На иркутско-китайской границе

В любом городе есть тайная жизнь. Иркутск не исключение, хотя тайная жизнь на то и тайная, чтобы обычный человек о ней только догадывался, а не знал наверняка. А есть и тайная жизнь совершенно явная, вызывающая, кричащая о себе – «Вот она я, здесь, волнующая и таинственная. Но я вас не трогаю, и вы ко мне не лезьте». Это – иркутский Шанхай, который из приниженной базарной «шанхайки» как-то незаметно для всех превратился в полноценный нахально-задиристый Чайна-таун. 

Журналист «Иркутского репортёра»  для начала просто прошёлся по его краю, поверхности, можно сказать – по иркутско-китайской границе.

«Змеи есть?»

Нахрапом здесь ничего не добьёшься. Можно с уверенностью утверждать, что это землячество обосновалось в Иркутске всерьёз и надолго. Когда-то первые китайские челноки везли сюда свои баулы с тряпьём, старались лишний раз не попадаться на глаза, а в ответ на вопрос «Сколько времени?» стремительно скрывались. Сейчас их этим вопросом не напугаешь: на днях в трамвае первого маршрута «Иркутский репортёр» наблюдал знаковую сцену, когда какая-то базарного вида тётка стала орать на милую азиатского вида девушку «Понаехали тут!», а та не растерялась и на ломаном, но понятном русском языке на весь трамвай заявила: «Да мы вас всех одеваем! Вы посмотрите на себя – у вас все вещи с «шанхайки», я их сама сюда привезла!». С тётушкой от такого оборота событий случилось предынсультное состояние. Остальные пассажиры вежливо внимали, чего никогда бы не было лет пятнадцать назад.

Девушка, похожая на китайскую Мальвину, запретила снимать в заведении. Автор фото: Алексей Головщиков

Поэтому идти в иркутский Чайна-таун и притворяться сотрудниками санэпиднадзора было бесполезно: криводушные азиаты в таких случаях делаются не агрессивными, а по-шаолиньски текучими – улыбаются, кивают и на глазах утрачивают все навыки русского языка. Всё, что из них можно вытрясти, – вежливую, но решительную фразу «Пу мин пай» – «Я не понимаю». Поэтому легенда была дурацкой до полной достоверности – мы просто прикинулись гостями города, которые коллекционируют фотографии вывесок, написанных иероглифами.

Сразу заметили, что китайцы в таких «местах для своих» на расспросы реагируют очень настороженно. На любые вопросы, которые им кажутся вторжением в частную жизнь, укоризненно кивают коротко стриженными головами – «Не-не, не понимаю». Зашли в угловой магазинчик овощей, спрашиваем: «Что на магазине написано? Как называется?».

– Я-то откуда знаю! – удивился продавец вполне азиатского вида. – Это китайцы писали, тут типа доска объявлений. А я тут только работаю.

Но, успокоенный привычным разговором о ценах на приправы, смилостивился:

– Такие доски есть во многих китайских магазинчиках. Оставляют частные объявления: продают мясо, производят копировальные работы, какие-то мелкие услуги. Здесь вроде написано, что продают старый компьютер, ниже предлагают помочь с настройкой Интернета, а вот тут – это русские женщины повесили – делают китайско-русский перевод, помогают составлять документы, меню, объявления.

– Продукты откуда?

– Оттуда. Привозят из Китая вместе с товарами.

– А экзотика есть? Ну, змеи сушёные, тарантулы жареные?

– Нет.

– Тараканы?

Косо посмотрев на «туристов», продавец уходит в глубь магазина и начинает бесцельно переставлять товары. «Проверяющие замучили, – понимающе переглядываемся мы. – Хорошо, про крыс не спросили»…

В следующем кафе хозяин и официантка из всех вопросов реагируют только на слово «меню». В углу стоят холодильники, забитые братским пивом.

– А китайская водка есть?

– Пай дзю, да, есть, – приносит прозрачный полулитровый вакуумный пакет (у нас в таких продают молоко и кефир. – Авт.) с девушкой и иероглифами. Целлофановая поллитра стоит освежающе-дорого – 180 рублей.

– Экзотичные блюда подаёте? Медуз? Осьминогов?

– Не понимаю.

– А для своих?

Хозяин молча разворачивается и уходит. Официантка нервничает. Уходя, не удерживаемся:

– Русских к вам много заходит?

– Да-а! – тянет девушка, энергично кивая головой и закрывая за нами дверь.

Сьяо Чьяо согласился побрить репортёров налысо. Автор фото: Алексей Головщиков

Следующее кафе оказалось очень конспиративным – оно находилось в глубине двора налево, так, что с улицы Байкальской его не было видно, а о присутствии говорила только иероглифическая вывеска у дороги. Однако в помещении оказалось, что официантки хорошо говорят по-русски, а у хозяина – день рождения. Поэтому отнеслись тепло и с пониманием.

– Как кафе называется?

Официантка долго переговаривается с хозяином, морщится и наконец сообщает:

– «Вёсны». То есть весна, но не одна.

– Почему так спрятались? Клиенты не найдут.

– Вы не знаете. У всех кафе свои постоянные русские клиенты. Случайные сюда вообще редко заходят и кассу не делают. Постоянные приводят друзей – тут тихо, уютно.

– Змеи есть? – Меню опять стандартное, оно немного, на треть, отличается от «городских» китайских кафе, и совсем мало – между кафе своих, «внутренних».

– Нет. Нигде вы тут не найдёте никакой экзотики. Не везут. Я ни разу не слышала.

В кафе цены были абсолютно такие же, что и в обычных китайских кафе-ресторанах города. Циничные репортёры заподозрили, что просто в ходу два прайса – для своих и для русских, но эту тайну раскрыть не удалось. А может, её и нет – нам показывали оба прайса, с русским подстрочником и без. Всё одинаково и в рублях – юани не в ходу.

Как рассказывают официантки, сейчас во всех китайских кафе есть меню на русском, даже если кафе во дворах, куда русские не заходят. Проще напечатать меню, чем потом попасть на скандал – по таким дворикам простые люди не ходят, а у сложных людей и характер не простой. И попасть на разборки «Ты почему живёшь в Иркутске, работаешь в Иркутске, а я твоё меню прочитать не могу?», особенно если по-русски знаешь два слова и три междометия, очень не хочется.
В цепких лапках паранойи

Можно отметить странную тенденцию: больше всего в «китайских кварталах» было маленьких, в несколько столов, кафешек и в одно-два кресла парикмахерских, а также магазинчиков овощей и приправ. Что удивительно, цены на продукты и услуги парикмахеров отличались от «городских» в полтора-два раза в сторону уменьшения: женская стрижка – 250 рублей, рис для суши – 70 за полкило.

По Чайна-тауну подозрительных «туристов» сопровождала охрана. Автор фото: Алексей Головщиков

В парикмахерской фотограф Алексей привязывается к «Сьяо Чьяо» – как нам потом объяснили, на вывеске написано «Парикмахерская Сьяо Чьяо», и это имя собственное:

– Меня побреете налысо? Машинкой?

Сьяо Чьяо разглядывает его, думает и кивает головой.

– Сколько стоит?

– Девьяноста пьять…

– Сто?

– Да, – облегчённо кивает Сьяо. – Сто!

– А можете мне на темечке иероглиф выбрить? Или знак «Инь-Ян» на затылке?

Сьяо что-то коротко говорит по-китайски и отворачивается. На выходе из парикмахерской нас останавливает миниатюрная девушка в белом пышном платье, похожая на китайскую Мальвину, и решительно говорит:

– Не фотографируйте лица и в помещениях. Мы этого не любим.

– А с вами можно сфотографироваться?

– Нет! – режет Мальвина.

Опасность мы не заметили, она сама нас нашла. Когда мы только достигли периметра «шанхайки» (до этого мы бродили по жилым кварталам Чайна-тауна, а теперь достигли «промзоны»), нас немедленно остановила совершенно русская, наша родная охрана.

– Здесь нельзя фотографировать!

– Почему?

– Это – коммерческая собственность, её фотографировать нельзя.

– Мы снимаем только вывески.

Охранник скептически хмыкает, выразительно косится на свою дубинку, но отстаёт. Однако с этого времени становится заметно, что нас «ведут» – где бы мы ни находились, в зоне прямой видимости маячит внимательный охранник. Может быть, просто паранойя.
Что написано на сарае из трёх… иероглифов

Осталось только выяснить тайну надписей. Вообще, по отечественному законодательству это нарушение закона – все иноземные надписи, вывески и наружные рекламы должны быть снабжены текстом на государственном языке. Но закон ещё как-то путается в понятиях – в антимонопольном ведомстве говорят, что вывески на магазинах рекламой не считаются. Чаще всего всё-таки встречаются надписи «кафе», «свежие овощи» и «красивые волосы», то есть «парикмахерская».

Собственных названий нам удалось найти мало. То самое конспиративное кафе, оказалось, называется «Четыре весны». Больше надписей информативных – «аренда контейнеров», «продажа билетов». Есть несколько туалетов. Наш переводчик, преподаватель одной иркутской языковой школы Дмитрий Томшин рассказал, что очень трудно поддаются переводу объявления на досках – там много разных диалектов. Но общая надпись над ними гласит: «Добрые услуги» или «Хорошие новости».

Очень много указаний на административные и общественные организации, уже зародившиеся в этой молодой инфраструктуре. На втором этаже деревянного здания в самом центре торговой улицы Чайна-тауна, которая пока по старинке называется Софьи Перовской, висит вывеска для новичков, только покинувших Поднебесную, – «Информационный клуб». Здесь уже есть своё туристическое бюро. И несколько раз, в разных районах и кварталах Шанхая-2, попадалась указующая жёлтая стрела на чёрном фоне с красными иероглифами – «Китайский народный клуб».

Когда мы бродили во дворах улицы Байкальской, несколько мрачных пацанов, похожих на героев первых серий «Бригады», остановили нас, вежливо и непреклонно расспросили, чем мы занимаемся здесь и кто мы по жизни вообще. Узнав об интересе к китайскому землячеству, один из них сплюнул через щербину в зубе и пренебрежительно сказал:

– Вы не там ищете. Если обойти «шанхайку» сзади, по Подгорной, и войти в глубь, там найдёте целый китайский городок – свои домики, свои массажные салоны, вообще всё китайское, даже воздух. Но вас туда не пустят…

Он не ошибся – место предполагаемого китайского городка жёстко отсекают контейнерные небоскрёбы, стоящие вдоль Подгорной. Трудно представить, сколько ещё тайн хранят эти неведомые жестяные джунгли.

Берт КОРК, Восточно-Сибирская правда