Женский Батальон смерти и русская Жанна д’Арк

В июле 1889 года в семье новгородских крестьян Фролковых родилась третья дочь, её назвали Машей. Фролковы не могли прокормиться на маленькой полоске земли и едва сводили концы с концами. Отец Марии пил горькую и нещадно бил жену.


 
Командир женского Батальона смерти Мария Бочкарёва (вверху) и её бойцы на занятиях по боевой подготовке, 1917 год
 
   
   
   
Июнь 1917 года, Красная площадь. Женский батальон перед отправкой на Первую мировую. Внизу: бойцы батальона на фронте, 8 ноября 1917 года  
   
   
   
Генерал Лавр Корнилов в Москве в сентябре 1917 года.  
   
   
Председатель Временного комитета Государственной думы Владимир Родзянко с генералом Алексеем Калединым в апреле 1917 года.  
   
Александр Колчак (в первом ряду второй слева) с другими руководителями белогвардейских войск Сибири, июнь 1919 года  
   
   
После Октябрьского переворота Мария Бочкарёва отправилась сперва в США, затем в Великобританию. Её принимали президент США Вудро Вильсон (на верхнем фото) и военный министр Великобритании Уинстон Черчилль. У обоих она просила помощи в борьбе с большевиками  
   
   

В это время правительство бесплатно раздавало крестьянам землю в Сибири. Отец решил попытать счастья на новом месте. Землю, действительно, получили, но поднять целину на таёжном участке не смогли. Семья осела в Томской губернии и жила в бедности. С восьми лет Маша уже служила «в людях» — нянчила чужое дитя, работала в бакалейной лавке, жила в прислугах в семье военного. «Маленькая мужичка» — называли её хозяева. В пятнадцать с половиной лет Маша стала любовницей офицера, он обещал на ней жениться, но связать свою жизнь с «мужичкой» не смог. Или не захотел. Отец Марии, когда узнал об этом, чуть не убил дочь. Он пил всё больше, становился всё более жестоким. Замужество было единственным средством спасения, и Мария готова была пойти хоть за чёрта. И он явился.

Афанасий Бочкарёв был старше Марии на семь лет, груб и неразвит, только что вернулся с русско-японской войны. Вскоре после свадьбы Мария узнала, что муж тоже пьёт, притом срывается в запои.

Бочкарёвы разгружали баржи на Оби, потом устроились укладчиками асфальта. Мария очень быстро вникла в тонкости дела, её назначили помощником десятника. Уже тогда проявились её организаторские способности. А муж так и оставался простым чернорабочим. Он зверски избивал жену и пропивал все деньги.

Мария решила бежать к сестре в Барнаул. Без документов это было невозможно. В то время женщина могла получить паспорт только с разрешения мужа. Мария взяла паспорт матери, но на пристани была остановлена жандармским офицером. Он сразу понял, что девушка едет по чужому паспорту. Жандарм угрожал, что засадит её в тюрьму, переспал с ней и только потом отпустил. Через некоторое время муж разыскал Марию, воротил домой, и её мучения возобновились. Она и топилась, и пыталась зарубить ненавистного мужа топором, только чудом осталась жива и не сделалась убийцей… От природы или от беспросветной жизни с ней случались истерики, приступы ярости, несколько раз она пыталась отравиться. Второй побег от мужа оказался удачнее, Мария оказалась в Иркутске и там нанялась на знакомую работу — мостить дороги бетоном и асфальтом.

Скоро под её началом трудились двадцать пять человек. Но и сама она не отсиживалась в конторе, работала вместе с подчинёнными в удушающем дыму и пекле. Её свалила сильная простуда, несколько месяцев Бочкарёва лечилась в больнице. После излечения осталась без денег и работы. В конторе по найму ей предложили место прислуги в городе Сретенске. Приехав в указанный дом, Мария поняла, что её обманным путём завлекли в бордель. Денег на дорогу не было, да и куда ещё бежать? Она снова пыталась отравиться, но её спас молодой симпатичный клиент, сын местного торговца мясом Яков Бук. Он забрал Марию из борделя, и они стали жить гражданским браком.

Обоим было едва за двадцать, но оба уже, что называется, повидали жизнь. У Яши была страсть — карты. Однажды, чтобы расплатиться с долгами, он даже вступил в банду хунхузов (китайских разбойников), участвовал в налёте на поезд, был арестован и чудом избежал тюрьмы. Мало того, он ещё и с революционерами знался, укрывал нелегалов и беглых. Окончилось тем, что Якова арестовали за укрывательство беглого преступника и отправили в якутскую ссылку. Мария последовала за ним. Поскольку она не была ему законной женой, да и денег у неё почти не было, то и ехала она на правах арестантки, ночевала вместе с преступницами, вымаливала у начальства редкие свидания с Яшей. Все начальники — от надзирателя до губернатора — издевались над ней, требовали услуг известного рода…

В посёлке Амга, где чувствовалось дыхание Ледовитого океана и почти не сходил снег, многие ссыльные жили с якутками. Мария оказалась единственной русской женщиной. Она сумела создать в посёлке элементарные бытовые условия — баню, стирку белья, приготовление нормальной пищи. Вместе с Яшей завела мелкую торговлю. Но тут Яков опять начал играть. Карты были излюбленным развлечением богатых якутов и золотоискателей. А где карты, там и долги, обман, воровство. Иногда Бук уезжал в отдалённые посёлки и пропадал по нескольку дней. Если проигрывался, то возвращался раздражённым, находил поводы для ревности, устраивал скандалы. Наконец и Яков начал избивать Марию, притом с диким ожесточением. Врач советовал положить его в больницу и предупредил Марию, что жить с Буком небезопасно.

Мария уже не раз задумывалась, за что ей такие мучения? Если уж страдать, то хоть бы за дело; если уж суждено пропасть, то хоть бы не зря!.. Шёл 1914-й год.

«Наша Яшка»

Вести о начавшейся войне с Германией и Австро-Венгрией, о первых победах и последовавших поражениях докатились и до Колымы. Впоследствии Бочкарёва вспоминала, что у неё сразу возник план: идти на войну, отличиться в боях и просить затем о помиловании Якова. Так или иначе, Мария Бочкарёва тайком ушла через тундру и тайгу, добралась до Томска. Там она явилась в штаб 25-го резервного батальона с просьбой принять её на военную службу. Её подняли на смех, однако она пробилась к командиру батальона. Тот посоветовал ей записаться в Красный Крест или другую вспомогательную службу. Бочкарёва уже наслушалась сплетен о якобы недостойном поведении женщин в тыловых службах, поэтому настаивала на своём. Тогда командир, то ли в шутку, то ли всерьез, предложил послать телеграмму царю — выше обращаться некуда. Только царь может отменить свой закон, а заодно и закон природы. Телеграмма обошлась Марии в целых восемь рублей, да и те ей пришлось занять. Ответ пришёл на удивление быстро: император разрешил зачислить Бочкарёву в строй как солдата. «Это был самый счастливый момент в моей жизни», — вспоминала она.

Рядовому Марии Бочкарёвой выдали две пары нижнего белья, разумеется, мужского, две пары обмоток, пару сапог, пару штанов, гимнастёрку, ремень, папаху (по осенне-зимнему времени), шайку, винтовку и два подсумка для патронов. Потом ей остригли волосы под машинку. Так Маруся стала солдатом Российской империи. В казарме о ней уже слышали, окружили, разглядывали. Не верили: «Да никакая это не баба, а натуральный мужик!» Кто-то попытался даже ощупать.

Всю первую ночь Бочкарёва не сомкнула глаз, отбиваясь от поползновений сослуживцев. Рука у нее была тяжёлая. Но постепенно отношения наладились. Бочкарёва не жаловалась начальству, на учениях была в числе первых. Её начали уважать, а позднее и гордиться ею — ну в какой ещё роте есть такой солдат! Поскольку солдаты часто звали друг друга не по именам, а по кличкам, Бочкарёва сама предложила: «Знаете что, зовите меня Яшкой!» Это в память о Якове Буке, хотя вспоминала она его все реже.

Бывали и забавные происшествия. Например, когда Бочкарёва в солдатской форме явилась в женскую баню — вот визгу-то было! А перед отправкой на фронт солдаты решили сходить в самоволку в бордель. «И я с вами!» — вызвалась Бочкарёва. В публичном доме Мария «сняла» самую красивую девчонку и под хохот сослуживцев повела её «в нумера». Но тут появился офицер и веселью пришел конец. Но в казарме ещё долго потешались: «Ну как, Яшка, понравилось?», «Наша Яшка — мужик что надо!»

В феврале 1915 года поступил приказ отправляться на фронт. Отслужили молебен и начали грузиться в теплушки. Офицеры предложили Бочкарёвой ехать в пассажирском вагоне со штабными, но Мария отказалась. Две недели добирались до Полоцка. Затем маршем до линии фронта. Через три дня новобранцы были на передовой.

Первая атака была похожа на большинство последующих. Под артобстрелом и шквальным огнём немецких пулемётов рота пошла вперёд. До проволочных заграждений дошли семьдесят солдат из двухсот пятидесяти. Но русская артиллерия не сумела разбить заграждения. Начали отходить, до окопов дошли около пятидесяти солдат. Немного передохнув, Бочкарёва поползла на поле боя, до рассвета волоком таскала раненых в траншею. Впоследствии около пятидесяти раненых на сборном пункте рассказали, что их спасла Яшка. Бочкарёву представили к первой награде — Георгиевскому кресту IV степени.
Уже во второй атаке Бочкарёва была ранена в ногу. Всю весну лечилась в госпитале в Киеве. И снова на фронт. Хотя наступило лето, но полк стоял в болотистых местах, вода наполняла окопы. Еду на позиции доставляли уже холодной, солдаты недоедали. Особенно донимали вши. Несмотря на затишье, солдаты так выматывались, что их то и дело отводили в тыл на отдых, присылая свежие части на замену.

Только на отдыхе можно было сменить бельё, постирать одежду, сходить в баню. Наконец и Бочкарёва решилась, пошла в баню с мужиками. Заняла дальний угол, повернувшись ко всем спиной, и пригрозила: «Не лезь, ошпарю!» Солдаты только зубоскалили, но вскоре привыкли и в баню ходить с Яшкой.

Наступала зима. Бочкарёва добровольцем ходила в разведку. В одной из ночных стычек впервые «взяла на штык» германца. Штык застрял у него в животе, а немцы напирали. Бочкарёва бросила в них гранату и побежала к своим. До окопа добрались живыми десять из тридцати разведчиков.

Зима выдалась суровая, жить в окопах становилось невыносимо. Люди отмораживали руки и ноги, засыпали под снегом и уже не просыпались. Особенно тяжко бывало в дозоре, в аванпостах, где нельзя пошевелиться или позвать на помощь. Бочкарёва тоже отморозила ногу, её отправили в госпиталь, дело шло к ампутации, но, к счастью, обошлось.

И опять окопы, стужа, постоянное напряжение. И мучительное бездействие. В весеннем наступлении 1916 года полк с огромными потерями прорвал германский фронт, но… получил приказ генерала отступить на исходные позиции.

Тем не менее Бочкарёва была убеждена: нужно наступать, разбить германца, и тогда наступит мир. Так думали почти все в окопах и многие в тылу. Мало кто знал, что сил для наступления всем фронтом нет, что Россия воюет на деньги союзников. Что бессмысленные зачастую наступления заказаны Антантой для спасения положения на Западном фронте. Всё это оплачивалось жизнями сотен тысяч русских солдат.

Бочкарёва ещё несколько раз была ранена. Последнее ранение было особенно опасным — осколок снаряда засел в нижней части позвоночника. Мария долго была обездвижена, заново училась ходить. Когда она возвращалась на фронт зимой 1916 года, на железной дороге уже царил хаос. Солдаты в окопах утратили доверие к командованию, считали, что их просто ведут на убой. В начале 1917 года уже распространились слухи о Распутине, его влиянии на царскую семью в интересах Германии. Кроме того, на смену погибшим кадровым военным приходили молодые, мобилизованные специалисты мирных профессий — инженеры, врачи, учителя. Они в принципе не могли бить солдат, отдавать под трибунал тех, с кем воевали бок о бок. Взаимоотношения с солдатами стали демократичнее, но и дисциплина слабела.

Бочкарёва воевала геройски, ходила в атаки, участвовала в ночных вылазках, захватывала пленных и сама побывала в плену, правда, всего несколько часов — свои отбили. Её наградили Георгиевскими крестами всех четырёх степеней и медалями, произвели в унтер-офицеры.

Комбат

Февральскую революцию на фронте встретили восторженно. Рядовые были уравнены в правах с офицерами, созданы солдатские комитеты. Войска присягнули Временному правительству, но война продолжалась, теперь уже под флагом защиты обретённой свободы.

Ликовала и Бочкарёва. Но дисциплина расшатывалась, солдаты не исполняли приказы, дезертирство приобретало массовый характер. Солдаты то жаждали решающего сражения, то готовы были воткнуть штыки в землю. Вскоре начались братания с немцами.

Однажды унтер-офицер Бочкарёва выступила на митинге с позиции «войны до победного конца», её чуть не прибили. В тот день она решила, что её война окончена.

Но вот на фронт приехал председатель Временного комитета Государственной думы Михаил Родзянко. Ему представили Бочкарёву. Она пожаловалась на новые порядки, а вернее — на полное отсутствие порядка, и сказала, что собирается домой. «А не хотите ли заехать ко мне в Петроград, мой геройчик?» — предложил Родзянко. Бочкарёва согласилась.

В мае 1917 года состоялась эта встреча, многое предрешившая в судьбе Бочкарёвой. Она рассказала о настроениях в окопах, Родзянко — о положении в столице. Бочкарёва впервые узнала о большевиках, услышала имена Ленина и Троцкого. Тогда и родилась идея создания женского Батальона смерти. Слово «смерть» в названии батальона означало смертниц, готовых пожертвовать собой. Родзянко считал, что пример женщин воодушевит солдат и устыдит трусов. Бочкарёва выдвинула твёрдые условия: чтобы в батальоне не было никаких комитетов и чтобы он управлялся по армейским законам.

Идею одобрили главнокомандующий Брусилов, а затем военный и морской министр Керенский. На благотворительном вечере в пользу инвалидов войны в Мариинском театре Бочкарёва выступила с проникновенной речью. В тот же вечер в театре началась запись женщин в батальон. Затем Бочкарёвой выделили комплекс зданий Коломенского института, прикомандировали к ней офицеров-инструкторов. Благодаря публикациям в газетах, уже в первые дни в батальон записались около двух тысяч девушек и молодых женщин. Среди них были крестьянки, прислуга, медсёстры, курсистки и дворянки, некоторые из очень известных фамилий.

Бочкарёва предупредила их о строгих правилах будущей службы, все подписали особое обязательство «повиноваться любому приказу Бочкарёвой». Женщинам остригли волосы, они получили обмундирование, и началось обучение военному делу. Начальница безжалостно отчисляла женщин, замеченных в кокетстве с инструкторами и вообще легкомысленном поведении. Бочкарёва была неграмотной, ей понадобились верные помощницы. В адъютанты она выбрала девицу Скрыдлову — дочь адмирала Черноморского флота. Другой её помощницей стала княжна Татуева из знатного грузинского рода.

Но и за стены «бочкарёвского монастыря» проникала революционная и антивоенная пропаганда. Вскоре в батальоне назрел раскол: большая часть женщин требовали соблюдения своих прав, в частности увольнений в город, возможности навестить свои семьи. «Бунтовщицы» избрали комитет. Бочкарёва приказала им сдать обмундирование и покинуть казармы. Те не подчинились и ушли в военной форме, правда, без оружия. Бочкарёва осталась с тремя сотнями женщин, которые подтвердили свою решимость служить на прежних условиях.

Батальон Бочкарёвой, хотя и поредевший, пользовался огромной популярностью и поддержкой женских организаций и союзов. В то время в Петрограде находилась лидер британских суфражисток Эммелин Панкхёрст, представлявшая самое радикальное крыло женского движения за эмансипацию. Воинственные суфражистки как-то даже избили Уинстона Черчилля, противника предоставления женщинам избирательных прав. Госпожа Панкхёрст часто посещала батальон, пригласила Бочкарёву на приём, где присутствовали Керенский и представители союзных держав.

На этом приёме Керенский предложил Бочкарёвой вывести женский батальон на демонстрацию в поддержку Временного правительства — в противовес известной июньской демонстрации, организованной коалицией революционных партий. Так Бочкарёва была втянута в активную политическую борьбу. Женский батальон шёл под знамёнами и транспарантами, на которых были написаны лозунги: «Да здравствует Временное правительство!», «Все, кто может, в наступление!», «Вперёд, храбрые женщины!», «На защиту истекающего кровью Отечества!». Демонстрации были заявлены организаторами как мирные, но женщинам почему-то выдали револьверы. Вслед за женщинами шли инвалиды войны — формировался и отряд калек для воодушевления солдат-окопников. На Марсовом поле неравные силы сошлись. Сначала возникла перепалка, затем потасовка, а потом и перестрелка. Сама Бочкарёва получила сильный удар по голове и оказалась в больнице.

Но вообще с Керенским у Бочкарёвой отношения не сложились. Он требовал разрешить в батальоне солдатские комитеты, как повсюду в армии, а Бочкарёва отказывалась наотрез, оба доходили до истерики. «Расстреляю!» — кричал Керенский. «Вы сами отменили смертную казнь в армии», — вежливо напоминали ему. Зато очень нравился Бочкарёвой генерал Корнилов, готовый восстановить порядок в армии железной рукой. Бочкарёва была командиром такой же складки. Генерал Половцев, военный комендант Петрограда, отмечая достоинства батальона, указывал и на существенные недостатки: «Бочкарёва слишком груба и бьёт морды, как заправский вахмистр старого режима. Слухи об её зверствах доходят даже до Керенского… Стараюсь её немного укоротить, но она свирепа и, выразительно помахивая кулаком, говорит, что недовольные пускай убираются вон, что она желает иметь дисциплинированную часть».

Наконец батальон получил приказ отправляться на фронт. В Исаакиевском соборе, в присутствии Керенского, Родзянко и высших военачальников, было освящено знамя батальона. В нарушение всех традиций на знамени было вышито имя командира. Бочкарёвой вручили погоны прапорщика и именное оружие — саблю и револьвер с золотыми планками на рукоятках. Это был день триумфа Марии Бочкарёвой и женского Батальона смерти.

По примеру бочкарёвского подразделения начали формироваться женские батальоны в Петрограде, в Москве и на Кубани, а также команды связи и вспомогательные отряды во многих других городах. В начале августа в Петрограде состоялся Всероссийский женский военный съезд. Но в эти же дни генерал Корнилов, ставший Верховным главнокомандующим, распорядился прекратить формирование женских воинских подразделений, а уже созданные использовать для охраны дорог. К тому времени уже стало известно, что реальный боевой опыт батальона Бочкарёвой далеко не соответствовал первоначальному пропагандистскому замыслу.

Последняя опора Временного

Женский Батальон смерти оказался в тех же местах, где ещё недавно сражалась Бочкарёва—Яшка. Здесь многое переменилось к худшему. Сразу после Февральской революции солдатские комитеты ещё не вмешивались в вопросы сугубо военного руководства. А теперь главные вопросы — наступать или нет — решались не в штабах, а на митингах. Двоевластие парализовало армию. Прифронтовые города кишели дезертирами. Женщинам порой приходилось держать настоящую оборону от всякого сброда. Вдобавок Бочкарёва с необъяснимым упрямством втягивалась в споры и гнула своё: сначала победа, остальное приложится. С ней редко соглашались, чаще ей приходилось спасаться бегством.

Но вот, наконец, батальон на передовой, назначен день наступления. Как его представляла себе Бочкарёва? «Мне было тогда некое видение: в несокрушимом порыве миллионы русских солдат поднимаются из окопов вслед за мной и тремястами девушками…»

Артподготовка окончилась, но фланги справа и слева от Батальона смерти пустовали. Полк митинговал, решая, наступать или нет. Наконец, к Бочкарёвой присоединились семьдесят пять офицеров и около трёхсот солдат. Решили наступать, надеясь всё-таки на поддержку. И действительно, из окопов начали вылезать однополчане. К передовому отряду присоединился полк, а затем и весь корпус. Первая линия германских укреплений была взята, затем и вторая. Тут солдаты обнаружили запасы водки и пива и набросились на спиртное, многие перепились. Немцы пошли в контратаку, но их встретили штыками и на плечах отступающего противника заняли третью линию траншей. Поступил приказ: преследовать немцев и не давать им окопаться. Обещали, что на помощь скоро подойдёт резервный корпус.

Батальон Бочкарёвой оказался на опушке леса, в глубине которого засел противник и вёл оттуда прицельный огонь. Многие солдаты отступили. Кончались боеприпасы, возникла реальная угроза попасть в окружение. А подкрепления всё не было. Бочкарёва рассредоточила батальон небольшими группами. Переходя от одной группы к другой, она вдруг увидела, как одна из её девушек занимается любовью с солдатом. Бочкарёва была так взбешена этой сценой, что тут же проткнула девушку штыком, солдата достать не успела — он убежал.

Надежд на подкрепление уже не оставалось. Немцы начали обходить батальон с флангов. Бочкарёва приказала отступать. Под плотным огнём бросились бежать. Бочкарёва была тяжело контужена, её принесли в окоп на руках. Она не видела полного провала наступления, не узнала, как немцы без труда заняли оставленные позиции. Тяжёлые потери, в том числе и в женском Батальоне смерти, оказались напрасными…

После лечения в госпитале Бочкарёва вернулась на фронт уже в чине поручика. И опять совершила безрассудный поступок. Группа немцев без оружия шла к русским в гости, как было давно заведено с обеих сторон. Бочкарёва выстрелила из винтовки и ранила одного из них. Разъярённые однополчане жестоко избили её. Бочкарёва поехала в Петроград, просить перевода на другой участок фронта, где идут боевые действия. Такого участка не нашлось. В столице Бочкарёва увидела полную беспомощность власти.

Во время отсутствия Бочкарёвой командиром батальона была назначена её адъютант Скрыдлова, что вызвало недовольство женщин. По этому поводу в штаб корпуса поступило донесение: «Волнения в женском отряде смерти дурно влияют на войсковые части дивизии. Вместо того чтобы являть собой образец сплочённости, единения и безропотного повиновения поставленному над ними начальнику, отряд сам нуждается в водворении в нём порядка». Батальону грозило переформирование. К счастью, Бочкарёва отсутствовала недолго. Вернулась — и опять за своё: все мирились и братались, и только Бочкарёва выставляла дозоры, прочёсывала ничейную полосу ружейным и пулемётным огнём.

Как раз в это время к власти пришли большевики. Вместе с юнкерами женщины были последней защитой Временного правительства. Маяковский в поэме «Хорошо!» писал: «Куда / против нас / бочкарёвским дурам?! / Приказывали б / на штурм». И далее: «Первым / боязнью одолён / снялся / бабий батальон». Поэт неточен: Зимний дворец защищал другой батальон. В него вошли женщины, «забракованные» в своё время Бочкарёвой за недостойное, как она считала, поведение.

Большевики обещали долгожданный и немедленный мир. Его особенно ждали в окопах. А тут — стрельба. Кто стрелял? «Бочкарёвские дуры»! Против них двинулся чуть ли не весь полк, едва не вспыхнула гражданская война на отдельно взятом участке фронта. Бочкарёва спешно увела женщин в лес и там распустила батальон «имени себя».

Скитания

Бочкарёва была слишком известной личностью, чтобы остаться незамеченной в Петрограде. К тому же у неё была репутация «корниловки», сложившаяся ещё при временном правительстве. Бочкарёву задержали, разоружили и доставили в Смольный. Там состоялась её встреча с Лениным и Троцким. Ленин принёс ей извинения за арест. Оба лидера уважительно говорили о военной службе Бочкарёвой. Затем они объяснили цели и задачи большевиков и предложили сотрудничество с новой властью. Бочкарёва отказалась. Она сказала, что нельзя распускать войска, покуда не заключен мир. «Я солдат и хорошо знаю, что такое война. А вот вы не знаете…» — заявила она. Дискуссия о войне и мире зашла в тупик. Бочкарёва ушла, даже не простившись. Ей выдали паспорт и даже билет на поезд до Томска.

Дома Бочкарёва гостила недолго. Её вызывал телеграммой в Петроград генерал Аносов, бывший председатель Георгиевского комитета, причастный к созданию женского Батальона смерти. От имени большой группы офицеров он просил Бочкарёву пробраться на юг к генералу Корнилову, установить с ним связь, выяснить его возможности и планы. «Воевать против своего народа я не буду», — заявила Бочкарёва. Но выполнить секретную миссию согласилась.

Одевшись сестрой милосердия, она поехала в Кисловодск. Как прикрытие она везла с собой письмо от бывшей сослуживицы, княжны Тутаевой, с приглашением отдохнуть и подлечиться на Кавказе. Бочкарёва видела жестокие расправы над офицерами, пробиравшимися к Корнилову, сама рисковала оказаться на их месте. Но сумела не только пробраться в ставку в Новочеркасск, но и сообщить важные сведения о готовящемся наступлении красных. Корнилов предложил ей остаться в его частях, но Бочкарёва отказалась воевать с оружием в руках. Тогда Корнилов поручил ей ехать в США, просить помощи в войне против власти большевиков. Бочкарёва согласилась. Вся её дальнейшая деятельность была то скрытой, то явной борьбой с новой властью.

На обратном пути Бочкарёва была схвачена как шпионка, чудом избежала немедленной казни, была переправлена в Москву. Везде она твердила одно: я, мол, неграмотная крестьянка, солдат германской войны, вся израненная, еду домой на излечение. В Москве её освободили благодаря заступничеству одного из большевистских руководителей — бывшего фронтового товарища.

Через всю Россию Бочкарёва отправилась во Владивосток, там с величайшими трудностями и риском для жизни пробралась на американское судно и в мае 1918 года сошла на берег в США. Её военная форма и выправка, грудь в орденах — всё привлекало внимание. Эмиссара белой армии принимали на самом высоком уровне — министр обороны, госсекретарь, наконец, и президент Вудро Вильсон. Во время этой встречи, как свидетельствует протокольная запись, Бочкарёва «опустилась на колени и, протянув руки к президенту, стала умолять о помощи, продовольствии, высылке войск союзников против большевиков. Сидевший с мокрыми от слёз щеками президент заверил её в этом».

Из США Бочкарёва отправилась в Англию. В Лондоне её принял тогдашний военный министр Уинстон Черчилль, а затем удостоил аудиенции король Георг V. Бочкарёва просила у англичан военной помощи.

В августе того же года Бочкарёва вернулась в Россию, в Архангельск, на борту американского транспортного судна с оружием и боеприпасами. Север России был под властью Временного правительства. Там стоял и англо-американский экспедиционный корпус Антанты, готовый выступить против Советов.

Командование белыми войсками Севера предложило Бочкарёвой организовать мужской добровольческий отряд, Бочкарёва отказалась. Она хотела создать новый женский батальон, даже ездила по деревням, агитируя крестьянок. Встречали хмуро и грозили, «что если она появится вторично, то её убьют». Бочкарёва считала, что местное правительство её предало, и ездила искать помощи в штаб союзников. Иностранные офицеры запомнили эту странную женщину в военной форме, «с поседевшими волосами, выглядевшую старше своего возраста», которая много курила и пила, демонстрируя всем шрамы от ранений. В общем, и белое командование, и союзники не знали, как от неё отделаться. До отправки домой ей выплачивали по 750 рублей в месяц.

В июле 1919 года из Архангельска отправлялся караван судов с оружием и боеприпасами для адмирала Колчака. Бочкарёвой был предоставлен бесплатный проезд до Оби. Так Бочкарёва оказалась в родном Томске. Но жить там было не на что, и она поехала к Колчаку — просить отставку и пенсию. Адмирал произвёл на Бочкарёву сильное впечатление, она поверила в силы Колчака, как в своё время верила только Корнилову. В считаные дни она сформировала женский добровольческий отряд имени поручика Бочкарёвой — не боевое, вспомогательное, но все же воинское подразделение. Однако уже через месяц Колчак отступил на восток. Бочкарёва за ним не последовала, а вернулась в Томск.

Она решила примириться с советской властью. Явилась в комендатуру, сдала револьвер и выразила готовность служить народу. Полтора года назад ей предлагал службу сам Ленин, а теперь…. Комендант отказался от услуг Бочкарёвой, взял с неё подписку о невыезде и отпустил домой.

7 января 1920 года Мария Бочкарёва была арестована. Сначала её обвиняли в основном как колчаковского офицера. Другие эпизоды Бочкарёва на допросах старательно обходила. Говорила, что в Америку ездила лечиться, что в Архангельске жила на пенсию. Службу у Колчака не отрицала, но утверждала, что занималась «санитарным делом» и быстро разочаровалась в «правителе Сибири». Но затем она начала «вспоминать» всё больше и больше. Некоторые исследователи полагают, что к Бочкарёвой были применены особые методы. Вряд ли это потребовалось — Бочкарёва была так несдержанна и тщеславна!

В частности, приехав из Архангельска в Томск, она дала интервью местной газете, в котором рассказала о секретной поездке к Корнилову, о своей зарубежной миссии. Одного этого материала было достаточно, чтобы «раскрутить» подследственную. А были и другие свидетельства. В мае 1920 года Мария Бочкарёва как «непримиримый и злейший враг рабоче-крестьянской Республики» была приговорена к расстрелу.

Однако абсолютной уверенности в том, что приговор был приведён в исполнение, сегодня нет. Существует версия, что Бочкарёва осталась жива и обрела семью. Хочется верить в счастливый исход, но достоверных фактов в научной печати пока не появилось.

* * *

Как известно, любое сравнение хромает, но Марию Бочкарёву и Жанну д’Арк роднят по крайней мере две существенные черты: горячий патриотизм и то, что обе не скрывали своего пола.

А между тем очень много русских женщин воевали в Первой мировой войне в мужском обличье, подобно «кавалерист-девице» Надежде Дуровой. Что привело их на фронт? Как сложились их боевые судьбы? И на чьей стороне оказались они в годы революции и гражданской войны?..

(Печатается с сокращениями)

Автор: Сергей Макеев, «Совершенно секретно»

You may also like...