«Мокруха»… (Продолжение). Расплата

…На роль «мокрушника» в той компашке немножко гаденьких, но в целом вполне мирных обывателей Соломатин подходил больше всего. Правда – с одним важным уточнением: не стал бы он резать «пером» жидковатого в теле «Бегуна», ибо не нуждался ни в каком другом оружии, кроме своих собственных, весьма увесистых кулаков. Не тот у него был характер! Да и соотношение сил в данной ситуации было не то… Глава 14. СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

17 февраля 199… года, в доме № 14 по улице Юбилейной, на четвёртом этаже, был проведён следственный эксперимент – воспроизведение событий 3 февраля.

Провести его планировалось давно, но то следак ленился, то дядя Лёша в очередной раз напивался до поросячьего визга и дрых на заблеванном матрасике под столом, то нужных людей никак не удавалось собрать в одном месте, в одно и то же время (те на работе, эти в отъезде, у тех – неотложные важные дела, и т.д.)… Вот и возникла досадная заминка…

Но потом руководство, спохватившись, сделало втык следователю Сысуеву: почему-де в деле до сих пор нет материалов воспроизведения?.. А Антон, получив фитиль в задницу, иногда всё ж умеет набирать требуемые обороты: подсуетившись, в считанные дни сделал то, на что в других условиях у него могло б уйти и месяц. Одним из результатов его резко возросшей активности проведение следственного эксперимента и стало.

На воспроизведении присутствовали: следователь, непривычно трезвый старший опер Харитонов, группа оперов и эксперт-криминалист, снимавший всё происходящее на фотоаппарат (полагались видеосъемки, но служебную видеокамеру начальник экспертно-криминалистического отдела однажды унёс на день домой, потом был долго на больничном, в итоге ушёл досрочно на пенсию по состоянию здоровья, и той видеокамеры больше никто не видел).

Ну и ещё, разумеется – все те жильцы подъезда, кто находился здесь 3-го февраля, а также и те, кто в момент убийства был у них в гостях.

Во время следственного эксперимента каждый должен делать то и так, что и как делал в тот роковой день. А следак с операми и экспертом – наблюдали за происходящим, фиксируя всё на бумаге и фотоплёнке.

С точки зрения юриспруденции, смысл происходящего был следующим. Допустим, некий бандит (условно говоря – Васька Хромов по кличке «Гу-га») совершил кражу. Была у оперов наколка, что именно он её совершил; ловили они «Гугу», в итоге – поймали, нашли у него часть краденного, и сам он чистосердечно (при содействии пытливых оперов) сознался в содеянном. А затем, на следственном эксперименте, детально показал и рассказал, как проник в дом (через окна или через двери), чем и как взламывал запоры, куда пошёл сразу же после проникновения в жилище, что и откуда взял, куда упаковал добычу, и каким образом вынес… Короче, всё-всё, до мельчайших подробностей.

Теперь представим, что позднее на суде гражданин Хромов вдруг с ухмылкой заявляет, что никакой хаты он-де не «бомбил», а сознанку дал исключительно под нажимом зверюг-розыскников. Они же и подкинули ему, в качестве улики, часть краденного шматья. Откуда то шматьё у самих оперов взялось? Ну, про то граждан оперуполномоченных спрашивайте… Но он, «Гуга» то есть, полагает так: ту хату сами же менты и «ломанули», а теперь свою кражонку на честного «бродягу» подвесить пытаются! «Но я здесь совсем не при делах, вот ей крест!»

Что делает суд в подобных случаях? Известно что: смотрит в материалы следственного эксперимента. А в тех материалах видно, как во время воспроизведения «Гуга» рассказывал о совершённом преступлении так подробно и красочно, как может сделать только тот, кто это преступление и совершал. Причём делалось это в присутствии не только оперов-«истязателей» (кстати, на воспроизведении сплошь и рядом бандита сопровождают вовсе не те опера, которые расследовали данное преступление, а совсем другие), но и – следователя, понятых, множества свидетелей. И если результаты воспроизведения оформлены юридически грамотно, без зримых следов в бумагах неких натяжек, скороговорок, явных подчисток и «химии», то суд обычно вполне довольствуется материалами судебного эксперимента. И верит тем, предыдущим и удобным для правосудия показаниям Хромова, а не этим, нынешним, в принципе никому (кроме него самого и его адвоката) не нужным, вздорным, глупым и провокационным.

(Один намёк на пытки подследственных в стенах милиции чего стоит!)

Иными словами, цель следственного эксперимента в данном случае – сделать отечественное правосудие хотя бы чуточку более справедливым. И похожим на настоящее, каковым оно изображено в учебниках юриспруденции.

Но возможна иная ситуация. Совершена всё та же квартирная кража, но изобличённого и задержанного преступника – нет. А есть группа лиц, которые в момент событий присутствовали либо на месте преступления, либо около него, и имеются обоснованные подозрения, что кто-либо из них к той кражонке как-либо причастен. Так вот тогда-то и производится такое воспроизведение событий того дня, при котором каждый показывает свои действия и местонахождение. А следак с операми позднее – смотрят, сходятся ли концы с концами. Сплошь и рядом тогда и всплывает, что не мог фигурируемый в деле среди свидетелей некий Иванов делать то-то в указанное им время, ибо другой свидетель, некто Петров, не видел его там-то и тогда-то, зато другой свидетель, некто Сидоров, заметил его в это же самое время совсем в другом месте…

Противоречия в показаниях участников воспроизведения порою кажутся мелкими, несущественными, ни капельки не претендующими на роль фатальной улики против кого бы то ни было. Но сам факт того, что Иванов солгал (либо же солгали опровергающие его Петров и Сидоров), – одно это уже настораживает, заставляя присмотреться ко всей троице. Либо Иванов лжёт, пытаясь создать себе алиби (и тогда весьма вероятно, что именно он и причастен к краже), либо Петров с Сидоровым пытаются своей ложью опорочить честного человека – зачем? Не затем ли, что крали – они?!

Такова голая схема.

Действительность вносит в неё множество нюансов, среди которых – чрезмерная хлопотность в проведении следственных экспериментов во многих случаях, с одной стороны. И, зачастую, их малую эффективность в получении конечного результата (раскрытии преступления) – с другой…

Сплошь и рядом идут на воспроизведение, лишь когда следствие явно зашло в тупик, непосредственное начальство готовится как-то объяснить и оправдать свои неудачи перед вышестоящим руководством. И одним из весомых доводов предлагается использовать такой: «Вот и следственный эксперимент провели, а всё равно – пшик!»

Тогда как в случае не проведённого воспроизведения вышестоящие получают моральное основание заявлять.: «Так воспроизведения же не было – вот вы, остолопы ленивые, ни хрена и не добились!» Хотя про себя сами прекрасно понимают, что никакие следственные эксперименты не заменят отсутствующих улик и вещдоков.

В данном случае тоже почти всем казалось тогда, что воспроизведение проводится именно для «отмазки». Потому как наши командиры пришли к выводу, что назревает очередной «глухарь», и пора уж готовить базу для будущих самооправданий.

Но мы – ошибались…

…В тот день воспроизведение прошло, как по маслу. Не без маленьких накладок, разумеется – совсем без них никогда не обходится. Ведь каждое воспроизведение – это как маленький спектакль, причём играть его приходится без репетиций и повторов. А роли здесь исполняют не профессиональные артисты, а жалкие дилетанты, ещё зачастую – и такие, как в данном случае: алкоголики, наркоманы, всевозможные люмпены, урки с несколькими ходками за спиной, выжившие из ума старички-пенсионеры…

Кто-то не к месту варнякал, качал права или выяснял давние отношения с кем-либо из соседей… Кому-то удалось наклюкаться и заснуть в самый разгар эксперимента, так что пришлось будить его дружескими пинками и зуботычинами… Нашлись и такие, у кого были поползновения удрать во двор и заняться там чем-либо более полезным и интересным (в основном это касалось малолеток)…

Но все трудности были преодолены, и эксперимент состоялся. Времени он занял предостаточно, со всеми предисловиями и эпилогами – часа четыре, не меньше.

Само воспроизведение я наблюдал как бы с периферии, поскольку моей функцией было дежурить на лестнице между 4-м и 3-м этажами и следить, чтобы никто из филонящих не улизнул бы с этажа и из дома. Так что видел и слышал я немного, остальное – скорее угадывал по доносящимся до меня обрывкам фраз. Но я в эпицентр событий и не рвался – там всегда больше беготни, а жизненные силы надо беречь… Обычно кто в сторонке – тот в итоге и в выигрыше!

…Кстати, тут на меня наткнулся пробегавший мимо по делам уже знакомый мне опер из городского угро, капитан Цыганков. Как ни странно – вспомнил меня в лицо (хоть виделись только однажды), зацепился, остановился поболтать о том, о сём. Сразу видно, человек – не из перегруженных службой! А поговорить – почему бы и нет? Всё равно мне на лестнице до упора маячить.

Так он сперва про свою героическую личность рассказывал, – какой он смелый да умелый, как в Афгане геройски служил, и скольких вооружённых до зубов бандюганов уже здесь, у нас и в наше время, повязал в одиночку и практически голыми руками… Но насчёт голых рук – сомневаюсь. Даже во время нашего разговора он, вынув из кобуры табельный «Макаров», всё время игрался с ним: то в одну руку возьмёт, то в другую, то подкинет с перевёртом и поймает, как в фильмах про ковбоев. Такое ощущение, что с оружием он сросся, не расставаясь с ним ни на миг, нося его и в сортир, и в баню… Даже спит – в обнимку с «Макарычем»!

«Опера – особенные люди! – жонглируя «пушкой», вещал Цыганков. – В опера идут лишь по особому призванию, по приказу души!.. И – только те, кто всегда готов умереть за правое дело!.. Вот и я, к примеру, однажды…»

Но Цыганков не успел рассказать, как однажды ему пришлось умереть за правое дело – при очередном взмахе «Макаров» случайно выскользнул из его рук, и – ахнул вниз, в лестничный проём.

Мы оба инстинктивно присели и зажмурились, ожидая выстрела в момент удара пистолетом о пол на первом этаже и чьего-нибудь предсмертного вскрика…. Трёхсекундная пауза… глухой звук удара, и… Тишина… Ничего! Ни звука! Не шмальнуло!..

Цыганков выпрямился, покосился на меня, пожал плечами. Дескать: подумаешь, с кем ни бывает… Ну выронил пистолет, ну упал тот с высоты 4-го этажа. Никого ж не убило! И всё закончилось тип-топ… Если только какая-нибудь бессовестная сволочь сейчас не подберёт и не утащит табельное оружие капитана с собою.

Я невозмутимо помалкивал. Пусть спасибо скажет, что хоть не ржу убойно… Не тычу в него пальцем и не кричу на весь подъезд: «Посмотрите на этого дебила-«горожанина» – свой «табель» с лестницы уронил!»

«Ладно, мне пора уж… Потом договорим!» – не выдержав, торопливо кинул Цыганков, и понёсся вниз, перескакивая через несколько ступенек лестницы за раз.

Подумал ему в спину раздражённо: «Опера – особенные люди? Идут в менты по призванию? Гм… Чего ж я вокруг себя таких «особенных» не вижу? Может, прячутся где-нибудь за дальним углом? Или, может, таким «необыкновенным» опускаться до уровня «земли» – западло?»

По мне, нормальный опер – это такой же человек, как и прочие. Чаще всего – занесло его в милицию случайно, а сбежать – некуда, вот временно и задержался. Причём у некоторых (и многих даже!) эта «временность» затягивается на всю жизнь, превращаясь во вредную привычку, вроде курения. А сама работа – грязная… Общаться со всяким сбродом, творить разные гнусности, закон нарушать по сто раз в день… Чтобы иметь призвание к ТАКОЙ работе – надо быть совсем уж гнусом…

Я – не «необыкновенный»… И я – не гнус.

…Вечером на оперативке «Дубок» подвёл итоги воспроизведения. В результате долгого и подробного анализа выяснилась интересная деталь: полнейшая невозможность так зарезать Малькова у дверей 68-й квартиры, чтобы несчастный «Бегун» успел ещё позвонить в дверь этой квартиры, открывшие ему хозяева – услышать топот убегающих ног, и, выглянув – не заметить убегавших, и потому не суметь их потом описать…

Более того, топот ног убегавшего преступника (ов) обязательно слышали бы, при таком раскладе, и спускавшиеся по лестнице водопроводчики… Однако они, повторюсь, ничего не слышали и не видели, кроме спускавшегося этажом ниже «Клячи» в жёлтой куртке.

Следственный эксперимент показал: событий НЕ МОГЛИ развиваться так, как описывали их супруги Щербаковы и их гости.

Следовательно, эти люди – лгут.

А это, в свою очередь, рождало предположение, что либо они причастны к убийству Малькова. Либо, как минимум знают убийц, и выгораживают их…

Ну а поскольку никаких других весомых версий под рукою на тот момент уж практически не оставалось, то она стала главной и основной.

С того момента все наличные силы угрозыска были брошены на разработку именно этой версии.

Глава 15. ДОСЬЕ НА ЧЕТВЁРКУ

«Дубок» распорядился раздать распечатку всех собранных на «четвёрку» сведений задействованным в операции розыскникам.

Ничего примечательного, обычный жизненный фактаж; о каждом при желании можно собрать подобную же массу подробностей, мелочей, курьёзов, маленьких гадостей и больших, дурно пахнущих гнусностей…

Из сколотых канцелярской скрепкой машинописных листиков я узнал, к примеру, что чета Щербаковых только внешне кажется нормальной дружной парой… На самом же деле, как свидетельствовали собранные материалы, их отношения давно уж неважнецкие, если не сказать – хреновые. Фактически они давно не живут вместе, а лишь сосуществуют, поддерживая видимость семьи для окружающих. Логичней – развестись, но до открытого разрыва дело почему-то не доходило. Возможно, это лишило бы их в дальнейшем каких-то шансов на улучшение жилищных условий. А, может, ещё проще: не хотелось возиться с оформлением развода, и сохранение видимости супружеских отношений показалось удобнее.

О Лилии Щербаковой близко знавшие её отзывались так: смазлива, умна (скорее даже – хитра!), с такой – и выпить приятно, и по душам покалякать… Короче – дамочка, интересная во многих отношениях. И, как часто бывает с вошедшими в её возраст женщинами, в постели – ненасытна, и не то чтобы совсем неразборчива в связях, но… многоканальна, что ли…

Собиравший на неё установочные данные, лысоватый старлей Макарышев, в докладе на оперативке даже заключил: «Её переимела половина жилмассива!». В ответ помешанный на точности оценок начальник угро тотчас гневно возразил: «С половиной от нескольких десятков тысяч проживающих на жилмассиве мужчин репродуктивного возраста совокупиться гражданка Щербакова никак не могла!..»

(Уязвлённый начальственными придирками Макарышев чуть позже, в забегаловке, за парой-другой пива с товарищами, заочно даже огрызнулся, дескать: сам «Дубок» чуть ли не на каждом совещании-заседании сообщает то одному, то другому из подчинённых, что в прошлом вступал в секс-контакт с его мамой. Но это же в действительности не означает, надо полагать, будто он и впрямь способен был совокупиться с таким большим количеством оперских мамаш!)

Что касается Дмитрия Щербакова, то женат он был вторично. Первая супруга отзывалась о нём так: «Жалкий импотент, гомик, скряга!» В принципе, все некогда брошенные жёны о своих экс-супругах отзываются одинаково. Поэтому версию «Щербаков – гомосексуалист» мы не стали даже и проверять.

На работе его характеризовали как старательного трудягу, добавляя: «…а как человек – тишайший!»

Впрочем, пару лет назад имела место некая история с «левыми» приработками, то есть – в обход плана и налоговой инспекции. Но её быстренько замяли. Среди фотографов подобное – не то, чтоб «как закон», но и – далеко не редкость. Да что темнить: практически все они делают нечто подобное, но почти всем – сходит с рук, и лишь некоторым не везёт, – «палятся», попавшись. Вот таких, угодивших в «стрелочники», и наказывают в назидание прочим: чтоб работали осторожней и не «палились»! Подержав короткое время в опале, его «простили», оставив в покое, и снова он для всех – хороший да пригожий.

Но вообще я так скажу: если человек в расцвете сил (36 лет – самый сок!), да ещё имея столь доходную профессию – и ютится в «малосемейке», этом неизменном пристанище всех неудачников, ниже которых только самое «дно», то говорить это может лишь об одном: определённой непутёвости, непрактичности и безалаберности Щербакова. Видать, не было в нём жизненной цепкости и умения достойно встречать удары судьбы. Приличной хаты – нет, приличного «бабла» – не имеется, с первой супругой – разбежался бездарно, а теперь и вторая ему практически открыто рога наставляет. Насколько же нужно снизить планку самоуважения, чтоб докатиться до такого позора? Ясен перец – давно махнул на себя рукой, живёт как придётся, а приходится – не так чтоб и очень… Поэтому и все близко знавшие Дмитрия люди тоже на него давно уж рукой махнули, определив его в неисправимые неудачники.

Что касается двух его сослуживцев, то, судя по отзывам, тот же Юрий Ленартович смотрелся фигурой куда значительней! Одним словом его можно охарактеризовать так: еврей! То есть – ловок, башковит, любит загребать жар чужими руками, а самому оставаться в стороне. У него в фирме и клиентура была наилучшая, и аппаратура – новье… Однако при всём этом евреем он был каким-то недоделанным, недоевреистым, что ли…

Совершенно не характерно для семитов, к примеру, было то, что к 60-ти годкам не имел он ни супруги, не детишек. И потом, что делал этот уж немолодой и почтенный мужчина – на заурядной полу-холостяцкой пирушке-пьянке, в которую вылилось отмечание именин Дмитрия Щербакова? Это ж тебе не компания близких – либо друзей, ровесников, или соплеменников, наконец. Неужто уж всё равно, с кем, где и по какому поводу квасить? Непонятка…

…Последний из фигурантов – Сашка Соломатин. Плотноватый, не то чтоб – «качок» (модное слово), а – верзила. Ему бы вместо трактора плуг по полю волочь, или вилами сено на гумне скирдовать; он же зарабатывал на жизнь моментальными снимками в городском парке, – негожее занятие такому бычаре!

Нагловатый, решительный (особенно – когда поддаст), удачливый с бабами, но жениться в свои тридцать с хвостиком – не спешил; «успею шею под хомут подставить!»

Из всех четверых только в отношении него наличествовал компромат: в прошлом году подрался он с одним хмырем в соседнем районе… Провожал очередную тёлку, а хмырь шаландался у подъезда. Кто к кому цеплялся, кем был нанесён первый удар – установить уж невозможно, но кончилось потасовкой, победителем из которой вышел Соломатин. Набил обидчику морду – и сбежал с поля боя, не дожидаясь появления могущих поддержать пострадавшего соседей и корешей… По жалобе терпилы (оказывается, он знал Соломатина в лицо, и где тот живёт), наши тамошние коллеги пытались возбудить уголовное дело, но им обломилось.

Для «злостного хулиганства с нанесением телесных повреждений средней тяжести» одного факта мордобоя маловато. Требуется ещё и доказать, что также имело место посягательство на общественное спокойствие, а как раз его в данном случае – и не было. Подумаешь – схватились мужики… Вечером, без свидетелей, без ущерба хрупкой психике окружающих. Да и на «среднюю тяжесть» пара зуботычин одного крепкого парня другому – тянула мало. На таких основаниях полстраны можно пересажать – почти каждый мужчина хоть раз с кем-нибудь да дрался!

Вообще же, если дерутся на улице, при свидетелях количеством не менее пяти человек, то «хулиганку» можно возбуждать запросто, но – в порядке «личного обвинения». То есть пострадавший по своему желанию обращается в народный суд; возможные санкции – максимум до года общего режима. Причём по этой статье даже не предусмотрено предварительное задержание подозреваемого.

Однако если заинтересовать судью (можно и морально, но надежнее – материально), то даже и слегка окровавленный нос истолковывается как «лёгкие телесные повреждения». И тогда к «смешному» году «общего» что-то весомо приплюсовывается. Ну а при более серьёзных увечьях и срок – посерьёзней!

Чтобы больше не возвращаться к этой теме, добавлю, что при большом желании милиция способна придраться даже и к фонарному столбу. И запросто упечь его за хулиганское поведение хотя бы на том «железном» основании, что стоит-де он и нагло светит без всякого разрешения, ослепляя идущих мимо людей, от чего они, бывает, спотыкаются и падают, получая тяжкие увечья… Так что желай Соломатина кто-то обязательно посадить – посадили бы при том же раскладе без всяких проблем.

Короче, на роль «мокрушника» в той компашке немножко гаденьких, но в целом вполне мирных обывателей Соломатин подходил больше всего. Правда – с одним важным уточнением: не стал бы он резать «пером» жидковатого в теле «Бегуна», ибо не нуждался ни в каком другом оружии, кроме своих собственных, весьма увесистых кулаков. Не тот у него был характер!.. Да и соотношение сил в данной ситуации было не то…

(Продолжение следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»

P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!