Попрошайки: сами мы местные! Деньги считают килограммами!

Для того чтобы перенести заработок, питерским нищим по вечерам приходится нанимать носильщиков. Счет идет не на рубли, а на килограммы. «В сумке десятки килограммов мелочью, 10 000–15 000 рублей железом по 1, 2 и 5 рублей», – рассказывает «управляющая» Наталья про «отдачу» от одного из своих подопечных – безногого десантника Сергея, работающего на Приморской линии метро. ОТ СУММЫ НЕ ЗАРЕКАЙСЯ

Сумок так много, что Наталье приходится делать записи в блокноте. В нем же рассчитывается логистика – крупные монеты меняются на купюры, а оставшаяся мелочовка отправляется в пункт приема цветметаллов: это безопасней и даже выгодней, чем менять на купюры в банках.

Нет ничего странного в том, что у российских нищих есть своя инфраструктура: с 1993-го отечественные попрошайки фактически имеют легальный статус – тогда отменили 209-ю статью УК РСФСР, предусматривавшую уголовное преследование за «ведение паразитического образа жизни». За 14 лет российские нищие превратились в уникальное явление: сейчас за день они в среднем собирают столько, сколько их американские коллеги зарабатывают за пять.

Большинство из них профессионалы, психологи-самоучки, и судя по тому, как умело они играют на струнах русской души, действуют попрошайки не интуитивно, а по какому-то неписаному «сборнику правил эксплуатации национального характера». У них одна цель – получить монету, но очень большой арсенал оружия: жалость, религия, патриотизм, агрессия.

На прошлой неделе группа ученых из Карлова университета в Праге и Института этнологии и антропологии РАН опубликовала многолетнее исследование поведения нищих в России и Европе. Вышедшая книга называется «Бредущие среди нас: нищие в России и странах Европы, история и современность». Это масштабный труд, описывающий методы воздействия нищих в Праге, Флоренции и Москве.

Ученые исследовали не столько психологию попрошаек, сколько «национальную душу» подающих. Нищие оказались прекрасным инструментом для изучения культурного кода нации – ведь для каждой страны они вырабатывают свой набор приемов для максимально эффективного сбора денег. Россия и здесь продемонстрировала свой уникальный путь. У нас нищие зарабатывают едва ли не больше всех в Европе и отлично адаптируются к изменению общественного мнения. А подают им не столько из человеколюбия, сколько из желания соблюсти традицию и самоутвердиться в собственных же глазах.

ДУХОВНЫЙ ПОСОХ

Попрошайничество – исключительно древний акт. Ему столько же лет, сколько и человечеству, а может быть, и больше: выпрашивание мяса, например, очень распространено у ближайших к человеку обезьян – шимпанзе. По современным представлениям ученых, альтруизм (а попрошайничество эксплуатирует именно это чувство) – одно из главных свойств человека. Оно возникает в ответ на определенные символы или раздражители. Один из них – обращение к религиозным чувствам.

«Бессмысленно в Китае просить так же, как и у православного храма. Если же китайцы выстроятся шеренгой около входа в церковь, им тоже никто ничего не подаст», – говорит руководитель исследования, заведующая Центром эволюционной антропологии Института этнологии и антропологии РАН Марина Бутовская.

Уникальность российских попрошаек заключается прежде всего в использовании ими религиозных мотивов. Фразу «люди добрые, помогите, пожалуйста, кто сколько может, спаси вас Господь» не раз слышал каждый горожанин.

До революции подаяние «убогим» было просто традицией русской православной культуры. Возрождение российского попрошайничества как раз совпало с реабилитацией религии после длительного периода государственного атеизма.

И современные нищие интуитивно уловили, что этим можно пользоваться и сейчас, хотя и действует этот инструмент по-другому.

В меру религиозной Европе религией никого не разжалобишь. И это при том, что там религиозные обряды регулярно исполняет куда больше людей, чем в России. Только треть чехов считает себя католиками, и эта же треть ходит на воскресную мессу. В России же регулярно ходят в церковь не более 5% горожан, тогда как православными себя считают три четверти граждан. И утомительные обряды они заменяют актом подаяния. Авторы исследования называют это «стереотипом нищего как “духовного посоха” человека».

У входа на территорию Александро-Невской лавры (одна из самых прибыльных точек в Санкт-Петербурге) на картонных подстилках сидит несколько таких «посохов» – инвалидов без ног. Один из них одет в форму пограничника. «Да вы спросите номер его части и в каком бою он ноги потерял», – шепчет нам его сосед, намекая на то, что безногий – мошенник.

«Пограничник» Николай это и не скрывает: «На заводе мне ноги оторвало в Тирасполе еще в конце 80-х. Добрые люди привезли из Молдовы в Питер. У лавры почти каждый день сижу с 9 утра и до вечера, пока меня не заберут». На вопрос, сколько денег он зарабатывает в день, Николай пробурчал что-то невнятное. За него ответил 15-летний мальчик на костылях, просящий милостыню неподалеку. «От 1500 до 2500 рублей выходит, а я вот за день, самое большое, 3000 рублей насобирал». Смотрящий за этой точкой – смуглый и коренастый молодой человек – подтвердил, что «с лавры самая большая выручка». «Мне инвалиды, которые работают в центре на точках, сдают за день от 5000 до 10 000 рублей, а в лавре меньше “десятки” никогда не бывает», – рассказал он.

Одинокий нищий, сидевший у храма Святого Николая в Праге, о таких заработках и не слышал. За час прилично одетый старик не получил ни одной кроны. Никто даже не подошел к его пластиковой коробочке, хотя туристов и прихожан вокруг было предостаточно. «Мы заметили, что в Праге, в отличие от Москвы, нищие у храма ведут себя как атеисты, – делится наблюдениями соавтор исследования, доктор Марина Ванчатова cгуманитарного факультета Карлова университета. – Они благодарят за милостыню, но никогда не крестятся». В Праге у церквей подают 6%, в России же – в четыре раза больше.

Не работает «религиозная» стратегия и во Флоренции. Более того, согласно опросу, проведенному среди нищих Праги корреспондентами Newsweek, итальянские туристы были признаны самой плохо подающей нацией. «Они даже наши миски сбивают ногами или переворачивают, а еще католики», – сетовал один из попрошаек. В Италии, стране с ярко выраженными традициями чадолюбия, гораздо больший доход приносит использование детей. Самый прибыльный вариант – многодетная мать, желательно беременная.

НЕДЕТСКИЕ СБОРЫ

Использование детей для попрошайничества имеет давнюю историю и в России. Еще в XIX в. жители одного из самых крупных «нищенских гнезд» в Пензенской губернии предпочитали нанимать детей, калек и женщин, а иногда целые семьи. Они обладали такими большими средствами, что выплачивали за работу нищему до 10 руб. в месяц, а по окончании установленного срока калеки передавались от одного хозяина к другому как простая вещь.

Такие случаи в России и сейчас не редкость. В прошлом месяце глава МВД РФ Рашид Нургалиев предложил изменить российский УК и установить ответственность за использование детей в целях попрошайничества. «Чаще всего таких детей “выкупают” у пьющих родителей, накачивают наркотиками, чтоб они не кричали, – и на работу. Стоимость проката младенца в день может составлять до 300 рублей, а доход – куда выше», – рассказывает оперативник УБОПа.

Дети – самое эффективное оружие попрошаек, но и оно поражает далеко не всех. Авторы исследования пришли к выводу, что половые различия в мотивациях подаяния в России куда более сильные, чем в других странах. Женщины более склонны подавать милостыню тем нищим, во внешности которых присутствуют классические «катализаторы» альтруизма – то есть беспомощность. Они чаще испытывают по отношению к нищему непосредственную жалость и реже, чем мужчины, опираются на соображения социальной справедливости.

Для мужчин же жалобный вид ребенка или старика еще не повод делиться с ними деньгами. «В данном случае можно говорить об идентификации подающего с функцией государственной власти, – пишут авторы книги. – Он как бы делает то, что должно было сделать государство. Нищий оказывается средством утверждения человека как хранителя порядка и существующих норм». Поэтому мужчины более склонны подавать членам тех же социальных категорий, к которым принадлежат и они сами.

Наиболее положительное отношение они показывают к покалеченным русским ветеранам, одетым в военную форму с медалями. «По всей видимости, среди мужчин очень сильна идентификация с потенциальными товарищами по армии, – говорит Марина Бутовская. – Многие подающие являются бывшими военнослужащими, причем немало из них прошли горячие точки». Однако ученые проводили свои исследования в Москве четыре года назад, когда информации о военных действиях в Чечне в СМИ было гораздо больше, чем сейчас. «Поэтому сейчас “чеченцев” на улицах стало меньше, чем раньше, – соглашается Бутовская. – Попрошайки хорошо ориентируются в обстановке. Меняется общество, меняются и нищие».

А вот межэтнических трений за четыре года меньше не стало. По словам ученых, сегодня русский мужчина более склонен подавать милостыню русской женщине, чем таджичке, а таджичке – больше, чем цыганке. Сравнивая детей русского и цыганского происхождения, зарабатывающих пением, исследователи обнаружили, что русские дети получали примерно в три раза больше.

Авторы книги считают, что отказ подавать инородцам – отличительная черта небогатых стран: «Феномен отвержения нищих беженцев отмечается во многих обществах третьего мира, в частности, в Индии, Нигерии». А вот в европейской культуре к беженцам отношение позитивное. Особенно если беженец с ребенком.

Во многих европейских странах законодательно запрещено принуждать детей к попрошайничеству, поэтому в каждой стране им ищут замены. «Собака в Чехии – как второй ребенок в семье, а иногда и заменяет его, – рассказывает Марина Ванчатова. – Поэтому их активно используют нищие. А вот во Флоренции или Москве собаки не популярны».

За три дня старательного прочесывания Праги корреспонденты Newsweek смогли обнаружить лишь 11 точек с попрошайками, а самая прибыльная располагалась в начале Карлового моста. За тот час, пока мы наблюдали за ним, пожилой нищий с собакой собрал 58 пожертвований, что в 3–5 раз превышало средние показатели. «Да, это самое денежное место в Праге, – подтвердил бывший работник аэропорта Устин. – За день собираю около 500 крон [600 руб.], но сидим всего несколько часов – выгоняет полиция или надо уступить очередь другим». Кстати, ни один из опрошенных нами пражских попрошаек так и не смог вспомнить, когда в последний раз ему подавали русские. «Англичане, вот они хорошо бросают, – говорит Устин, – в прошлом году они мне даже дали ?100».

МОЛЧАЛИВОЕ ДВИЖЕНИЕ РУКОЙ

В России 74% опрошенных подают милостыню чаще, чем раз в неделю, – в Чехии таковых лишь 21%. Впрочем, у нас подают часто, но понемногу, потому что для русских это скорее ритуал, а в Чехии подавляющее число опрошенных полагают, что нищие действительно нуждаются в милостыне.

Русскому способу подаяния не один век – этнограф Иван Прыжов еще в середине позапрошлого века описывал так называемую копеечную милостыню. Такая практика помощи, по его мнению, носила исключительно формальный характер и нужна была подающему для того, чтобы самоутвердиться в собственной значимости.

«Маркетинговая политика» российских нищих свидетельствует о том, что русские до сих пор «клюют» на «семейную взаимопомощь», пусть и не настоящую. Об этом говорят распространенные письменные и устные обращения к подающим, когда нищие намекают на родство, говоря «братья», «сестричка» или «сынок». В Чехии и Италии такие обращения отсутствовали полностью – во Флоренции если и встречались таблички с надписями, то только у цыган, а выглядели они как хорошо составленное генеалогическое древо, с именами родственников, фотографиями, кратким описанием проблем и лаконичной подписью «Спасибо!».

Русские же подробностями жизни нищего не интересуются, поскольку для них он символ, а не личность. К самим же людям, сидящим с протянутой рукой, они испытывают крайнюю неприязнь, приписывая им качества вроде лживости и притворства. Это, конечно, небезосновательно. «Все эти инвалиды – вояки дутые», – со знанием дела рассказывает Виктор, молодой человек лет 25, одетый в старое черное драповое пальто, пропахшее дымом от костра. Раньше он сам попрошайничал на Невском, а теперь организует поставки других нищих для хозяев-цыган. За безногого платят 2500 руб., за безрукого – 1500.

Безногого «десантника» Сергея привезли в Питер из села на окраине Одессы, где он раньше жил с родителями. «Мне говорили, что буду шить, а получилось вот как: попал к цыганам, – рассказывает он. – Но они нас не обижают, к нам в Горелово [поселок Ломоносовского района Ленинградской области] даже девушек приглашают». По словам «пограничника» Николая, им деньги даже не дают – «настоящий коммунизм». «А деньги мне и не нужны, – уверяет он. – Меня кормят, водку дают по вечерам и моют в бане». Самим же цыганам просить милостыню в России почти бесполезно – национальностью не вышли. Пришлось им завладеть почти всем этим бизнесом в Петербурге, констатирует оперативник ГУВД.

Во Флоренции же цыгане сами работают «в поле». Там на жалость и на традиции рассчитывать не приходится. Зато широко распространен абсолютно непопулярный в России тип «агрессивных попрошаек». Любимый у цыган метод попрошайничества – силовой, когда потенциального клиента преследуют, пока он не подаст. Такой метод сильно уменьшает шансы на получение максимального заработка, зато гарантирует минимальный, а иногда даже средний. А у нас, по словам Бутовской, самая прибыльная стратегия – пассивность и демонстрация признаков крайней нужды – «грустное лицо и молчаливое движение рукой». Смирение – это важная составляющая русского культурного кода.

Никита Максимов, Александр Раскин, Русский Newsweek