Миф о «курортном Крыме»

Крым никогда не был всесоюзным курортом. Туризм и отдых не играли значимой роли в экономике полуострова при СССР. Что было его истинным предназначением, почему рухнула крымская экономика и чем для Крыма губителен туризм.

Интервью с Андреем Клименко, главой Таврического института регионального развития

Крым был одним из самых милитаризованных регионов СССР. Он выполнял роль крупной военно-морской базы, обеспечивавшей доминирование страны в регионе. Полуостров также был промышленным и научным центром в военном приборостроении и судостроении. И лишь на третьем месте была «гражданская» роль Крыма – как одного из центров пищевой промышленности со специализацией на переработке рыбы, овощей, фруктов и винограда.

– Почему же этот миф о «всесоюзной здравнице» оказался столь живуч?

– Реальные показатели, связанные с оборонным ведомством и ВПК – количество занятых в нем людей, объемы производства – никогда не отображались в открытой советской статистике. Цензура работала блестяще: даже в справочниках и энциклопедиях того времени нет упоминаний о множестве огромных предприятий «оборонки» с масштабными проектно-конструкторскими и научно-исследовательскими институтами. Реальный вклад ВПК в экономику Крыма в советские годы еще только предстоит изучить. Поэтому любой, кто сегодня пытается перестроить крымскую экономику, должен понимать, что именно он перестраивает.

– Какие факты работают против привычной версии о «всесоюзной здравнице»?

– Давайте вспомним, что в 80-е годы только численность Черноморского флота, базировавшегося в Крыму, составляла около 140 тысяч человек. При этом на полуострове было около 10 военных аэродромов, объекты космической связи, станции управления полетами, крупнейшие системы ПВО, армейский корпус. В Крыму была даже база хранения ядерных боеголовок. Крупнейшие предприятия были в сфере приборостроения – в Севастополе, Евпатории, Симферополе, Феодосии, и военного судостроения и судоремонта – в Севастополе, Феодосии и Керчи.

Не случайно ведь иностранцам, приезжающим в Крым, до 1990-х годов запрещалось выезжать из Симферополя в любом направлении, кроме Алушты и Ялты. В Севастополь даже жители Крыма могли попасть только по пропускам, а в Балаклаву не могли попасть без пропуска даже севастопольцы. Даже в море на шлюпке нельзя было выйти без разрешения пограничников.

– Тем не менее, крымские санатории и пансионаты в советские годы были забиты до отказа.

– Конечно, но они не играли определяющей роли в экономике региона. Мало того, курортно-оздоровительная сфера в бюджете СССР вообще не считалась доходной статьей – скорее она была социальным обязательством государства. Напомню, что отдыхающие оплачивали лишь около 20% стоимости путевки, а все остальное покрывалось за счет государства или профсоюзов. Это не было «бизнесом» — это была огромная государственная социальная программа. Кроме того, у советских людей не было особого выбора: Крым был одним из немногих доступных пляжных курортов в условиях железного занавеса.

– И эти схемы были разрушены в 91-м году?

– Именно. Причем не только они. Разрушен оказался весь военный кластер. Те, кто был занят в нем, вынужденно пошли торговать на рынки. Еще недавно 80% крымских лоточников и челноков были с советскими дипломами о высшем образовании.

– Но ведь развал Союза ударил не только по ВПК.

– Разумеется. Помимо крымского ВПК, оказавшегося невостребованным и неспособным к конверсии, пришли в упадок все остальные отрасли – приборостроение, судостроение, легкая и рыбная промышленность. И не всегда это происходило по объективным причинам. Уже к 2001 году полностью исчезла крымская легкая промышленность, не выдержавшая конкуренции с дешевым турецким и китайским импортом. Практически ушли в небытие молокозаводы, производство плодовоовощных консервов и соков. Сегодня найти в Крыму местные соки или компоты – нереально. Огромная доля тех средств, что сегодня тратят в Крыму отдыхающие, уходит в другие регионы – производителям еды, напитков, салфеток, сувениров и т.д.

Разрушение консервной промышленности привело к деградации ее сырьевой базы – садоводства и овощеводства. За 20 лет площадь садов сократилась в 5 раз. На этом фоне то, что площадь виноградников сократилась лишь в 2,2 раза, выглядит почти как подвиг крымских виноградарей.

– Почему сельское хозяйство материковой Украины сохранилось и развивается, а Крым – безнадежно отстал?

– Потому что в Крыму искусственно тормозился процесс приватизации. Передача госсобственности в частные руки на Украине шла в 1992-2000 годах. Самые интенсивные процессы шли с 1994 по 1996 годы, когда инвесторы активно вкладывали средства в еще «живые», но нищие заводы. В политически бурном Крыму местными элитами процесс приватизации под разными предлогами тормозился до 2001 года. Например, в регионе не принималась та же программа приватизации.

Но к началу «нулевых» все потенциальные инвесторы уже нашли объекты для вложения средств. С другой стороны, основные фонды крымских предприятий к тому времени уже были разворованы или разрушились от времени, ушли на пенсию те, кто умел работать на этих заводах.

Пока в Крыму вводили «московское» время, пытались вернуться в Советский Союз и боролись за конституцию автономии — в сельских районах Волыни, Херсонской, Черкасской, Николаевской, Одесской областей на базе бывших колхозов появились частные заводы. Именно на их основе «выросли» такие знаменитые украинские бренды как «Верес», «Чумак», «Торчин».

Вот так крымская политика сыграла злую шутку с крымской экономикой. Весь ее накопленный потенциал положили на алтарь политических дрязг и амбиций. Именно по этой причине Крым так и не смог привлечь сколь-нибудь значимые иностранные инвестиции – кроме небольших украинских и российских вложений в гостиницы Ялты и Алушты.

– Что потеряно безвозвратно?

– Очень сложно восстановить садоводство. Оно было базой для пищевой промышленности: если у вас нет консервного завода – вам не нужны сады. При этом сады – это же не зерновые, которые сегодня можно посеять, а через полгода собирать урожай. Чтобы вырастить деревья, нужны годы.

Виноградари удержались, потому что удержались основные винзаводы. Хоть там очень большие потери площадей виноградников, тем не менее они не такие драматичные, как в садоводстве. У нас исчезли пивзаводы, все заводы минеральных вод, практически нет производства соков. Я думаю, что это также будет сложно восстановить, потому что рыночные ниши уже заняты. Десятки успешных торговых марок сегодня прочно обосновались на украинском рынке.

Практически потеряна молочная промышленность Крыма – соответственно, не осталось и молочного стада. Очень серьезный ущерб нанесен приборостроению и машиностроению. Даже если построить заводы – где брать кадры? В Крыму лишь один технический вуз – и тот в Севастополе. Чтобы привезти инженеров из других областей страны – им нужно покупать квартиры. Фактически сегодня нужно с нуля конструировать новую структуру крымской экономики. Потому что существующая – это деградировавшие остатки советской.

– Сегодня идет дискуссия о том, приватизировать или нет крымское виноделие.

– Тут есть очень серьезные противоречия, которые непонятно как решать. С одной стороны, появление частных винзаводов в Херсонской, Одесской и Николаевской областях привело в отрасль эффективных собственников, которые начали заботиться о собственной сырьевой базе. Такое происходило по всему югу Украины. Частник эффективнее государства – это вроде бы аксиома. Но противоречие как раз в том, что крымские виноградники южного берега – в первую очередь совхозы «Массандры» — находятся в очень привлекательных с точки зрения коммерческой застройки участках. И нельзя не признать тот факт, что запрет на приватизацию «Массандры», весьма вероятно, спас от физического уничтожения виноградники ЮБК. В противном случае в годы «земельной лихорадки» большая часть их была бы правдами и неправдами отведена под коттеджи.

Беда в том, что за это десятилетие все основные конкуренты даже на Украине ушли вперед. Наверное, крымские марочные вина не потеряли своих рыночных ниш – но и не приобрели новых. И сегодня со вступлением в ВТО и приходом на Украину европейских и американских вин – конкурентоспособных и разнообразных – крымскому виноделию придется очень сложно. Надо думать над планами развития отрасли, чтобы она просто выжила.

– Кстати о коммерческой застройке – в середине нулевых было принято считать, что именно она является базисом крымской экономики.

– Надо понимать, что в целом крымская экономика все прошедшие 20 лет «предпочитала» стихийную реструктуризацию – так сказать, чистый рыночный эксперимент. Эта самая стихийность особенно сильно проявилась с 2003 по 2008 годы, когда на полуострове началась земельно-строительная лихорадка.

Размер сектора, который обслуживал продажу-покупку и застройку земель, невозможно оценить по данным официальной статистики. А по экспертным оценкам он был сравним с объемами официального валового продукта автономии. Если учесть, что только за последнюю половину 2010 года по искам прокуратуры Крыма возвращено около 2 000 гектаров земли, можно оценить масштаб теневого земельного рынка. Если рентабельность гостиничного бизнеса считается высокой, когда достигает 10-15%, то рентабельность строительства элитного жилья в Крыму составляла до кризиса 2008 года до 500%. Потом из-за кризиса этот сектор в Крыму обвалился, оставив негативный след не только в экономике полуострова.

– А где еще?

– По сути, эта лихорадка развратила крымскую элиту, которая привыкла к мысли о легких коррупционных доходах от земельной прибыли. Одновременно для местных общин были заблокированы пути развития территорий – потому что значительные площади тех же рекреационных земель отдавались под коммерческую застройку.

– Не будем о грустном. Крыму часто прочат роль транзитно-транспортного узла в регионе. Что вы об этом скажете?

– Эти прогнозы пока остаются надеждами. Реальные показатели свидетельствуют: объем перевозок через Крым за 20 лет сократился в 2-5 раз. Это имеет свое объяснение – если посмотреть на карту международных транспортных коридоров в Черноморском регионе становится, понятно, что буквально все современные пути сообщения обходят наш полуостров.

– Ладно, промышленность и сельское хозяйство убиты, виноделие еле живо, строительная лихорадка прошла, транзита нет. Но ведь курорты-то остались, и турпоток вроде бы растет. Так может и правильно, что сегодня власти объявили туризм главным приоритетом развития полуострова.

– Это крайне непростой и ответственный шаг с их стороны. Ведь, как уже говорилось, туризм – ни в советское время, ни за годы независимости Украины – никогда не был главной бюджетообразующей сферой экономики полуострова. Если даже мы сравним восстановление экономики после кризиса 2008 года, то увидим, что в «монотуристических» Ялте, Алуште, Евпатории этот процесс шел медленнее, чем в промышленно-аграрных районах Крыма.

Опять же — если в нулевые годы доля курортного сектора в доходной части бюджета Крыма составляла 8%, то сегодня этот показатель и вовсе уменьшился до 6%. Даже в самый благополучный период в середине прошлого десятилетия Крым смог выйти лишь на уровень 70-х годов, когда отдыхало на полуострове 5-6 млн человек, из который около миллиона – в санаториях. Исторический максимум крымских курортов середины 80-х годов (8 с лишним миллионов отдыхающих, из которых 2 миллиона жили в санаториях) – пока недостижим. Доступные резервы развития отрасли уже исчерпаны – для новых рывков нужны структурные изменения. Крымские туристические показатели сегодня адекватны уровню развития инфраструктуры полуострова.

Сегодня продолжительность отдыха в Крыму сократилась с 24-х дней до пары недель. Из круглогодичного курорта полуостров окончательно стал летним, «пляжным» местом отдыха. Сезон сократился с 5 месяцев (май-сентябрь) до июля и августа. Условий для зимнего (в том числе и горнолыжного) отдыха у нас тоже нет. Рентабельность курортно-туристического бизнеса в Крыму не сравнима с нашими конкурентами – отсюда и малая инвестиционная привлекательность этой сферы.

За последние лет десять Крым превратился в преимущественно внутренний украинский курорт. У нас отдыхают небогатые украинцы (порядка 70% всех клиентов), около 25% — жители России и СНГ и лишь 3% — гости из дальнего зарубежья.

– Что вы предлагаете делать?

– Само осознание всей глубины проблем Крыма должно стимулировать искать выход. Я думаю, что решение должно быть нестандартным. Когда мы видим, что поезд конкурентов идет вперед с постоянным ускорением десять лет подряд, то понятно, что догонять его – бесперспективно. Нужны какие-то креативные варианты развития, которые бы позволили это отставание резко, скачкообразно сократить. Наверное, это невозможно сделать без попытки просчитать тренды – каким будет мир через 10-15 лет. Какая техника и технологии будут востребованы. То ли это будут технологии медицинские, то ли — технологии коммуникационные. Но нужно сейчас начинать поиск выхода из тупика.

Мы ведь не говорим о том, что надо закрыть крымские курорты. Действительно, Крым – хороший курортный регион со своими преимуществами. Его надо вычистить, дороги построить, берег укрепить. Но все это – программа минимум. Нужна программа максимум. Может, стоит сделать упор на лечебную составляющую. Население Европы объективно стареет, пенсионный возраст увеличивается, возникает спрос на здоровое долголетие. В результате вырастает новый огромный рынок. На Украине есть рынок лечения постинфарктных и постинсультных состояний, бесплодия – мужского и женского, различных патологий беременности. Есть на все это спрос. Но все это – лишь первые шаги, дальше надо думать…

– В общем, быть территорией обслуги… Не самая престижная задача.

– Отражение этих настроений есть и в крымской ментальности. Мы с вами понимаем, что город, в котором много инженеров, специалистов интернет-технологий, конструкторов и высококвалифицированных рабочих – он по своему духу будет отличаться от города горничных, охранников и портье. Очень много честолюбивой крымской молодежи, получающей образование, не хочет видеть себя в роли метрдотелей или официантов после окончания вузов. И если мы не создадим престижных рабочих мест помимо отрасли сферы услуг – то молодежь будет продолжать уезжать. Регион, где основная часть населения работает таксистами, поварами и экскурсоводами, не сможет быть лидером регионального уровня в ХХI веке.

Беседовал Павел Казарин, Росбалт