В застенках крымских оккупантов: «Если ответ не нравился, сразу били…»

В четверг, 20 марта, семь пропавших в разное время и в разных местах Крыма активистов Евромайдана и Автомайдана нашлись — утром они позвонили родственникам и друзьям из Чонгара. Потом, с границы Крыма и Херсонщины, их привезли микроавтобусом в областной центр.

Измученные, избитые, грязные и голодные, они сначала категорически отказались давать какое-либо интервью. Двух освобожденных активистов, Андрея Щекуна и Юрия Шевченко, врачи «скорой» сразу госпитализировали. У одного из них — запущенные, загнивающие огнестрельные ранения ног, у второго — подозрение на пневмоторакс (последствие травм грудной клетки).

Остальные чувствовали себя более-менее нормально (если можно так сказать после перенесенных испытаний). Приняв душ и переодевшись в новую одежду, (сюда, в Херсон, ребят приехали встречать соратники по Автомайдану, купившие им самое необходимое), один из освобожденных, лидер Автомайдана Алексей Гриценко согласился ответить на несколько вопросов корреспондента «Вгору».

Он рассказал, что его сначала трое суток держали в каком-то подвале в Симферополе, потом перевезли в Севастополь, в одиночную камеру. Ни сообщить, где он находится, ни узнать о судьбе других пленников было невозможно.

Фото Ирины УхваринойНа фото: (слева направо) Алексей Гриценко и Сергей Супрун

 

 

 

Фото Ирины УхваринойНа фото: (слева направо) Алексей Гриценко и Сергей Супрун

— Алексей, а как вы попали в плен?
— Мы поехали в Крым группой, две машины, 8 человек. Развозили по военным частям помощь — из того, что они просили, и что можно было там купить: продукты, бельё, носки, фонарики, сигареты. Ребята просили еще, например, тепловизоры (приборы ночного видения), но их в Крыму достать уже было невозможно. Потом пропали две наши девчонки автомайдановские: Катя Бутко и Шура Рязанцева. Мы весь Севастополь объездили, искали.

Местных «напрягли», комендатуру, с Джемилевым (экс-главой Меджлиса крымскотатарского народа) встречались, чтобы он помог девочек найти. Когда Катю и Юлю освободили, одна наша машина поехала сюда, в Херсон, чтобы их сопроводить. Уехало пять человек. А мы, трое, задержались. У нас остались вещи для военной части в Севастополе, надо было их еще завезти.

Возвращались через южный берег Крыма, чтобы как-то запутать следы. В Ялте поужинали спокойно, поехали на Симферополь (собирались там переночевать и утром выехать на Киев). Но заметили за собой слежку — какая-то машина держалась за нами нагло, не скрываясь. Мы пытались оторваться, не получалось.

Доехали в Симферополе до торгового центра Меганом, остановились на парковке (там несколько выездов) и позвонили знакомым, попросили помощи. Наши друзья подъехали, попытались отвлечь преследователей, но и к ним приехало подкрепление, еще несколько таких же машин. Мы — уезжать, за нами — погоня. Пытались доехать до Меджлиса, там, где резиденция Джемилева — надежда хоть на какую-то защиту, но город знаем плохо…

Одна машина выскочила перед нами, дорогу перегородила, мы — через бордюр. Тут стрельба началась, выстрелов десять, несколько попаданий в машину. Я тогда говорю Сереже, что все, стоп. Надо останавливаться. У нас девочка сзади сидела и любое попадание…

Нас вытащили, связали руки, обыскали, сразу забрали телефоны, документы. Я в это время лежал на земле, Серега стоял, прижатый к машине. На головы надели маски — сначала лыжную задом наперед, а сверху «феску», военную, с тремя дырками. Запихнули каждого по отдельности по своим машинам и куда-то повезли. По дороге били локтями, мол, лежать тихо.

— Не представляясь, кто они?
— Не представлялись. Но были одеты в гражданское. Куда везли — тоже неизвестно было. Посадили в какое-то помещение, холодное, влажное. Сразу сказали: маску не снимать. Потом один зашел, сказал, что снимать можно, если нет никого. А если услышим шум — сразу одевать. Это был какой-то подвал, хранилище для продуктов.

Серега говорит, видел надписи, что-то типа «колбасы». А так — плитка вокруг и все, ни стульчика, ни скамейки. Спать, сесть — не на чем. Руки — в наручниках, которые крепко давили. Поставили баночку пепси-колы — на голодный желудок, сами представляете, что это такое. И принесли пятилитровую бутылку, чтобы в туалет ходить.

Ночь спал стоя, упершись лбом в стену. Пол был таким холодным, что даже сидеть на нем было невозможно. Только на вторые сутки вечером принесли, кинули на пол матрац. За трое суток поел только один раз, дали вермишель с кусочками печенки.

Приходили несколько раз, допрашивали, били, приставляли оружие к голове.

— Что спрашивали?
— Кто финансирует, зачем приехали, что привозили в части, сколько в частях людей, что планируется на 16 (на референдум), кто координатор, с кем контактируете? Ответ не нравится — сразу под дых или еще что…

С ними была одна барышня, задавала вопросы жутким, безжизненным голосом. Я ее не видел, а Сереже маску снимали — вставляли пистолет в рот. Он ее видел. Говорит, в рясе, кедах, с какой-то черной штукой на голове и с «мертвым» лицом — как «черная смерть». Мне они сказали, что Кадыров готов заплатить за меня огромную сумму. И будет потом отец очень долго сына вызволять, выкупать. Я не мог понять, какое дело чеченцу Кадырову до меня.

Какой-то человек (я в маске был, не видел) подошел, чиркнул ребром ладони мне по шее и сказал что-то вроде «хелей-мехелей». Я чего-то подобного ожидал и внутренне приготовился. А ночью меня разбудили, завязали скотчем глаза, лицо, шею (оставили только маленькую дырку для рта, а сверху — опять двойная маска) и повезли куда-то, даже думал, что могут везти в Керчь, в Россию, куда угодно. Могли везти на какой-то аэродром, чтобы перекинуть в Чечню…

А привезли в Севастополь, посадили в одиночную камеру. Судя по всему — гауптвахта в какой-то воинской части. Там меня уже не допрашивали. И питание было более-менее нормальное, трехразовое. Но на прогулку не выводили. Каждые две минуты ходил человек, заглядывал в глазок. И — ноль информации. Ни на какие вопросы не отвечали, кроме как касающиеся пребывания.

Я спрашивал, на каком основании меня держат? Если я преступник, то предъявите обвинение, заключенный — покажите решение суда. Если военнопленный, то что, у нас уже идет война? Просил сообщить о матери, переживал, у нее сердце больное. Но — все напрасно. Единственная радость — ходить три метра туда, три метра сюда. Правда, потом книжку дали. Про Гагарина, 1978 года выпуска.

Узнал результаты референдума в понедельник: минут пятнадцать так стреляли, что думал, началась третья мировая. А это был салют тому, что все прошло по их плану.

—Сильно страшно было?
— Были минуты, когда было очень страшно, были моменты, когда было уже все равно. Трудно себе представить, что такое возможно в цивилизованной стране — тебя просто похищают и держат. Переживал за маму, за ее больное сердце, за друга. Потому что слышал: Наташу увозят, освобождают, а что с Серегой делают, не знал.

— Говорят, вас обменяли на российских сотрудников спецслужб, задержанных в Украине?
— Мы не знаем. Нас перед этим два раза вывозили, тоже на обмен — на Перекоп, в Симферополь. Сидели там несколько часов, ждали. Но потом возвращали обратно. Сказали, что не договорились. Во второй раз освободили только Наташу, девочку, что с нами была.

— Как вы сообщили, что вас освободили?
— Когда нас привезли и передали на Чонгаре, попросил телефон, позвонил отцу и попросил всем сообщить, что мы уже здесь.

— Кто дал телефон?
— Сотрудник СБУ, у него был мобильный телефон, дал позвонить.

— То есть, вас освобождали через СБУ?
— Насколько понимаю, да.

Автор Ирина Ухварина, «Вгору»

You may also like...