Слепящая тьма Нюрнберга

1 октября этого года исполнилось 60 лет со дня окончания Нюрнбергского процесса, безусловно, ставшего самым знаменитым судом в истории человечества. Для нас это больше чем просто суд. Нюрнберг — это еще и символ. Если хотите — брэнд, тесно связанный с такими понятиями, как Справедливость, Законность, Истина, победа добра над злом, свободы над порабощением, гуманизма над варварством. Возникает, однако, вопрос: почему же Нюрнбергом, словно щитом, столь охотно прикрываются коммунисты и великодержавные шовинисты? Отчего апелляцией к нему неизменно сопровождаются гневные тирады о «недопустимости» пересмотра советской исторической мифологии? Почему Нюрнберг используют для косвенного оправдания тирании, сравнимой с гитлеровским режимом?

Следует помнить, что однозначно позитивных явлений в природе не существует. Нюрнбергский процесс также противоречив. Разумеется, важность осуждения нацистских преступников от этого ничуть не уменьшается, но забывать о темной стороне Нюрнберга не стоит. Ибо ее плоды мы ощущаем по сей день.

Очевидные истины не перестают быть таковыми из-за одиозности людей, их изрекающих. Это касается и высказывания Германа Геринга о Нюрнбергском процессе: «Победитель всегда судья, а побежденный — подсудимый». Скрепя сердце мы вынуждены согласиться с гитлеровским рейхсмаршалом. Прежде всего Нюрнберг оказался торжеством победителей над побежденными. Именно это и не позволило ему в полной мере стать торжеством справедливости.

Можно много говорить о судебной процедуре, которая вызывала нарекания юристов и в далеком 1946-м, но лучше сразу перейти к сути процесса. Нюрнбергский трибунал был призван покарать руководство страны-агрессора, грубо попиравшей международное право и обрекшей человечество на шесть лет военного ада. В этом смысле адекватность приговоров, вынесенных нацистской верхушке, не вызывает сомнений. Но ведь в 1939—1940 гг. фактическим соучастником гитлеровской агрессии в Европе выступал и Советский Союз. Заключение пакта Молотова—Риббентропа, совместный с нацистами захват и раздел Польши, оккупация Прибалтики, нападение на Финляндию — все это делало сталинский режим в равной мере ответственным за развязывание мировой бойни.

В Нюрнберге, однако, политконъюнктура уверенно взяла верх над юридической стороной процесса. За свои преступления расплачивается лишь тот, у кого не хватило людских и материальных ресурсов, чтобы выиграть войну. Победителя же не только не судят, но предоставляют ему роль благочестивого судии.

Подручным товарища Сталина этот статус принес немало хлопот. Им пришлось попотеть, чтобы в ходе процесса не всплыли неприглядные деяния советского режима. В ноябре 1945-го в Нюрнберг был командирован печально известный знаток юриспруденции А. Вышинский. Помимо прочего, ему предстояло очертить круг вопросов, являвшихся «недопустимыми для обсуждения на суде». Вышинский тщательно проинструктировал главного обвинителя от СССР

Р. Руденко, как в сотрудничестве с иностранными коллегами предотвращать выброс антисоветского компромата со стороны подсудимых; как проверять материалы процесса на предмет их «приемлемости или неприемлемости с точки зрения интересов СССР» и «не допускать передачи и оглашения на суде нежелательных документов». Был утвержден специальный перечень табуированных тем из девяти пунктов:

«1. Отношение СССР к Версальскому миру.

9. Советско-польские отношения (вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии)».

Представители США, Великобритании и Франции пошли навстречу СССР, договорившись в случае необходимости тут же одергивать подсудимых и их защиту. В частности, адвокат Рудольфа Гесса Альфред Зайдль попытался обнародовать данные о секретном протоколе к советско-германскому пакту 1939 г., разграничившем сферы влияния СССР и Третьего рейха в Восточной Европе. По требованию Руденко трибунал немедленно отклонил претензии Зайдля; его обвинения в адрес Кремля были исключены из официальной стенограммы процесса.

Пойманному бандиту не позволяли «сдать» своего сообщника, комфортно устроившегося в судейском кресле. Что ж, это вполне соответствовало политике обхаживания Советов, которая проводилась западными демократиями в 1945—1946 гг. (вспомним признание сталинского диктата над Восточной Европой или содействие принудительной репатриации советских граждан). Но причем тут справедливость и законность – «краеугольные» камни Нюрнберга?

Главный итог манипуляций очевиден: со Сталина сняли ответственность за разжигание Второй мировой, а официальная советская версия войны (мол, СССР до 1941 г. в ней вообще не участвовал!) получила международное признание. Своего рода «нюрнбергский сертификат» благотворно отразился на долговечности этой версии. Она активно пропагандируется в странах СНГ, особенно в путинской России.

Нацисты и большевики были не только напарниками по военной агрессии, но и достойными друг друга палачами. В Нюрнберге сложилась парадоксальная ситуация: создателей Аушвица призывали к ответу творцы ГУЛАГа. Первое заседание Нюрнбергского трибунала открыл советский судья И. Никитченко, активный участник расправ над «врагами народа», погубивший тысячи невинных людей. Приведем красноречивый эпизод из его биографии. В 1938 г. в Приморье под председательством Никитченко проходила выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР, и один из подсудимых пожаловался, что во время следствия был жестоко избит. Будущий гроза нацистов парировал: «Вы что, хотите, чтобы вам добавили?»

Мы вновь сталкиваемся с характерным для процесса торжеством двойных стандартов. Коль скоро советская империя оказалась в стане победителей, подавление свободы, рабский труд в лагерях, террор голодом, депортации, пытки, казни получают деликатную формулировку «вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР» и… не подлежат обсуждению.

То же касается и военных преступлений, совершенных сталинским режимом в ходе Второй мировой. В лучшем случае эти факты вообще не фигурировали на Нюрнбергском процессе… Верхом цинизма стала попытка советских обвинителей инкриминировать немцам расстрелы в Катыни. Об убийстве сотрудниками НКВД тысяч польских военнопленных впервые рассказала именно германская пропаганда. В Нюрнберге Сталин и Кo решили проучить врага. Трибуналу представили фальсифицированный отчет советской комиссии Бурденко и показания нескольких свидетелей, дружно винивших в гибели поляков нацистов. Но западные судьи неожиданно проявили норов: они отказались включать пункт о Катыни в окончательный приговор и предпочли замять сомнительную историю. Впрочем, это не помешало Советам впоследствии заявлять о якобы доказанной вине немцев, ссылаясь на «материалы Нюрнбергского процесса».

Кстати, Нюрнберг отмечен попытками приписать подсудимым и другие вымышленные грехи (будто у нацистов было недостаточно реальных злодеяний!). В ходе процесса советская сторона предъявила куски мыла, будто бы изготовленные гитлеровцами из людских тел. Упоминание о коммерческом производстве такого мыла вошло в заключительный вердикт Нюрнбергского трибунала. Долгое время переработка трупов на мыло шокировала мировую общественность едва ли не больше, чем сам факт массового истребления людей. Однако в 1990 г. сотрудники крупнейшего израильского центра по изучению Холокоста «Яд Вашем» пришли к выводу, что рассказы о мыле, сваренном из человеческих тел, не соответствуют действительности. Генетический анализ образцов мыла принес отрицательные результаты; выяснилось также, что аббревиатура «RIF» на мыльных брусках означала не «Чистый еврейский жир», а «Имперский отдел по снабжению промышленным жиром» (Reichsamt fur Industrielle Fettversorgung).

Характерно, что историю с мыловарением тут же подняли на щит неонацисты, отрицающие Холокост. Логика столь же проста, сколь и порочна: газовые камеры и шесть миллионов погибших — тем более выдумки. Эта братия активно эксплуатирует и другие огрехи Нюрнберга. Сознательная ложь, даже во имя святого дела, ни к чему хорошему привести не может.

У процесса имелся еще один негативный побочный эффект, по иронии судьбы напрямую связанный с главным достижением трибунала. Военно-политическая конъюнктура 1945—1946 годов позволила заклеймить преступный тоталитарный режим, принесший неисчислимые бедствия народам Европы. Но, к сожалению, только один режим, с конкретной идеологией, породившей специфические механизмы террора. Тут сила Нюрнберга превращается в его слабость. Будучи публично и безоговорочно осужден, гитлеровский геноцид стал восприниматься как некий «эталон» преступления против человечности. И это спровоцировало неоправданную терпимость к иным формам террора, основанным не на расовой или национальной, а, скажем, на классовой ненависти. В общественном сознании уничтожение людей по социально-классовому признаку явно «не дотягивает» до подлинного, леденящего душу злодейства. Сей ментальный перекос отразился и в конвенции ООН о геноциде, принятой в 1948-м. Видимо поэтому людоедская практика тоталитарных коммунистических режимов до сих пор не получила адекватной оценки — даже на просвещенном Западе.

В последнее время раздаются призывы провести Нюрнберг №2 — суд над коммунизмом. Эта идея вряд ли перспективна. Время для организации показательного процесса, с живыми носителями преступной идеологии в качестве подсудимых и мощным общественным резонансом, безнадежно упущено. И, наверное, в каком-то смысле проведение полноценного Нюрнберга №2 сделал невозможным завершившийся 60 лет назад Нюрнберг №1. Парадоксальный и противоречивый. Справедливый и неправый. Пригвоздивший к позорному столбу палачей со свастикой, но одновременно выдавший индульгенцию палачам с красной звездой.

Михаил Дубинянский , Зеркало недели