Небоевые потери Украины во время войны с путинской Россией: ранние смерти и дефицит лекарств
Полномасштабное вторжение России в Украину приведет к тому, что примерно 15 миллионам украинцев понадобится психологическая и психиатрическая помощь. Это прогноз Министерства здравоохранения Украины. Чиновники и врачи все чаще регистрируют ранние инфаркты, смерть от инсультов, развитие диабета и гипертонии на фоне стресса. Все это в совокупности с дефицитом лекарств в оккупации и трудностями оказания помощи во время войны приводит к небоевым потерям – осложнениям, инвалидности и даже смерти.
Телеканал Настоящее Время рассказывает, как война влияет на здоровье украинцев и почему забирает жизни не только во время бомбардировок и ракетных обстрелов.
“Очередной прилет – мама упала с инсультом”. История одной семьи
Сентябрь 2021 года, в Харькове еще летняя погода. Высокая рыжеволосая женщина везет по парку Горького инвалидную коляску, в ней сидит пожилой мужчина без ноги. Он улыбается, машет рукой прохожим, о чем-то переговаривается со спутницей. Беззаботные посетители парка тоже улыбаются, катаются на качелях-лодочках. В кадре красиво разбиваются струи фонтана.
Этот ролик – рекламу единственной в городе службы такси для людей с инвалидностью – придумала известная в Харькове и в украинском сегменте фейсбука журналистка и писательница Анна Гин. Она же и снялась в нем вместе с отцом Иосифом Яковлевичем.
До полномасштабного вторжения России оставалось полгода, в Харькове и в парке Горького еще не взрывались российские ракеты. Папе и маме Анны было за 80, но, несмотря на возраст, они жили самостоятельно. Пожилая мама часто выходила гулять и в магазин за продуктами.
Когда Россия начала полномасштабную войну и Харьков стал прифронтовым, Иосиф Яковлевич и Валентина Павловна отказались уезжать.
После каждого обстрела мама Анны жаловалась, что у нее болит сердце. Иосифу Яковлевичу еврейские организации предлагали переезд в Израиль – ребенком он пережил Холокост. Но пожилые люди не хотели покидать город, в котором прожили почти всю жизнь, и боялись начинать все сначала в другой стране.
“У нас сначала взрывается, а потом срабатывает сирена” – так Анна описывает жизнь в Харькове сегодня. Так же было в начале войны, не менялась ситуация и летом. 15 июля после взрывов вблизи дома, где они жили, у Валентины Павловны случился инсульт.
“Очередной прилет, достаточно близко – в соседнем дворе буквально, взорвалась ракета. Это была С-300, если я сейчас не ошибаюсь. Мама упала с инсультом. Это был мгновенный удар, но, думаю, этому предшествовало достаточно много ее переживаний, нервов, страхов и так далее. Между взрывом и ее падением прошло буквально несколько минут”, – рассказывает журналистка.
Маму Анны положили в областную больницу в 602-м микрорайоне. Это Салтовка – харьковский жилмассив, название которого теперь знакомо многим по сводкам обстрелов. Ракеты прилетали и на территорию больницы, вспоминает харьковчанка. Но врачи продолжали работу: “Когда взрывается, медсестра, которая в этот момент вводит внутривенное, застывает на несколько секунд. Взорвалось? Ага, давайте продолжим ставить капельницу”.
В августе отца Анны положили в соседнее отделение – ему стало плохо с сердцем. Журналистка не теряла самообладания и пыталась поднимать настроение подписчикам рассказами о том, что она как ураган мечется между двумя корпусами: “Одному пеленку, другому водички, одного на рентген, другого на кардиограмму. Главное – не перепутать”.
22 августа мамы не стало. А в начале октября умер и отец. Анна писала: родители прожили вместе 60 лет. Без своей Валюши Иосиф Яковлевич смог продержаться 44 дня – узнав о ее смерти, слег и больше не встал.
Свидетельства о смерти родителей Анна получала с разницей в полтора месяца в одном и том же ЗАГСе. Говорит, что в первый раз была 302-й в очереди, во второй – 298-й. Журналистка уверена: позже украинцев еще шокирует статистика, как война забирает стариков. Причем не только тех, кто остается под обстрелами. Анна рассказывает, как ее близкая подруга вывезла из Харькова за границу свою маму и маму мужа. Одна пожилая женщина умерла по дороге, в Польше, – от инфаркта. Другая – в Швейцарии.
“Бабушка уже умерла, спасибо, не надо”
С тем, что война подрывает здоровье пожилых людей, соглашается и другой харьковчанин, Александр Костенко. До большой войны он был медиатехнологом: консультировал политиков по сотрудничеству со СМИ, делал обзоры предвыборных кампаний в регионе. С конца февраля 2022-го Александр развозит продукты пенсионерам. На попечении волонтера сейчас несколько десятков человек. Эти смерти не назовешь массовыми, говорит Александр, но ему лично известны случаи, когда люди умирали от обострения хронических заболеваний:
“Были у меня ситуации, которые на всю жизнь запомнишь. Например, ставят мне запрос: лежачей женщине нужны противопролежневые пеленки. Я начинаю искать, а это было весной, когда очень сложно было что-то найти по городу. Меня днем переспрашивают: “Саша, не нашли?” Я пишу: “Нет, нет, еще ищу”. А потом нахожу, а мне говорят: “Бабушка уже умерла, спасибо, не надо”.
Кроме еды и предметов гигиены, Александр развозит пожилым людям лекарства. И уже привык, что после обстрелов в каком-то из районов жильцы просят лишнюю упаковку лекарства от давления. Однако волонтер убежден, что самый тяжелый период для харьковских пенсионеров пришелся на весну:
“Были проблемы с выплатами пенсий. Точнее, весной их вообще не выплачивали. Эти системы были не отлажены, банковские отделения, где старики привыкли получать пенсии, закрылись. А для тех, кто привык, что почтальоны “Укрпошты” им разносят, эта лавочка тоже закрылась. Пожилые люди сидели все без каких-либо поступлений”.
Сейчас же, считает Александр, труднее всего даже не пенсионерам, а тем, кому за 40: многие из этих людей пробовали уехать из Харькова, потеряли работу, но остались без денег и были вынуждены вернуться. Также волонтер с тревогой ждет холодов. Коммунальщики смогли подать тепло в дома, но в некоторых районах перебиты трубы. К тому же Россия продолжает обстреливать украинские подстанции: 15 ноября в Харькове снова пропал свет, остановились метро, трамваи и троллейбусы. Пока температура на улице чуть выше нуля, но уже на этой неделе по ночам обещают первые заморозки. Александр Костенко готовится закупать для пенсионеров вместо продуктовых наборов печки-буржуйки, дрова и теплую одежду.
Инфаркты и инсульты “молодеют” из-за войны: статистика Минздрава
С 2020 года в Украине работает электронная система регистрации пациентов, куда заносят данные всех госпитализированных, в том числе с инфарктами и инсультами. Генеральный директор Директората медицинских услуг в украинском Минздраве Александра Машкевич приводит статистику: за весь прошлый год в Украине зарегистрировали 94 тысячи пациентов с инсультами. За период с января по октябрь 2022 года – 72 800. Соотношение по инфарктам: 21 тысяча случаев в прошлом году и 18 тысяч – за первые девять месяцев 2022-го. То есть пока нет оснований говорить, что инфаркты и инсульты стали более частыми. Но, во-первых, год не закончился, а во-вторых, еще только предстоит выяснить, как изменит эту картину информация с оккупированных и недавно освобожденных территорий. Представительница Минздрава говорит, что уже можно сделать вывод о том, что инфаркты и инсульты “молодеют”, и это – результат продолжающейся войны.
“Если мы раньше говорили, что инсульт и инфаркт – это в основном заболевания людей в возрасте от 60 лет и выше, то сейчас, к сожалению, мы видим, что инсульты происходят у молодых людей, даже до 30 лет. Недавно был случай острого ишемического инсульта у беременной женщины 25 лет. Инсульт был на фоне стресса, конечно”, – отмечает Александра Машкевич.
Кроме того, в МОЗ ожидают, что война повлияет на статистику по гипертонии и сахарному диабету, которые “могут проявляться на фоне стресса”. И прогнозируют, что обстрелы, стрессы, негатив в медиа и соцсетях приведут к тому, что примерно 15 миллионам украинцев понадобится психологическая и психиатрическая помощь.
Еще одна пострадавшая от войны группа – люди с онкологическими заболеваниями, говорит директор фонда поддержки взрослых онкопациентов Inspiration Family Анна Узловая. С начала масштабной агрессии России фонд обработал более 1500 обращений от пациентов. Люди спрашивали, как продолжить лечение в своих городах или перенести процедуры.
“Некоторые центры [предназначенные для лечения онкологических заболеваний,] были повреждены – например харьковский. У нас были пациенты, которые получали в харьковском онкоцентре свою первую капельницу в подвалах. Персонала было мало: врачи, медсестры не могли добраться на работу. Невозможно было сдать анализы перед тем, как проходить химиотерапию. Лечение в таких условиях становится невозможным, поэтому из прифронтовых городов мы рекомендуем эвакуироваться в более безопасные места и продолжать лечение”, – объясняет директор фонда.
Представителям фонда пришлось решать и организационные вопросы, сопутствующие эвакуации. Например, не все пациенты адекватно оценивали свое состояние перед тем, как выезжать. Далеко не каждый мог взять с собой медицинские документы. За границей историю болезни нужно перевести, а перед этим – поставить пациента в очередь к онкологу. Еще одна угроза для людей с онкозаболеваниями – условия во временных жилищах. У тех, кто уже начал лечение, ослаблен иммунитет, новые болезни еще сильнее могут подорвать их здоровье.
Анна Узловая рассказывает, что некоторым пациентам удалось организовать эффективное лечение уже за границей – хотя сначала медики и волонтеры опасались, что война может прервать курс. Пациентка с раком молочной железы узнала о диагнозе в Харькове 23 февраля и начинала лечение уже под обстрелами. Женщину перевезли в Нидерланды, сейчас она в стадии ремиссии. По словам Узловой, далеко не всегда лечение онкозаболеваний за границей оказывается лучше, чем в Украине. Но конкретно эта пациентка в Нидерландах оказалась в атмосфере заботы и поддержки.
“Когда пациент попал на прием к онкологу, процесс пошел очень быстро. Ее записали на верификацию диагноза, дали все необходимые лекарства, которые могла получить в аптеке. У пациентки начали выпадать волосы, потому что первую химиотерапию она получила в Украине. Мы спросили, где можно остричь волосы, это очень неприятный процесс. Нам порекомендовали магазин париков и других вещей прямо в клинике, там же бесплатно обрили голову. Персонал много внимания уделял социальной составляющей: спрашивали, есть ли близкие в Украине, как она себя чувствует, будет ли кому в Нидерландах вызвать врача, если пациентке станет плохо. Интересовались, нужна ли ей психологическая помощь”.
Также фонд получал запросы и из оккупированных городов – например, из Херсона до его освобождения. Пациенты жаловались, что лекарства там дорогие и сомнительного качества.
Медицина в оккупации: нехватка лекарств и соцсети вместо аптек
Максим Овчар – врач-эндокринолог Херсонской областной клинической больницы. Четыре месяца он проработал в условиях российской оккупации, а в июне выехал на свободную территорию Украины и вступил в силы обороны.
Как рассказывает Максим, проблемы в больницах начались в первые дни вторжения – все цепи поставок оказались нарушены. Областная больница в мирное время получала препараты из Николаева и Запорожья. До 28 февраля из Николаева еще можно было привезти неотложные медикаменты. Но когда российские войска вошли в Херсон, эта возможность исчезла.
“Профильные” пациенты Овчара – люди с сахарным диабетом. Врач объясняет: при диабете первого типа каждый день необходимы инъекции инсулина. Препарат нужно перевозить в рефрижераторах, хранить в аптеках в холоде. Дефицит возник в первые же дни. Люди искали инсулин по оставшимся аптекам, в телеграм- и вайбер-чатах, выживали на собственных запасах. Также доктору известны случаи, когда российские военные требовали от врачей данные участников боевых действий в Донбассе и проукраинских активистов с сахарным диабетом. Зависимость больных от инсулина они использовали для пыток, говорит Максим Овчар.
“Ко мне обращался участник боевых действий на Донбассе из Снигиревки Николаевской области. Он 11 дней просидел “на яме” у россиян без доступа к инсулину. Я вообще удивлен, как он смог пережить, выбраться. Наверное, он настолько ослаб, что его оккупанты бросили. А он за ночь добрался в Херсон, хоть и был обессилен”, – рассказывает врач. От Снигиревки до Херсона – 55 километров.
Дефицитными были и другие медикаменты: например, препараты калия. От них может зависеть жизнь пациентов с диабетическим кетоацидозом (осложнение сахарного диабета, при котором организм почти не вырабатывает инсулин). Без препаратов калия пациенту грозит кома, у него может критически нарушиться сердечный ритм. Также хлорид калия нужен для лечения раненых, людей с ожогами. Врачи пытались заменять препараты аналогами, говорит доктор. Остро не хватало и гормонов надпочечников, необходимых для людей с надпочечной недостаточностью. Одиннадцать упаковок этого препарата передал Красный Крест Украины. Со свободной территории Украины больница получала и кислород, причем обходными путями: из Николаева через Кривой Рог, Васильевку и левобережье Херсонской области по Антоновскому мосту, пока по нему еще был возможен проезд.
Оккупационные же власти, по словам Овчара, иногда передавали препараты для хирургической помощи, но часто просроченные. Инсулиновые препараты, изготовленные в России, тоже попадали в Херсонскую область, но покупать их приходилось вдвое или втрое дороже рыночных цен. Правда, однажды в регион попали качественные препараты из Хабаровска – и доктор обеспечил ими пациентов на левом берегу.
О проблемах с медикаментами во время оккупации рассказывает не только Максим Овчар. Глава военной администрации Херсонского района Галина Луговая передавала информацию от местных жителей: в последние недели оккупации, когда Россия еще контролировала Херсон, на весь областной центр работали три аптеки. Для сравнения: до оккупации в городе на 280 тысяч жителей их было как минимум 80. В тех аптеках, что продолжали работать, найти можно было далеко не все, что требовалось, рассказывал Настоящему Времени на условиях анонимности житель Херсона: “В аптеках есть только экстренно необходимое – анальгин, валерьянка, корвалол. Специализированного нет ничего вообще”.
Горожане искали лекарства в телеграм-чатах. Максим Овчар говорит, что дефицит подогревали и некоторые местные жители: в первые дни оккупации они раскупили запасы, чтобы потом продавать их дороже.
О том, что во время оккупации из больниц исчезали лекарства, свидетельствовали не только власти и жители Херсонской области. В соседней Николаевской области была похожая ситуация, рассказывала глава Николаевского облсовета Анна Замазеева:
“В больнице в Снигиревке люди истекали кровью, потому что там не было необходимых лекарств. Снигиревская больница принадлежит областному совету, мы были на связи с главврачом. Нам известен факт, когда в больнице умерла медсестра, просто истекла кровью – не было базовых медицинских препаратов”.
Среди вывезенного из Херсона оккупационными властями и их пособниками – больничное оборудование, рассказывает Максим Овчар. “Грабеж почти тотальный: аппараты КТ, МРТ, УЗИ-оборудование, лабораторное оборудование, системы мониторинга пациентов в хирургических отделениях, отделениях реанимации, стоматологическое оборудование – абсолютно все, что можно загрузить и вывезти, вывозили”, – врач-эндокринолог описывает ситуацию, ссылаясь на слова коллег, которые оставались в городе до самого освобождения.
Вернув контроль над городом, украинским властям придется и восстанавливать захваченное оборудование, и приглашать туда медперсонал. По свидетельству Овчара, в мае в больницах оставалось около 80% медработников. К середине лета стало еще меньше, причем судьба некоторых специалистов до сих пор неясна – они выехали или могли погибнуть. Когда в начале ноября оккупационные власти объявили эвакуацию пациентов и медперсонала, некоторым врачам пришлось покинуть город под давлением россиян. Чтобы восстановить медицинскую сферу региона после разграбления, может уйти год или два, предполагает врач-эндокринолог.
***
Среди сопутствующих потерь войны, помимо преждевременных смертей и ухудшения здоровья, часто называют и вынужденную миграцию украинцев. Доктор философии и демограф Хосе Мигель Гузман обобщил для издания “Экономическая правда” демографические вызовы войны: с начала полномасштабной агрессии за границу выехали 6,6 млн жителей Украины. Позже 2,1 млн человек вернулись назад. Но какая часть уехавших осядет в других странах и не вернется после войны, сказать невозможно, отмечает демограф. Также известно, что 6,8 млн украинцев из-за войны переехали внутри страны – покинули постоянные места проживания и теперь живут в других городах или областях; эта оценка сделана на основе данных входа в Facebook, а также меток геолокации. Также из-за того, что в условиях войны будущее непредсказуемо, снизится рождаемость, полагает Хосе Мигель Гузман.
Харьковчанка Анна Гин рассказывает: многие ее друзья выехали за границу, взрослая дочь тоже учится не в Украине. Но сама она недавно поняла родителей, которые не хотели переезжать. У Анны два домашних любимца – огромный доберман и попугай, ехать без них она не согласна. К обстрелам же, как оказалось, можно привыкнуть, добавляет она. А еще война вызвала у нее, русскоязычной журналистки из Харькова, всплеск украинского патриотизма: “Вдруг кто-то будет зажигательные смеси делать и в танки кидать, которые по моей улице едут. Так я ж готова!” – говорит Анна Гин.
Авор: Григорий Пырлик; Настоящее время