«Я думаю, что в патрульной полиции все стало еще хуже»
Зоя Мельник — правозащитница и бывшая полицейская из Одессы, которая в 2019 году обвинила свое руководство во взяточничестве и работе на «показатели». После этого в отношении Мельник было служебное расследование, в результате ее уволили.
19 февраля суд обязал немедленно восстановить Мельник в должности, а также выплатить ей более 200 тысяч гривен компенсации за вынужденный прогул. Журналисты hromadske поговорили с Зоей Мельник о том, произошли ли изменения в патрульной полиции и собирается ли она возвращаться на службу.
Фото: hromadske
Как вы оцениваете решение суда?
Я не сомневалась, что будет именно так. С самого начала я считала, что мое увольнение — незаконное и противоправное. И я доказала это в суде.
Скорее всего, патрульная полиция будет подавать апелляцию, и мы будем идти к кассации. Это их обычная практика — они не сдаются до последнего, несмотря на то, что проигрывают.
Что для вас значит это решение суда?
Для меня это восстановление справедливости. Конечно, еще рано о чем-то говорить. Но я считаю решение независимым.
Мы в своем «пузыре» привыкли думать, что везде все плохо: суды продажные, все берут взятки. Но так происходит не всегда. Есть разные суды, судьи и полицейские.
На что ссылался суд, когда выносил это решение? Почему приказ о вашем увольнении признали незаконным?
В суде были «доказательства» моих дисциплинарных правонарушений. Например, акт о невыходе на работу, который подписали четыре человека. Все они были подчиненными руководителя патрульной полиции.
В одном из прогулов указывается, что я отсутствовала на службе с 6:35 до 7:40 утра. У нас график несения службы — с 9 утра до 9 вечера. И даже если допустить, что служба начиналась с 6:30 утра, то почему это не опоздание? Почему прогул? То есть свою позицию они не смогли доказать — ни прогулы, ни опоздания.
Вы готовы вернуться в патрульную полицию?
Я думаю над тем, будет ли это возможным, дадут ли мне возможность работать, учитывая все то, что было раньше.
На самом деле, я думаю, что в патрульной полиции все стало еще хуже. Но как убедиться в этом, если не проверить на собственном опыте? Для чего тогда было воевать в суде полтора года, чтобы не прийти и не поработать? А уже от того, какими будут условия работы, будет зависеть мое решение — оставаться или нет.
На это решение влияет много обстоятельств. Например, я вернусь, а меня снова поставят какой-то шлагбаум охранять. Это не цель моей жизни. Мне хочется работать и развиваться.
Я хотела работать в недавно созданном подразделении «Полина», которое противодействует домашнему насилию. Но, к сожалению, мне это не разрешили.
Мне не давали даже довести до конца дело. Например, я собрала материалы и пишу, что мне нужно доставить задержанного в суд. Но мне не дают возможности, не дают автомобиль. Я же не повезу его на троллейбусе.
Работа с домашним насилием невыгодна. Она требует времени. То есть когда полицейский приезжает на вызов, он должен составить срочное запрещающее предписание, сделать оценку рисков, задержать правонарушителя, если нужно, составить протокол задержания, протокол о домашнем насилии, направить его в суд, а на следующий день доставить этого правонарушителя в суд.
И это лишь один протокол. За это время можно 20-30 постановлений написать о нарушении правил дорожного движения.
В случае возвращения, как вы планируете решать конфликт с теми, кто добился вашего увольнения? Например, с Жуковым (начальник департамента патрульной полиции), Белошицкой (заместитель начальника патрульной полиции)?
Я не планирую ничего решать. Я планирую просто выполнять свою работу в соответствии с законодательством.
Все началось с вашего сообщения о системной коррупции и преступлениях в руководстве одесской патрульной полиции. Видите ли вы какие-то системные изменения после ваших разоблачений?
Увы, но нет. «Планы» как были, так и остаются. Полицейским выдают планы по протоколам, постановлениям. Люди продолжают жаловаться, что полицейские не приезжают на вызовы или приезжают с опозданием туда, где есть угроза жизни и здоровью.
Возможно, что-то изменилось в патрульной полиции Одесской области, потому что ее руководителя после скандала со мной перевели в Киев. Но я много езжу по Украине и иногда общаюсь со своими коллегами — они рассказывают, что ничего не изменилось.
В целом система осталась прежней, потому что все те же люди управляют все теми же советскими методами. «Планы» делают сотрудников полиции заинтересованными не в предупреждении преступлений и правонарушений, а в их фиксации.
Как вы планируете работать? И будете ли дальше публично говорить о нарушениях в патрульной полиции?
Я не хочу, чтобы сложилось такое впечатление, будто я такая скандалистка, начала сразу все разоблачать и писать на Фейсбуке. Нет. Я обращалась и к руководству, и к самому Жукову, и к руководителю патрульной полиции — о том, что у нас фальсифицируют материалы, полицейские не выполняют свои обязанности из-за «планов».
Нам даже говорили, что мы не поедем на перерыв с тяжелой ночной смены, пока не принесем 130-ю. Это протокол о вождении в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. К сожалению, на мои обращения никто не реагировал. И только тогда я начала писать обо всем публично. Меня достали таким поведением.
Мне угрожали. В первый раз — после того, как я вышла в эфир на «1+1» утром и без их согласия рассказала, что происходит.
Человек, который тогда мне угрожал, сказал: можешь писать о службе по делам детей все что угодно, но не пиши о полиции.
После увольнения вы занимались правозащитной деятельностью и тоже публично разоблачали действия чиновников. Как они на это реагировали? Были ли угрозы?
Чиновники очень радовались, что меня уволили, думали, что им будет лучше. Но на самом деле им стало только хуже, потому что когда ты не связан уставом, можно писать все что угодно.
С каждым шагом моей деятельности у меня расширяется «клуб доброжелателей». Когда ты защищаешь чьи-то права, ты не можешь не быть в конфликте. Кто-то же нарушает эти права. Иногда это руководители учреждений, где воспитывают детей, воспитатели. И, конечно, чиновники, обязанность которых защищать детей, не слишком рады тому, что приходит какая-то Зоя, какие-то правозащитники, общественные деятели, и разоблачают то, что на самом деле происходит. Им это не нравится, и они наносят удар.
Когда велось следствие в отношении одесского приюта «Рассвет», мы также делали свое расследование. То есть мы собрали всех детей, которые рассказали, как их пытали, били. Чиновники, которые покрывали это, писали заявления на меня, пытались меня дискредитировать.
Было большое сопротивление, и так происходит с каждым делом, которое я веду как правозащитник. Например, об изнасиловании детей в доме ребенка в Измаиле говорили, что «это все неправда, все придумали, Зоя хочет стать начальницей». Я уже к этому привыкла.
Автор: Олеся Бида; Громадское
