вынуждает их делать это», – объясняет разницу Панфилова.
Министры взяток не берут
Следующий уровень вертикали – оплата услуг федеральных чиновников. «Если чиновники вымогают деньги один раз, то они просто тупые или молодые, – оценивает коллег источник Newsweek в правительстве. – В прошлом году, например, взяли с миллионом долларов в чемодане сотрудника Федеральной налоговой службы Олега Алексеева. Так ведь ему всего 28 лет всего было. Зеленый совсем. Брать не умел». Большинство чиновников вообще взяток не берет, утверждает бывший замминистра энергетики Владимир Милов: «Взятки – не самая страшная форма коррупции. Она вообще не очень сильно вредит экономике – увеличивает издержки бизнеса, но не препятствует реализации проектов [и конкуренции]».
А вот когда корпорация сажает чиновника на черную зарплату, начинаются настоящие проблемы. «У каждого крупного функционера корпораций, имеющего отношения с госвластью, есть своя черная касса», – уверяет Милов. Из нее финансируется покупка чиновника. Тот не дает никаких формальных обязательств – мол, обязуюсь провести такое-то решение в пользу вашей компании. «Но это даже хуже, – говорит Милов: – чиновник продает душу и обязуется делать все, что от него потребуют». Чаще всего покупают чиновников среднего звена – глав департаментов и их замов. Абсолютной властью эти люди не располагают. И нередко они не могут решить вопрос, как того хочет компания. Но их за это не увольняют, а за успехи в работе и вовсе премируют. А лучше покупать сразу оптом, чтобы создать себе дружественную среду в исполнительной власти. По рассказам чиновников, во второй половине 90-х годов особо агрессивными компаниями считались ЮКОС, МДМ и «Русский алюминий» – «их лоббизм не знал границ», а сейчас «покупатель» измельчал, массовых «закупок» практически нет.
Зато все чаще получается наоборот: чиновники сами становятся бенефициарами коммерческих компаний. «Они принимают решения [во власти], понимая, что они скажутся на результатах их бизнеса», – рассказывает Милов. Класс чиновников-бизнесменов появился в 90-е, но именно при Путине, говорит Милов, этот вид коррупции стал основным в федеральных органах власти.
Все отлажено: на чиновников-собственников работают чиновники – наемные менеджеры. Последние за плату беспрекословно исполняют приказы первых, и никакого творчества. «Ельцинская система была феодальной: чиновник делал то, что ему поручали начальники, а с выделенного ему участка мог воровать в меру своих сил и возможностей, – анализирует Милов. – Сейчас эта система работает жестче. Собственник [он же начальник] ставит чиновнику условие: если хочешь жить хорошо – то вот тебе участок, но делай там только то, что я скажу». Как рассказал Newsweek источник в правительстве, зарплата такого бюрократа-менеджера варьируется от $15 000 до $50 000 в месяц. Каков доход чиновника-собственника, никто из опрошенных Newsweek сотрудников Белого дома сказать не смог. «Это слишком много, чтобы можно было посчитать», – вздохнул один.
Имен, конечно, никто не называет. Зато методы управления «бюрократическим бизнесом» все описывают одинаково. «Для своих корпораций [чиновник-бизнесмен] создает благоприятные условия. Тех, кто сопротивляется, либо покупает, либо давит. Все жестко сидят на вертикали, все замкнуто на первое лицо; те, кто контролирует разные отрасли, между собой не пересекаются, – подводит итог Милов. – Чистое Зимбабве – ни убавить, ни прибавить».
Встать, суд берет
Особняком стоят, как и положено в правовом государстве, судебная власть и правоохранительные органы. Они в меру сил борются с коррупцией. За первый квартал этого года милиционеры зарегистрировали 3159 случаев взяточничества, что на 8% больше, чем за аналогичный период прошлого года. Правда, до суда доходят не более половины расследуемых уголовных дел, а многие из тех, что оказываются на столе у судьи, заканчиваются оправдательным приговором.
Правоохранительные органы жалуются на недостаток доказательств, но они и сами не прочь проявить свой либерализм – не безвозмездно, конечно. Как правило, нарушитель может «договориться» – и его отпустят. В случае задержания за небольшие кражи, хулиганство, хранение наркотиков, оружия получится совсем недорого. За коробок травы – $100 даже в Москве. Если не удалось уладить проблему на месте, и заведено уголовное дело – то выйдет дороже: от $500 до $5000. «Взятки берут во всех подразделениях милиции, даже в подразделениях собственной безопасности», – жалуется источник Newsweek в прокуратуре. «Ну нет у нас столько сил и средств [чтобы контролировать все подразделения], не можем же мы поставить своего оперативника у дверей всех кабинетов», – оправдывается офицер ДСБ (Департамента собственной безопасности) МВД России, просивший не называть его имени.
Но многое зависит от личности и квалификации следователя, прокурора и адвоката, которые занимаются делом. Сейчас многие адвокаты – это просто маклеры, выступающие посредниками при передаче денег между обвиняемым, следователем или судьей, говорит сотрудник прокуратуры. Это потому, что добиться оправдания клиента по закону в наших судах почти невозможно, поправляет его член Московской коллегии адвокатов.
«Главное – чистый центр»
«Траспаренси Интернешнл» уверяет, что рано или поздно любая коррумпированная система должна рухнуть. «Нет исторических прецедентов бесконечных коррупционных режимов, – рассказывает Панфилова. – Схлопывались даже самые сильные: Индонезия, Филиппины, Перу и США начала прошлого века».
Другой вопрос, как это случится – путем эволюции общества, как в Штатах, или революции, как в Индонезии с Перу. «Как бороться с коррупцией – известно. Написаны целые тома, – говорит Панфилова. – Но идеологически борьба эта должна базироваться на двух китах: неизбирательность и постоянность правоприменения». «Громкими делами» проблему не решить.
Существует теория, что развитая демократия изживает коррупцию сама: свободная пресса, открытость органов власти, гражданское общество – и вот уже никто не берет взятки. Однако вряд ли эти институты могут сами появиться при коррупционном режиме. Да и как показывает пример Украины, где после оранжевой революции всего этого в избытке, взяточничество не пасует перед «разгулом демократии», если этот разгул не подкреплен дееспособностью власти. Взяток, как утверждают простые украинцы, вроде бы стали брать меньше, чем при Кучме. Особенно это было заметно сразу после революции. Но в полное излечение чиновников от мздоимства никто не верит – «свободная пресса», как и при предыдущем президенте, с удовольствием обсуждает безумные коррупционные истории, в которые якобы замешаны высшие государственные лица.
При этом, как показывает опыт Сингапура, который стал самым жизнеутверждающим примером победы над взятками, можно обойтись безо всяких демократических излишеств. В 50-х годах прошлого века, когда из этого города-государства ушла Великобритания, его называли «островом разбойников». Но в 1952 г. там создали Бюро по расследованию коррупционных деяний, которое подчинялось непосредственно премьер-министру. Причем это бюро контролировало коррупцию как в государственном секторе, так и в частном, где тогда все держалось на откатах. Чиновники Сингапура должны ежегодно декларировать в нем свое имущество и фиксировать доли в компаниях, которые принадлежат им, их женам и детям. И так – 50 лет подряд.
Если бюро докажет взятку, то виновника посадят или оштрафуют (5 лет тюрьмы или $100 000), но если чиновника просто оболгут, то же самое сделают с вруном (год тюрьмы и $10 000). Иностранцев не только оштрафуют, но и навсегда лишат права хозяйственной деятельности на территории Сингапура. Зато теперь эта страна занимает пятое место в рейтинге всех стран по уровню коррупции: чем выше позиция в списке – тем меньше берут взяток. И никакого тебе «развитого гражданского общества».
Премьер-наставник страны Ли Кван Ю, которого считают отцом сингапурского чуда, охотно поделился с Newsweek свои рецептом: «Главное в борьбе с коррупцией – чистота элитной верхушки. Если центр чист, то это медленно меняет всю систему». Это был бы идеальный вариант для России с ее «сильной властью» – если бы была уверенность в «чистоте центра». Но это точно не наш случай. «В злоупотреблении административным ресурсом Россия уделала все мировое сообщество», – констатировала Панфилова.
Евгения Письменная, Александр Раскин, Русский Newsweek
Tweet