Как сидят политзаключенные при режиме Лукашенко. «Если ты сошел с ума — нормально отсидишь»

Дразнили ОМОН, вывесили чучела. Уголовное дело

— Что-то надо было делать. Были акции, ходили с флагами, много людей выходило. На наш район в Бресте — Березовку — приезжали омоновцы, их дразнили специально. Мы заранее делали фотографии с растяжками в разную погоду, а потом выкладывали. ОМОН приезжал, а там нет никого, мы в другой части района стоим, — вспоминает Александр.

Силовики пришли за ним в ноябре 2020 года. По словам брестчанина, задержание было «мягким» — люди в форме не были уверены, что взяли нужного человека.

До этого арестовали нескольких соратников активиста. Им вменили хулиганство — за развешивание чучел (в том числе в виде омоновца), забрасывание яйцами и камнями пункта милиции, ночной поджог покрышек на безлюдной улице, раскрашенный киоск «Табакерка». В деле был еще один эпизод — о замыкании железнодорожных рельсов металлической проволокой. Его поначалу предъявили Александру.

— У меня состава преступления не было, все мои активные действия в том, что предоставил автомобиль. Я даже за рулем не сидел. По материалам дела, я был там на расстоянии примерно двух километров, — рассказывает он.

За неделю до суда брестчанину добавили статью о хулиганстве. По его словам, основанием для этого стали показания обвиняемой, которая пошла на сделку со следствием.

— Пошел я на суд с двумя статьями, а две статьи — это уже что-то, уже маргинал, значит, — говорит Александр. Суд приговорил его к 2,5 годам колонии.

Плесень на одежде и крыса в унитазе. Условия в СИЗО

До колонии Александр сидел в двух следственных изоляторах — Брестском и Барановичском.

— В Барановичах большая тюрьма, она очень старая. Условия ужасные. Там крыса в унитазе жила — и не одна. Душно, плесень. До такой степени душно, что на вещах, которые висели на вешалке в камере, образовывалась плесень. Зимой там очень холодно.

В Брестском СИЗО всегда было тепло — заключенные, которых переводили в Брест из Барановичей, «были в шоке». Кормили в там тоже лучше, чем в Барановичах, но ассортимент «отоварки» был скромнее, объясняет Александр.

Запретные темы, надежда и «зиганутые менты». Новости в заключении

После СИЗО брестчанин оказался в Шкловской ИК-17. В отряд его распределили в начале июля 2021 года — чуть больше чем через месяц после смерти Витольда Ашурка. О трагедии Александр узнал от другого политического.

Смерть Витольда Ашурка — запретная в ИК-17 тема. «Если ты начинаешь интересоваться, сразу начинают интересоваться тобой», — добавляет Александр.

— Проще сказать, какие не запретные темы. Это, как говорят, «за жили-были». Зек не должен быть образованным в их понимании. И все делают для того, чтобы он не развивался.

Еще одна тема из «запретного» списка — война. Несмотря на это, в колонии о ней говорили: «Колония четко поделилась. И я вам скажу, что у России не так много сторонников».

Заключенные смотрели РБК, пока его не запретили, и читали газету «Белорусы и рынок», пока ее можно было выписать. У осужденных была своя градация источников информации, а картину мира они собирали по кусочкам, обсуждая запрещенные темы в узком кругу.

— Потом нам повезло, у нас появился курд. Ему, по-моему, 25 лет дали по наркоманской статье, очень много вез. Он звонил родным в Турцию — судя по всему, нет цензора, который понимает турецкий, и он нам все рассказывал.

Новости в колонии дают надежду, а надежда помогает выжить, уверен брестчанин. В заключении сложно пережить даже несколько дней без новостей — сразу «апатия и депрессия». Он говорит, что «за Украину и войну не только политические переживают».

— Менты все-таки озверели после войны. Там есть такие ярые зиганутые. Один во всеуслышание кричал: «Я готов идти воевать, мне пофигу война!» Это было даже не в тему, просто понты какие-то, — вспоминает Александр.

Пойти на промзону и не вернуться. Взыскания и ограничения

Первые несколько месяцев заключения Александру и другим политическим разрешали ходить на стадион и площадку для воркаута, но позже запретили, опасаясь «бунта». За все время заключения в его отряде было до 90 человек, в том числе примерно 12 политических.

Осужденные с желтыми бирками (те, кто стоит на «экстремистском» профучете) часто получают взыскания по выдуманным (и одинаковым) причинам — за то, что не застегнули пуговицу, не поздоровались или разговаривали в строю. Оспорить рапорт нельзя, а наказание известно еще до заседания комиссии, которая его назначает.

Администрация колонии выписывала Александру выговоры и лишала кратких свиданий. После очередного лишения Александр стал «злостным нарушителем внутреннего распорядка», а за неделю до освобождения в него «целенаправленно стреляли», чтобы оправить в ШИЗО.

— Можно с утра проснуться, пойти на промзону и не вернуться. Со мной такого не было, слава Богу. Везло, — говорит Александр.

Гнилое дерево, станки разваливаются. Работа

В промзоне Александра определили на «ширпотребку» — участок по деревообработке, который производит двери. По словам брестчанина, с условиями труда ему повезло — можно было ничего не делать, если не было заказов.

Экс-политзаключенный отмечает, что на участке деревообработки много проблем — станки разваливаются, работают на них люди без достаточной квалификации, а продукции производят меньше, чем нужно.

— По факту нет досок, которых очень много на бумаге. Набирается много заказов, оплата берется. Надо уже выпускать продукцию, а дерево еще не приехало даже. За счет этого просрочки. Дерево приезжает гнилое, самый низкий сорт, а покупается как деловой лес.

Свидания и ночь. Что помогает держаться

Психологически Александру помогали редкие встречи с сестрой и сыном. Первое свидание в ИК-17 ему дали осенью 2021 года. Тогда действовали ограничения из-за ковида, после встречи заключенных отправляли на карантин в отдельное здание.

— Спать нельзя было, само собой, там везде камер натыкано. Можно было смотреть телек, играть в нарды. Долго сопротивлялся, полгода не хотел ни во что играть учиться, потому что считал, что это чисто зековское. На самом деле очень интересная игра.

Александр рассказывает, что восприятие заключения после первого свидания изменилось — все вокруг стало казаться пустяковым. «Мне почему-то такой смешной, мизерной показалась зона. Вот эти вот зеленые человечки какие-то такие ненастоящие».

— В колонии лучше сразу сойти с ума. Если ты сошел с ума — нормально отсидишь, если сопротивляешься — сойдешь с ума по-настоящему, — считает он. — На самом деле мне легко рассуждать, потому что у меня срок маленький. Каково тем, у кого большой срок, я не представляю.

Ночь в колонии — это время, когда можно расслабиться, несмотря на то, что сотрудники колонии периодически включают свет, шумят и пересчитывают осужденных.

— У них еще может не сходиться, потому что они считать не умеют. Я не утрирую. Не было ни одной ночи, чтобы они нас с первого раза посчитали. Но все равно ты отдыхаешь.

«Колымские рассказы» и поздравления на Новый год. Письма и книги

Письма от незнакомых людей Александр получил лишь однажды — в декабре 2021 года. Тогда ему прислали сотни поздравлений с днем рождения и Новым годом, но потом «как отрезало». Но Александр не думал, что о нем забыли.

— Есть время, чтобы подумать о дурном, но оно быстро пролетает. Там есть вещи гораздо менее приятные. Когда письма не приходят, тебе просто не до этого, — говорит брестчанин.

В колонии Александр решил «принципиально» не читать книги — это просто «бзик», объясняет он. Прочел только «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. В библиотеке видел номера «Народной воли» и «Нового часа» за 2020 год — «почитал, взгрустнул и положил на место».

Сумасшедшая поддержка и сны о милиции. После освобождения

Александр вышел на свободу зимой 2023 года. После освобождения он почувствовал «сумасшедшую» поддержку друзей, знакомых и соседей: «Все интересуются че как, как дела. Идешь по улице, останавливаются ребята, с которыми я давно не общался: “Садись, подвезу”», — рассказывает он.

Но некоторые знакомые при встрече опускали глаза. «Наверное, им стыдно было. А мне уже никому не стыдно в глаза смотреть», говорит Александр.

Около трех месяцев он провел в Беларуси — решал вопросы со здоровьем и лечил зубы, которые «посыпались» за время заключения. Бывший политзаключенный сделал польскую гуманитарную визу и собирался уехать, но оказалось, что ему ограничили выезд из страны. Выехать получилось через Россию.

Сейчас Александр живет с сыном во Вроцлаве и работает таксистом. До переезда сына активист жил у друзей, а потом снял жилье. Теперь он работает по 12 часов в день, чтобы оплатить аренду.

Брестчанин в безопасности, но воспоминания о заключении приходят к нему во снах.

— Этой ночью мне снились менты — вот это трындец. Они давно мне уже не снились. Снилось раньше, что опять посадили. Думаю: «Ну как так-то? Как опять ты попал?» Не было страха. А недавно был такой неприятный сон, — рассказывает он.