Москва под властью Крыма 500 лет назад

О том, что Крым в 1783 году окончательно попал под власть России, знают все. Гораздо меньше известно о том, что за 262 года до этого Москва оказалась в крымском подданстве – пусть и на несколько месяцев.

500-летнему юбилею нетривиального события и посвящен новый цикл на Крым.Реалии.

Вступление. Крым между Литвой и Москвой

Первый полностью независимый правитель Крымского улуса – Хаджи Герай – был в 1441 году избран ханом и позже закрепился на полуострове при поддержке Великого княжества Литовского. Это определило политическую ориентацию нового государства. Хаджи называл тамошнего князя Казимира IV покровителем и противодействовал ордынским нападениям на польско-литовское государство.

Его сын и наследник Менгли I Герай вначале поддерживал союз с Литвой и в 1472 году выдал ярлык, подтверждающий передачу Казимиру бывших золотоордынских владений в Восточной Европе. Но литовский князь пренебрег дружбой с Крымом и стал искать опору в недавнем противнике – Большой Орде. Это вынудило хана переориентироваться на союз с набиравшим силу Великим княжеством Московским. В марте 1474 года в Крым прибыло московское посольство просить у Менгли шертную грамоту о «братстве» и совместной борьбе против врагов. Грамота была дана, и хотя вскоре хан ненадолго потерял престол, начало крымско-московскому союзу было положено.

В 1478 году произошли два важных события. Во-первых, Менгли Герай вновь стал крымским ханом, но теперь уже в статусе вассала османского султана. Это ничуть не ограничивало его власти на полуострове, зато усиливало на внешнеполитической арене. Во-вторых, Москва завоевала Новгород, силой подтвердив свои претензии на титул повелительницы «всея Руси». Это, а также невыплата дани Орде в течение нескольких лет, неизбежно вело княжество к конфликту с соседями и на востоке, и на западе.

«Боевое крещение» крымско-московского союза наступило в 1480 году, когда войско ордынского хана Ахмата через территорию Литвы двинулось на Москву. Литовское войско должно было прийти на помощь ордынцам, но Менгли стремительным маршем ворвался на Подолье, вынудив Казимира защищать свои владения. Силы Ахмата и московские войска сошлись на реке Угре, постояли месяц, да разошлись. На обратном пути ордынский хан был убит.

На рубеже 1481 и 1482 года Менгли «помирился» с польско-литовским правителем, что вызвало обеспокоенность в Москве. Там решили надавить на хана, шантажируя его Нур-Девлетом – братом и претендентом на крымский престол, который с 1479 года служил у князя Ивана ІІІ. Менгли был выгоднее реальный союз с Москвой, нежели неопределенное соглашение с Казимиром, давно показавшим себя ненадежным партнером. Результатом этого выбора стало взятие и сожжение 1 сентября 1482 года литовского тогда Киева. Часть награбленного – золотые предметы для богослужений – была отправлена в подарок Ивану ІІІ.

Партнерство Московии и Крыма объяснялось наличием общего грозного врага – Большой Орды и ее ситуативного литовского союзника. Но летом 1502 года Менгли нанес ордынцам разгромное поражение, после чего геополитическая ситуация в Восточной Европе в очередной раз кардинально изменилась.

Война за ордынское наследство

В течение почти всего следующего века на юге Восточной Европы полыхала грандиозная война – война за обладание как материальным, так и символическим наследством Золотой Орды. На первом этапе (1502-1556 гг.) в ней принимали участие разнообразные преемники и соседи Орды, на втором (1556-1594 гг.) остались лишь Крымское ханство да выросшее из Московского княжества «Российское царствие».

Видеть в крымско-российском конфликте банальную борьбу соседей за территории или население наивно – у противников даже не было общей определенной границы. И вовсе нелепо описывать ту ситуацию в терминах якобы извечной борьбы «леса со степью». На самом же деле, Крым и Москва предлагали Восточной Европе два интеграционных проекта, драматически несовместимые между собой.

Крымцам было достаточно признания собственного верховенства со стороны прочих ордынских осколков – с соответствующей уплатой дани, разумеется, и военной помощью. Во внутренние дела младших партнеров крымские ханы вмешиваться не собирались. Получалось нечто вроде полукочевой конфедерации с номинальным главенством Гераев как главных наследников Чингисхана на этой территории. Достигалось желаемое не столько войной, сколько переговорами и занятием престолов родственниками.

Однако эта модель исключала Москву и потому была для нее неприемлемой. Не будучи Чингизидами вообще, ее князья не могли рассчитывать на признание своего главенства среди других правителей. Различия в религии, языке и общественном укладе были непреодолимым препятствием для ведения Московией-Россией игры по «крымским правилам». Поэтому там взяли курс на силовое подчинение остальных участников войны за ордынское наследство. На первом этапе проигравшим навязывались невыгодные договоры, на втором – подконтрольные Москве правители, на третьем происходило полное завоевание и включение в состав России. Кому особенно не везло – с полным разрушением бывших столиц, традиционного быта, а то и массовой резней.

Именно этим фундаментальным противоречием в подходах к государственному устройству и объясняется непримиримость главных сторон в той войне. Попытка договориться где-то посередине изначально была обречена на провал. И завершилась война потому, что из десятка ее участников уцелели лишь двое – Россия и Крым – на тот момент неспособные завоевать друг друга. Окончательное решение того спора было перенесено на два столетия.

От союза к войне

Неудивительно, что антиордынский союз разладился очень скоро. В 1505 году начинается война Москвы с Казанским ханством, которая весьма обеспокоила Менгли Герая. Кроме того, новый князь Василий ІІІ под различными предлогами уклонялся от помощи Крыму в борьбе с Хаджи-Тарханским (Астраханским) ханством, которым правили враги Гераев. Все это привело к тому, что весной 1507 года Менгли и новый польский король (он же великий литовский князь) Сигизмунд І заключили союз, и уже летом крымские войска напали на московские города – впервые в истории. В 1508 году было заключено перемирие и восстановлен союз, но ненадолго. С 1511-го по 1517-й крымские войска чуть ли не ежегодно совершали рейды на московскую территорию.

Весной 1515 года хан Менгли І Герай умер, и ему наследовал Мехмед І Герай. И если отец когда-то был связан с Московским княжеством союзом, скрепленным кровью общих врагов, то сын, наоборот, проливал московскую кровь, руководя недавними походами. Послы Василия ІІІ провели весь 1518 год в попытках заключить с Крымом новый договор… и преуспели. Подписанная тогда, и утвержденная весной следующего, 1519 года князем грамота обещала крымскому хану «дружить его друзьям и враждовать неприятелям».

Но буквально в том же году дух договора был нарушен. В декабре прошлого, 1518 года умер казанский хан Мухаммед-Эмин, не оставив наследников. Династия прервалась, и встал вопрос о выборе нового правителя. Крымцы желали видеть на престоле Сахиба Герая, сводного брата покойного. Москва, будучи не в восторге от такой перспективы, выставила своего претендента – Шаха-Али. Проблема заключалась не только в том, что ему было 13 лет, но и в его родословной. Шах-Али был потомком ханов Большой Орды – непримиримых врагов Гераев. И пользуясь случаем, 1 марта 1519 года в Москве новым казанским ханом провозгласили именно Шаха-Али. Крымское посольство заявило протест, но безрезультатно.

Новый правитель не пользовался популярностью в Казани – и это еще мягко сказано. Из-за молодости Шаха-Али реальным правителем города был московский воевода, опиравшийся на отряды стрельцов. Недовольные местные аристократы быстро оказывались в тюрьме или на эшафоте.

И тогда Мехмеду не оставалось ничего другого, как выступить против Москвы. Чтобы обезопасить свой фланг, хан начал переговоры с польско-литовским государством, завершившиеся подписанием 25 октября 1520 года польско-крымского договора о мире и дружбе. Одним из важнейших его пунктов было решение сторон развернуть совместные военные действия против России.

С другой стороны, попытка вовлечь в союз Хаджи-Тарханское ханство ожидаемо закончилась провалом, да и Османская империя, что неожиданно, высказалась решительно против большой войны. Султан дважды присылал хану грамоты, запрещавшие поход, но зря.

Однако важнейший успех на дипломатическом фронте Мехмед все же одержал. Ранней весной 1521 года он отправил Сахиба с 300 лучших воинов в Казань. Едва Герай в апреле появился в городе, как там вспыхнуло восстание. Московские войска были перебиты, Шах-Али свергнут и отпущен к своим хозяевам. Сахиб стал новым казанским ханом, а война с Москвой – неизбежной.

Расстановка сил

Для войны с Великим княжеством Московским хан Мехмед I Герай намеревался создать широкую международную коалицию. Кроме естественного в этом случае союзника – Казанского ханства, в нее должны были войти Османская империя и Хаджи-Тарханское (Астраханское) ханство. Великое княжество Литовское и без того пребывало в состоянии войны с Москвой с 1512 года.

Однако эти надежды не сбылась. Новый падишах Сулейман I, взошедший на трон в 1520 году, оставался глух к ханским призывам. В начале 1521 года Мехмед отправил в Стамбул обстоятельное изложение своих мотивов. Во-первых, писал хан, московский князь Василий III наладил слишком уж тесную связь с Персией – давним врагом османов. А во-вторых, захват православным государством населенных мусульманами областей приведет к религиозным притеснениям, что уже случилось в Казани и повторится снова. Оставлять казанский престол в руках московского ставленника – значит создавать угрозу не только Крыму, но и Турции. Поэтому Мехмед настаивал на войне против Василия.

Однако на Сулеймана эти доводы не произвели впечатления. В первые же месяцы своего правления он вступил с Венгерским королевством в конфликт, который в мае 1521 года перерос в полномасштабную войну. Польский король и литовский князь Сигизмунд I был союзником венгров, следовательно, его враг Василий III автоматически становился союзником Порты. Поэтому Сулейман I не только не поддержал Мехмеда, но и двумя грамотами прямо запретил ему выступать против Москвы. Султан писал: «Мы слышали, что ты хочешь пойти на землю московского князя. Побереги свою жизнь и не ходи на него, ибо он мой большой друг, а если пойдешь на московского князя – то я пойду на твою страну». Впрочем, хан не испугался – после начала войны с Венгрией падишах не стал бы открывать на севере второй фронт.

Столь же безрезультатной была попытка договориться с хаджи-тарханским правителем Джанибеком. Мехмед писал ему поздней весной: «Мы с тобою братья. Я дружил с московским князем, но он изменил мне: Казань была нашим юртом, а он посадил там султана из своей руки, которого Казанская земля, за исключением одного сеида, не хотела. Казанцы прислали ко мне человека просить у меня султана – и я им в Казань отпустил султана, а сам иду на московского князя со всей своею силою. И если ты хочешь быть со мной в дружбе и в братстве, то выйди и сам на московского князя». Джанибек не желал усиления Гераев, которое могло закончиться потерей собственного трона, поэтому остался дома.

Зато небольшую помощь оказал Сигизмунд. В мае Мехмед писал ему: «А ты б к нашему войску доброго человека прислал». Несколько позднее он прямо предложил направить к нему казацкого предводителя, старосту черкасского и каневского Остафия Дашкевича с отрядом, на что король дал согласие.

Москва не осталась безучастной к крымским приготовлениям. Еще 28 февраля 1521 года в турецкий тогда Азов «султанову слуге Диздерьбургану» была отправлена специальная грамота с просьбой сообщать, «каковы будут там у тебя вести…, а мы тебя впредь своим жалованием свыше хотим жаловать». Московским агентам было велено пробраться тайно в Крым, к послу Василию Наумову, «а которые останутся в Азове, и тем доведываться про царя Крымского и про царевичей, где ныне царь, не пошел ли куда из Крыма, а царевичи все ли в Крыму, не пошел ли который из Крыма, и будет царь вышел из Крыма, и куда пошел, на великого князя украину или куда?».

Первоначально крымский хан планировал выступить на Москву в начале весны, чтобы воспользоваться фактором внезапности в Казани и не дать противнику собрать силы. 10 мая Василий получил сведения из Азова, что «царь крымский Магмед-Гирей готов со всею силою на тебя к Москве», но из-за мятежа родственников поход был отложен. Наконец 24 июня из Кефе прибыл вестник, сообщив, что «крымский царь на коня сел», а вслед за ним приехал еще один из Азова с новостью: «А царь, государь, пошел на твою землю на Андреев городок, а, сказывают, вожи (проводники) у него, где ему Оку перелезть, а с ним, государь, кажут, силы его сто тысяч, ино, государь, отгадывают, что с ним тысяч пятьдесят или шестьдесят». Война началась.

Силы сторон

У страха глаза велики – испытав доселе невиданное нашествие крымцев, московские летописцы преувеличивали размер ханской армии до 100 и более тысяч. В действительности же вряд ли Мехмед I сумел выставить в поле более 20-25 тысяч всадников – и то после массовой мобилизации, которая позже выйдет ему боком. К этому следует добавить определенное количество ногайцев, но не слишком большое. Ногайская Орда в 1519 году потеряла половину владений в результате вторжения казахов, часть населения откочевала на территорию Крымского ханства. Новых подданных хана точно было не больше, чем старых, и не все они могли идти на Москву – кому-то пришлось остаться охранять кочевья в донских степях. Литовская же помощь вообще была чисто символической – сто конных и сто пеших с 2 пушками. Таким образом, Мехмед командовал войском в 30-35 тысяч бойцов. Силы, которыми располагал новый казанский хан Сахиб Герай, неизвестны. Даже в лучшие годы армия Казани не превышала 30 тысяч человек, а после недавнего переворота едва ли достигала половины обычной численности. Таким образом, максимальное количество войск, ведомых Гераями на Москву, составляло лишь 50 тысяч (возможно и меньше).

Что же мог противопоставить им князь Василий III? Основные силы (южное направление) были растянуты в центральном течении Оки – три группы полков общей численностью более 15 тысяч человек плюс гарнизон Коломны в 1,5-2 тысячи бойцов. На реке Угре (юго-запад) собрались примерно 5 тысяч воинов. Юго-восточное направление вплоть до Нижнего Новгорода прикрывала 10-тысячная группа московских ратников и служилых татар.

Отдельное войско в 4-5 тысяч человек располагалось на Рязанщине, которая играла в этой истории особую роль. К началу описываемых событий Великое княжество Рязанское оставалось единственным государством Северо-Восточной Руси, не подчиненным Москве. Да и то последний местный князь Иван Иванович чувствовал себя скорее слугой московского правителя, нежели ровней ему. В отчаянной попытке сохранить независимость Иван вступил в переговоры с ханом Мехмедом и даже якобы планировал жениться на его дочери – по крайней мере, в этом его обвинили москвичи. Поддавшись уговорам, рязанский князь осенью 1519 года выехал в Москву, где был схвачен и помещен под стражу. В его родной Рязани (в то время – Переяславль-Рязанский) московским наместником сел опытный воевода Иван Добрынский-Симский по прозвищу Хабар (нет, прозванный так не за это самое, а за удачливость).

Наконец, продолжалась, пусть и вяло, война с Литвой, что требовало прикрытия и западных рубежей Московии. На юго-западе было сосредоточено 5-6 тысяч человек, на северо-западе – до 8 тысяч. Таким образом, формально московские силы в 50-55 тысяч бойцов вроде бы не уступали крымско-казанским, но они были разбросаны по огромной территории и оказались не в состоянии помочь друг другу. На главном направлении – на Оке, хан имел преимущество в 30-35 тысяч против 20-25 тысяч. Более того, до самого последнего момента московская передовая стража так и не узнала, где Мехмед собирается перейти Оку.

Как будто этого было мало, крымские войска значительно превосходили противника в качестве управления. 56-летний хан был опытным полководцем и уже неоднократно нападал на московские земли. Его основным противником оказался 22-летний князь Дмитрий Бельский, для которого это была вообще его первая в жизни полевая кампания – главным военачальником на Оке его назначили за знатность рода. Чтобы компенсировать этот недостаток, ему в «товарищи» дали старого служаку князя Василия Шуйского-Немого. Однако Бельский надменно «пренебрегал стариками, которых это оскорбляло: они в стольких войнах были начальниками, теперь же оказались без чести».

Все это в итоге привело к печальным последствиям.

Начало войны

Мехмед I покинул причерноморские степи, в которых три месяца собирал войска, в середине июля. Переправившись через Северский Донец в районе современного Лисичанска, он стремительным маршем двинулся на север и уже 21-22 июля форсировал Дон в районе Воронежа. Хана ждали дальше на севере, у мощной крепости Тула, но он обошел ее с запада и 26 июля вышел к Рязани. Иван Хабар, убедившись в невозможности противостоять главным силам крымцев, заперся в городе и начал приводить население к присяге на верность Москве. Но Мехмед проигнорировал Рязань и пошел дальше – к Коломне.

Вечером 27 июля крымские войска подошли к берегу Оки и всю ночь беспрепятственно переходили реку. Гарнизон Коломны не рискнул выйти за стены. Наутро 28 июля, вероятно, предупрежденный Хабаром, к месту переправы прибыл Бельский с главными силами. Подробности битвы нам неизвестны, но можно предположить, что утомленные переходом и руководимые неумелым полководцем московские полки вступали в бой поодиночке и уничтожались ударами превосходящей крымской конницы. Три воеводы и один князь погибли в бою, еще один князь попал в плен. Остатки разбитого войска укрылись в Коломне, а крымские войска принялись опустошать окрестности.

Тем временем успешно развивалось и начатое примерно в то же время наступление Сахиба Герая. Он разорил Нижегородскую и Владимирскую земли, хотя, вероятно, не взял самих городов, потому что спешил. Заслоны Сахиб то ли разбил, то ли, скорее всего, просто обошел. Либо уже 28 июля, либо на следующий день войска братьев Гераев соединились под Коломной. Остановить их было некому. Впереди лежала Москва.

Крымский смерч

Весть о поражении принес в Москву в ночь на 29 июля младший брат великого князя Василия III князь Андрей Старицкий, который со своим отрядом бежал из-под Коломны, так и не вступив в бой. Столица не видела врагов в непосредственной близости уже более полувека, поэтому оказалась совершенно неготовой к обороне – посад (Белый город) был обнесен лишь валом со рвом. Каменный Кремль имел в своем распоряжении достаточно крупных пушек, способных отбить штурм, но они хранились в цейхгаузах крепости, а не у ворот. И, как писал Герберштейн, «пушки же эти были столь огромны, что перевезти их туда едва ли возможно было и в три дня, да и бывшего наготове пороху не хватило бы и на один выстрел из крупной пушки: таков неизменный обычай московитов – держать все под спудом и ничего не приготовлять заранее, но если приступит нужда, тогда только делать все впопыхах».

29 июля главные силы Мехмеда и Сахиба Гераев двинулись на запад и встали на реке Северке в 60 километрах к югу от Москвы. Отсюда крымские отряды принялись опустошать окрестности и захватывать пленников: «множества христианства победивши, и полонивши, мужского полу и женского, и много крови проливши… и многие села и святые церкви пожегши, разграбивши и попаливши». Наследник крымского престола Бахадыр Герай пошел дальше и разорил «великого князя село любимое Остров» в 25 километрах от столицы. Был сожжен посад Каширы.

В тот же день 29 июля Василий III уехал из Москвы за сотню километров в Волоколамск, а затем еще дальше – в городок Микулино в Тверской земле. Официально он отправился «собираться с воеводами своими и с людьми» и «разослал повсюду за многими своими воинствами», «ожидая к себе силы от Великого Новгорода, а иных из других мест». На деле же, как пишет Герберштейн, «Василий, понимая, что он не в состоянии отразить столь многочисленного врага… бежал из Москвы; он был до того напуган, что в отчаянии некоторое время прятался, как говорят, под стогом сена». Примеру князя последовали и послы (то ли литовские, то ли ливонские), которые оседлали коней и, «не видя вокруг ничего, кроме дыма пожарищ, и полагая, что окружены татарами, они выказали такую резвость, что в один день добрались до Твери, находящейся в 36 немецких милях от Москвы».

Попытка собрать войска не удалась. Василий писал «к воеводам своим в Серпухов, к князю Дмитрию Бельскому и к князю Василию Шуйскому и к князю Ивану Воротынскому, повелев им против царя идти. Они же не пошли». Деморализованные войска сидели в крепостях – помощи Москве ждать было неоткуда. Даже в далеких Новгороде и Пскове со страхом ожидали крымского вторжения и готовили полки.

Тем временем «татары двинулись дальше, сжигая все вокруг, и навели такой ужас на московитов, что даже в городе и крепости те не чувствовали себя в достаточной безопасности, – писал Герберштейн. – Во время этой паники женщины, дети и все, кто не мог сражаться, сбегались в крепость с телегами, повозками и всем скарбом, и в воротах возникла такая давка, что, чрезмерно суетясь, они мешали друг другу и топтали друг друга».

За старшего в Москве остался бывший казанский царевич Худай-Кул, в 1505 году крещенный под именем Петра, а в 1506 году женатый на Евдокии – младшей сестре Василия. Его отец, казанский хан Ибрагим, был непримиримым врагом Москвы, а сын стал временным правителем города. Непосредственное командование обороной было возложено на немецкого пушкаря Николауса, которому «начальник и прочие советники, пребывавшие в совершенной почти растерянности от чрезвычайного страха, наговорив много ласковых слов, поручили защищать город».

1 августа передовые разъезды Бахадыра подошли почти вплотную к городу – к знаменитым Воробьевым горам: «татары и в Воробьеве, в великого князя селе, были и мед на погребах великого князя пили, и многие села князей и бояр около Москвы пожгли, а людей пленили». В этот момент, согласно Герберштейну, как раз происходила установка пушек на вал, причем жители таскали их на собственных плечах. Тут раздались крики о приближении крымцев, и горожане в ужасе бросились в крепость, позабыв о защите вала, так что пушки вереницей лежали вдоль улицы. «И если бы тогда сотня вражеских всадников напала на город, она смогла бы без всякого сопротивления сжечь его до основания».

Однако хан на взятие Москвы не пошел. Во-первых, штурм большого города с многочисленной артиллерией («пушек, по приказу князя, отлито было множество») мог привести к потерям, не сопоставимым с выгодами от разграбления. Во-вторых, Мехмед Герай не знал, что воеводы Василия не подчиняются приказам. Напротив, до него доходили слухи о «великом собрании» сил противника (именно этой угрозой российские летописцы объясняли отступление хана). Ну и в-третьих, как уже говорилось, Крым не мог и не собирался завоевывать Москву – речь шла скорее о «принуждении к миру» великого князя.

Поэтому крымские войска лишь перерезали сообщение города с окрестностями. Эта тактика оказалась успешной, потому что «от множества народу в крепости стояло такое зловоние, что, пробудь враг под городом три или четыре дня, осажденные погибли бы от заразы, поскольку в такой тесноте каждый должен был отдавать дань природе там же, где стоял».

Лишенные возможности сопротивляться, «защитники города сочли за лучшее умилостивить царя Мухаммед-Гирея, послав ему обильные дары, в особенности же мед, чтобы побудить его снять осаду. Приняв дары, Мухаммед-Гирей обещал снять осаду и покинуть страну, если Василий грамотой обяжется быть вечным данником царя, какими были его отец и предки». Фактически, речь шла о восстановлении ордынского владычества над Московией, с той лишь разницей, что сарайского хана в качестве сюзерена заменял крымский. Требование было ошеломляюще велико, но и сил для обороны Москвы не было, поэтому Петр/Худай-Кул вынужден был согласиться. По мнению Николая Карамзина, «вероятно и то, что бояре московские не дерзнули бы дать сей грамоты без ведома государева: Василий же, как видно, боялся временного стыда менее, нежели бедствия Москвы, и предпочел ее мирное избавление славным опасностям кровопролитной, неверной битвы. Написали хартию, скрепили великокняжескою печатью и вручили хану». 4 августа осада города была снята.

Через несколько дней, «получив составленную согласно его желанию грамоту, Мухаммед-Гирей отвел войско». С собой он увозил не только сверхважный документ, но и выкуп за город, а также бесчисленное количество пленных. «Острожский летописец» говорит о 300 тысячах, а Герберштейн со слов хана – о 800 тысячах человек! Разумеется, эти цифры следует смело делить на десять, но в любом случае ущерб был огромен – пострадавшие от разорения вотчины освобождались от всех налогов на пять лет.

Как будто этого мало, крымское вторжение спровоцировало ряд народных выступлений в московских городах. «Казанский летописец» лаконично сообщал: «А мятеж учинял по всем городам велик и до Галича».

12 августа крымское войско оставило пределы Московии и перешло Оку. Обратный путь также пролегал вблизи Коломны, чьи жители сами подожгли свои дома и укрылись за стенами крепости за два дня до прохода хана, не зная о заключенном мире.

Обремененный добычей, Мехмед остановился 15 или 16 августа под Рязанью, где разыгрался последний акт этой драмы, заслуживающий отдельного рассказа. Но вначале – небольшой обзор событий на московско-казанском пограничье.

«Восточный фронт»

Боевые действия на востоке начались вскоре после восшествия Сахиба Герая на казанский престол. Уже 26 мая «татары казанские с черемисами» вторглись в Костромскую землю «и много зла учинили и в полон повели, а иных иссекли и пошли прочь». Но тамошние воеводы перехватили врага на обратном пути, разгромили, а пленных отбили. 4 июня казанские войска пытались взять Унжу (250 км к северу от Нижнего Новгорода) – «и к городу приступили, и мост зажгли и ворота», но были отбиты пушечным огнем, разорив лишь волость.

21 августа трое казанских «князей» разграбили окрестности Нижнего Новгорода, «и взяли полону множество, а иных иссекли». Сам хан Сахиб «со всеми казанскими людьми приходил на Муромские места и на Мещерские», но, к сожалению, из летописи неясно – до или после похода к Коломне. Отдельные отряды забрались на реку Сухону – в 500 километрах к северу от Москвы! В одной из волостей убили и взяли в плен 6,5 тысяч крестьян.

Великий князь, чьи силы были подорваны ханским вторжением, был не в состоянии оказать помощь далеким восточным окраинам своего государства. Лишь двумя годами позже, когда крымская угроза была снята с повестки дня на десятилетие, Василий начал полномасштабное наступление на Казань. Но этот сюжет выходит за рамки нашего повествования.

Автор: Сергей Громенко; Крым.Реалии